Цитаты из книг автора «Алёна Долецкая»

– Долецкая! – перебивает Ирина Владимировна Магидова. – Last (с длинным глубоким «а» и с отодвинутым языком вглубь. – Прим. А. Д.) – это «последний». Lust, как это произносите вы (то есть сократила длину и забыла про язык), означает «похоть». Садитесь. Не сдано.

Великий женский трюк «а тебе это пойдёт ещё больше» сработал, примадонна смягчилась и стала примерять то, что не вызывало у неё особо грозного возмущения.

Славный Виктор Олегович Пелевин, писатель-загадка, человек-невидимка, мужчина-непустота, появился в моей жизни так же волшебно, как и исчез. Наверное, скоро опять появится. Но быстро сказка сказывается, не быстро дело делается, так что по порядку.

Оказалось, что больно не само по себе, что человек пьёт, – ибо кто же не пьёт в России. А то, что это питие приводит в конечном итоге к безразличию ко всем. Кроме себя

Мехрибан назначила нам встречу в Центре Гейдара Алиева и лично провела нас по музею как гид. Что такое восточная красота? Благородный профиль, осанка, гордая поступь, тёмные раскосые глаза. Улыбка не американская во весь рот, но лёгкая, еле заметная. Это по форме, по содержанию – иностранные языки, знание литературы, медицинское образование. Идеально сложена, красива.

В 2001 году стукнуло 40 лет полёту Гагарина. Для номера, посвящённого космосу, мы придумали сильную съёмку – нашли пустыню в Америке, которая была копией лунной поверхности с её воронками. Съёмка была приличная, но не выдающаяся: модель – средненькая, и кадра, достойного обложки, в полученных фотографиях не оказалось. И я говорю моему тогдашнему арт-директору, англичанину Брендану Паркеру: «Брендан, это тоска. Надо что-то делать». А у нас с ним был общий любимчик – знаменитый арт-директор Harper’s Bazaar Александр Бродович, пожизненный конкурент креативного директора Condé Nast, легендарного Алекса Либермана. Вспомнили, что десятки лет тому назад у Бродовича была похожая проблема: чуть ли не Аведон сделал не самую удачную съёмку. И тогда Бродович создал из той фотографии коллаж, как будто модель позирует в шляпе. Аведон кричал: «Как ты смеешь покушаться на мой кадр?!» В итоге два титана сговорились-помирились, и этот номер позже оказался бестселлером, попал во все архивы лучшего, что сделано в глянце.

Почти зеркальная история приключилась в легендарном книжном магазине Galignani в Париже. Там покупают библиофилы со всего мира, потому что выбор – лучший. И у них я нашла нужный мне второй том английского трехтомника «Русская аристократия: портреты в ссылке». Первый у меня уже есть дома. Редчайшее издание, составители собирали эти фотографии в уцелевших архивах всех русских аристократических семей – Шереметевых, Юсуповых, Васильчиковых, кого там только нет. О, вижу стоит моя книжечка! И забираю её с полки. А в Galignani такой длинный прилавок у кассы, на него можно книжку положить, пойти поискать ещё что-то, и потом вернуться.

Перед закрытием у кассы стоит очередь, человека три. Я встаю за ними, двигаюсь к прилавку, фактически уже достаиваю – продавщица достаёт мою старуху, я собираюсь отдать ей деньги. Она протягивает картину… но не мне, а дядьке передо мной. Я говорю: «Минуточку, это моя старуха». Дядька возражает: «Что значит ваша? Это моя старуха». А продавщица не в курсе, ей главное, кто в очереди первый стоял. Хозяин Абрам Моисеич маячит где-то вдали. Я ему кричу: «Это я, Алёна, помните, была днём, мы договорились». Хозяин, слава богу, вспоминает, говорит: «Конечно-конечно!» – и велит продавщице отдать мне мою старуху. Тогда мужчина передо мной разворачивается и резко так: «Что?!?! Что значит ваша? Она моя! Вы вообще кто такая? Я – Илья Глазунов, а вы кто?» Я говорю: «Алёна Долецкая», – очень испуганно, потому что я никогда не видела Илью Глазунова в глаза.

А когда он радуется новому голосу, это же ликование через край. Как он прыгал по сцене и вопил и подпевал, когда вышла Мариам Мерабова со своим исполнением Georgia. Эту сцену можно пересматривать в качестве психотерапевтического сеанса. Мало кто в шоу-бизнесе умеет так радоваться успехам коллег по цеху.

Он щёлкнул зажигалкой, поднёс её мне и тут – клик! – я поняла без малейшей на то причины, что он мой человек – в его жесте было что-то точное и уютное, будто он давал мне прикуривать лет двадцать. Даже сама удивилась, потому что, будем честны, совсем не все песни, которые поёт Дима, моя музыка. И вдруг он сказал: «Скажу тебе честно, твои интервью на «Дожде» – потрясающие, особенно…» И дальше перечисляет героев, с которыми я делала интервью. А я про себя: «Неужели он смотрит «Дождь»? Подлизываться ко мне ему вроде незачем, но мои интервью он помнил до цитат. И даже если он мегаотличник и решил сделать домашнюю работу заранее, чтобы потом передо мной выпендриться, все равно удивительно. «Дим, ты прямо какой-то биограф Алёны Долецкой. Откуда ты такие вещи знаешь?» Он говорит: «А ты что думаешь? Я слежу за процессом. Мне и Vogue твой нравился». Ни фига себе, думаю, неэвклидова геометрия, пересечение двух параллельных прямых. Ну да ладно, главное, чтобы звезда на съёмке была в порядке.