Ужин в семье Лизы прошёл для Миши неожиданно… по-домашнему уютно. Несмотря на то, что в начале его немного смутила белоснежная скатерть и приборы на столе, но после того, как Архип Фомич весело подмигнул гостю и радостно потёр руки, завидев на столе запотевший графинчик с наливочкой, Миша подумал, что не будет он тут не к месту. Хоть он не любил спиртное и не употреблял его, но этот весёлый взгляд деда Архипа придал ему смелости и уверенности в том, что здесь живут обычные люди, как и он сам.
Так и оказалось Екатерина Александровна, Лизина мать, больше рассказывала, иногда только спрашивая у гостя, как же ему работается на лесосплаве, не тяжело ли, и как его родные смотрят на то, что он уехал так далеко. Миша рассказал о себе всё, как на духу, не забывая лакомится приготовленным Варварой жаркое, какого он в своей жизни и не едал ни разу.
– Так ты без матери рос…, – Екатерина Александровна прижала к щеке платочек, – Тяжко, наверное, с мачехой-то, не сладко пришлось…
– Ничего, мачеха у меня не шибко суровая была, – ответил Михаил, но по глазам Лизиной матери увидел, как та жалеет его, вероятно представляя еще мальчишкой…
После того дня стал Миша чаще захаживать в гости к Елагиным, чем вызвал в Бобровке немало пересудов о себе. Иные так прямо и говорили, что позарился он дескать уж явно не на красоту Медведихи, а на достаток профессорской семьи, на добротную усадьбу да хозяйство.
– Что, Михаил Фёдорович, к профессорше в зятья метите? – ядовито спросила его Зинаида, когда Михаил наведался в Бобровский магазин за покупками, – И даже невеста не пугает?
– А ты, Зинаида, как я гляжу, до сих пор ни с кем не женихаешься? – опередив Михаила, спросила случайно оказавшаяся в очереди Людмила Тимофеевна, – Никто на такую красоту не зарится и в очередь не встаёт? А вот умела бы ты язык свой прикусить вовремя, может быть, и нашёлся бы кто. И не зыркай на меня так!
Зинаида побоялась грубо отвечать Людмиле Тимофеевне, потому что та издавна водила тесную дружбу с заведующей магазином, Тамарой Матвеевной, поэтому грубость по отношению к женщине могла обернуться для продавца лишением премии, в лучшем случае.
А Михаилу такие разговоры очень досаждали. Неприятно было слышать такое, хоть и было это неправдой, но всё же.
– Не хочу я примаком к ним в дом идти, – говорил он своей хозяйке, когда та завела про это разговор, что людские пересуды слушать не стоит, – Пойду на пилораму к Яковлеву, буду просить, пусть похлопочет, чтобы землю выделили, у меня есть немного денег, хотя бы начну строиться.
– Это конечно, пойди. Только дорого нынче строиться. Ну, может тебе лесу выделят сколь-то, да и у Лизаветы семья поможет, так и отстроитесь с Божьей помощью.
Но землю выделить оказалось не так и просто, потому что Михаил не один такой оказался, кто желает получить участок под строительство. А тянуть с женитьбой он сам не хотел, потому и поехал в город за колечком для Лизы, и уже с кольцом явился в усадьбу Елагиных, просить руки Елизаветы, дрожа от страха и телом, и душой.
Сумбурно и сбивчиво говорил Михаил, стоя перед сидевшей у круглого стола Екатериной Александровной. Пытался рассказать о том, что к лету обещали ему участок, и он уже написал заявление в сельсовете на лес, тут же перескакивал на то, что полюбил Елизавету, как только увидел…
Сама Лиза сидела тихонько в углу и улыбалась, глядя как волнуется её жених. Из-за двери любопытно выглядывала Варвара, прикусив кончик своего цветастого платочка, а возле покрытой изразцами печи на невысоком табурете сидел Архип Фомич, покряхтывая в усы.
– Миша, вы успокойтесь, – ласково сказала Екатерина Александровна, когда взмокший от волнения Михаил окончил свой монолог, – Вы можете пока пожить у нас, в усадьбе. Места здесь хватит на всех, дом большой, и левое крыло давно уже пустует. А если вы волнуетесь, что по селу пойдут какие-то кривотолки, так это дело обычное. Мы уже к этому давно привыкли и не обращаем внимания. Для меня самое главное – это счастье моей Лизаньки, поэтому за ней и остаётся слово – даст ли она вам своё согласие. А я буду рада вас благословить, если моя дочь выберет вас себе в мужья.
Миша повернулся к Елизавете, сил на вопросы и увещевания у него не осталось совершенно, и он просто протянул ей на ладони тоненькое колечко, купленное им в городе.
– Ты согласна? – только и смог он проговорить охрипшим от волнения голосом.
– Согласна, – просто сказала Лиза, и у двери радостно охнула Варвара, дед Архип довольно крякнул, а Екатерина Александровна смахнула слёзы.
Когда страсти и волнения улеглись, а на дубовом круглом столе появилась скатерть и сервиз, и румяная от переживаний Варвара накрывала стол к чаю, Екатерина Александровна сказала:
– По правде сказать, дорогой Миша, я бы очень не хотела, чтобы усадьба пустовала. Мой муж, а до этого его отец очень любили это место, и мне очень хочется, чтобы мои внуки жили здесь. Так ли вам принципиально строить свой собственный дом? Да и так ли это необходимо? Семья у нас дружная, а вас мы уже успели полюбить, вам не будет здесь плохо. Да и усадьба требует хозяйской заботы… Считайте, что это Елизаветино приданое и оставайтесь здесь. Лизанька, а ты сама что же скажешь?
Когда лад в семье, то такие вопросы решаются быстро, поэтому и было решено, что после свадьбы молодые останутся жить в усадьбе. Архип Фомич, казалось, этому был рад больше всех – с превеликим удовольствием водил он Михаила по дому и двору, показывая, что да как, а попутно сообщая, где и что в усадьбе они теперь сделают вместе!
Миша и сам будто загорелся, старинный дом манил его и некоторой своей таинственностью, и руки чесались от слов деда Архипа, что и вот тут, и здесь подправят, хозяин дому нужен, а как же!
Свадьбу даже и скромной нельзя было назвать – молодые расписались в сельсовете, и, как поговаривали бобровские бабули, обвенчались в местной церкви, но никаких торжеств не было. Гудела Бобровка после известия о том, что Медведиха замуж вышла. Не только Зинаида, зло поблёскивая черными своими глазами, нашёптывала товаркам, что Мишка-бригадир оказался таким прохиндеем! Втёрся в доверие к профессорше да и охмурил их дочку, которая того и гляди оказалась бы перестарком, потому что в Бобровке не было ей женихов.
– Ты смотри, какой оказался! Ишь! – говорила старуха Семенихина, – Тихим сапом, а притёрся. Хотя, Варвара про него говорит, что руки у него золотые, не нахвалится! Может и наоборот всё было – как батрака его себе заимели! А что, рукастый парень, да справный! Лизка-то у них всё молчком, набычится и ходит, а смотри-ка ты какого парня охмурить умудрилась! Наши-то девки, которые и с лица получше, и пофигуристей, а ни на одну не поглядел!
Кто на что горазд, то и выдумывал, а пока слухи да пересуды бродили по Бобровке, пока некоторые, такие как Зинаида, крыли почём зря то хитроватую Лизку и её семью, охмурившую бригадира, то наоборот говорили, что это сам Мишка оказался весьма падким на зажиточное хозяйство и усадьбу, сами Миша и Лиза про эти разговоры и не слышали.
Они просто были счастливы, и вообще появление Михаила в усадьбе будто заново вдохнуло в неё жизнь. Теперь во дворе часто звучала пила, под покрикивания и смех Михаила, переговаривающегося с Архипом Фомичом, то дружно стучали молотки где-то к глубине двора, а в кухне у большой печи колдовали Елизавета и Варвара.
А потом, когда уже давно улеглись и пересуды, и разговоры, когда все привыкли, что Михаил со своей Лизы глаз не сводит, в Бобровку пришла весна…
Зазеленели луга, черёмуха во дворе Людмилы Тимофеевны оделась в белый наряд, словно невеста, и проходивший мимо Михаил чуть задерживался у забора, глядя, как хозяйствует теперь во флигеле другой квартирант его бывшей хозяйки.
На душе у него было так радостно, хотелось обнять весь мир, потому что совсем недавно он узнал, что его Лизанька в положении. И скоро затопают маленькие ножки по заботливо выметенным дедом Архипом дорожкам в саду усадьбы, а Варвара достанет из большого сундука отрез батиста, чтобы шить распашонки и чепчики…
Сам он намеревался в это лето брать больше смен, и возможно напроситься у Яковлева доехать до кошельного сплава по большой воде. Там и деньги платили другие, намного больше, да и сезон не только в паводок.
Вячеслав Яковлев, обстоятельный и серьёзный мужик лет сорока с небольшим, руководит в Бобровке и сплавом, и пилорамой, и еще занимал какую-то должность в местном лесничестве. Дружбы он ни с кем не водил, к работникам был строг, но относился справедливо и с пониманием, поэтому, когда к нему пришёл Михаил Голобец, выслушал его внимательно.
– Ты, Миша, подумай хорошенько, это почти на всё лето работа, далеко от дома, – покачал он головой в ответ на просьбу Михаила, – Жена у тебя в положении, забота ей нужна. Давай-ка лучше вот на пилораму, там Захарьин на пенсию уже давно просится, а я ему замену никак не подберу, вот ты и попробуй. И рядом с домом, и зарплата хорошая. Конечно, не как на сплавах. Но ведь там сезон, а здесь ты постоянно дома будешь.
– Спасибо за доверие, Вячеслав Петрович, – Михаил кивнул, – Но я бы вот еще сезон отработал на сплаве, всё же заработок. А Захарьин, как я слыхал, как раз к зиме уходить собирается. Вот я вернусь как раз, и если ты не передумаешь, то сразу и на пилораму выйду, даже отдыхать не буду.
На том и ударили по рукам, оба оставшись довольными таким уговором. Кто бы знал тогда, как сложится жизнь, наверное, и тот, и другой из договорившихся изменили бы свои решения.
– Миш, может быть, и вправду не поедешь? – грустно говорила мужу Лиза, собирая его в дорогу, – Пока поработал бы на пилораме, пообвык. У Захарьина бы опыта набрался. Ведь денег нам хватает, не нуждаемся, зачем эта поездка… да и тяжело это, сплав, поберёг бы ты себя.
– Что ты, Лизок, загрустить решила? – усмехнулся Михаил и обнял жену, – И соскучиться не успеешь, как я уже и вернусь! Деньги нам сейчас не лишние, дом подновим, мебель какую прикупим. А потом уже и можно жить спокойно, буду на пилораме работать. Тебе можно будет уйти с мастерской, всё же это не полезно, красками дышать и всякой химией. Потом я думаю в лесотехнический поступить, образование ведь нужно, а то вот подрастёт у нас сынок, что скажет? Мама образованная, а папаня – неуч? Непорядок!
– Почему же сынок? – сквозь грусть от предстоящей разлуки говорила Лиза, – Может у нас дочка будет!
– Хорошо, если дочка! Ты её научишь, будет наши портреты рисовать! Ну, утри слёзы, хватит и самой расстраиваться и маленькому настроение портить!
Собравшись, Михаил отправился к конторе лесничества, где ждали его ребята из его бригады, кто тоже на кошельный сплав собрался, на устье Койвы, к Чусовой. Был и новенький – тот самый племянник бывшей квартирной хозяйки Михаила Людмилы Тимофеевны. Серьёзный паренёк, только после армии, чем-то напомнил Михаилу его самого. Звали новенького Игорем, а бригада уже успела прозвать его Игорьком.
Проводила Лиза мужа, скрепив слёзы, потому что Варвара сказала – плохая примета по уехавшему горевать, и стала готовиться к рождению малыша. Теперь чаще она появлялась в Бобровке, заглядывая в магазин то по одной, то по другой надобности, чем неимоверно раздражала завистливую Зинаиду, когда попадала в её смену.
– Ходит тут, пузом своим трясёт! – злобно бурчала Зина, провожая взглядом удаляющуюся Елизавету, – И так была здоровая, как кобыла, а сейчас еще пузатая, так вообще будет как бегемот!
– Зина! Прекрати! – возмущенно выговаривала коллеге Наталья, – Что она тебе сделала плохого, что ты так её ненавидишь! Ты с ней и не разговаривала толком никогда, что такое, откуда такая злость! Ой… похоже это Елизавета забыла…
Наталья увидела, что на витрине отдела промтоваров лежит свёрток, как раз только что Елизавета покупала там нитки сороковку, видимо что-то намеревалась шить.
– Дай сюда, я уберу, – зло сверкнув глазами, радостно сказала Зина, – Пусть Медведиха поищет!
– Нет! Что ты придумала! Сейчас я догоню её, отдам. Недалеко еще ушла! А у меня как раз перерыв начинается.
– Ха! Ушла! Скажешь тоже, станет она ноги свои бить, её поди дед ихний привёз, а то еще растрясёт Медведиха дитёнка своего! Тоже, семейка!
Наталья подхватила забытый свёрток и поспешила догонять Елизавету, которая и вправду ушла совсем недалеко и стояла в тени высокого тополя, вспоминая, куда еще хотела заглянуть, пока пришла в Бобровку.
– Лиза! Постой! – крикнула Наталья, – Ты забыла покупку свою!
– И вправду, позабыла, – спохватилась Елизавета, – Спасибо вам, Наталья, большое. Вот бы мне от Варвары выговор был, мы с ней пелёнки шить собрались, а нитки заканчиваются.
– Не стоит благодарности, – смутилась Наталья, – А что же ты меня на «вы»? Неловко мне, давай уж по-простому, без церемоний. Послушай, я еще тебя всё хотела спросить, сестра у меня младшая рисует хорошо, и нравится ей это. Куда бы её свозить, чтобы посмотрели рисунки, направили, посоветуй.
Елизавета посмотрела в открытое Натальино лицо, ожидая увидеть плохо скрытую насмешку, или какой-то подвох, но та смотрела на неё по-доброму, без той искорки, которая часто встречалась в глазах бобровских жителей, считавших странными всех обитателей Медвежьего Яра.
Они простояли в тени высокого тополя почти весь Натальин перерыв, смеялись, что-то обсуждая, и обе были довольны общением.
– Наташа, ты приходи ко мне как-нибудь на выходных, – пригласила Елизавета, – Приноси рисунки вашей Иришки, я посмотрю, любопытно. Можете вместе с ней к нам прийти на чай. И я напишу тебе адрес и телефон человека, он преподаёт в художественном училище, и может помочь, если увидит, что девочка талантлива.
– Лиза, спасибо, я с удовольствием, – Наташа даже чуть покраснела, получив приглашение, – Ой, у меня же перерыв заканчивается! Ну, я побежала, Лизочка, пока! А то у меня напарница, иной раз хуже собаки злющая!
– Пока! Жду тебя, приходи!
Лиза шла по улице и улыбалась. Приятно было поговорить, вроде бы даже подумалось ей, что они с Наташей могли бы стать подругами, которых у Елизаветы никогда не было. Она радовалась, что догадалась пригласить Наташу на чай, и надеялась, что та придёт.
Наталья же тоже вернулась в магазин в хорошем настроении, разговор с Лизой, которую все, да что говорить – и она сама в том числе, считали нелюдимой и необщительной, оказалась очень даже приятной собеседницей, и добрым человеком.
Надевая скинутый впопыхах синий форменный халат, Наталья прямо-таки наткнулась на злобный взгляд Зинаиды, пронзивший её чуть не насквозь.
– Что, в подружки Лизкины набиваешься? Хихикали там стояли полчаса, две подруженьки! С каких это пор вы с ней стали такие приятельницы?
– Зина, прекрати! – поморщившись, ответила Наталья, – Я не знаю, что тебе Лиза сделала, да и знать не хочу, от чего ты на неё так взъелась! А с кем я говорю и дружу, тебя вообще не касается. Знаешь что? Мне кажется, ты ей просто-напросто завидуешь!
– Ой, я не могу! – рассмеялась Зина злобным смехом, от которого двое покупателей в соседнем отделе испуганно вздрогнули и посмотрели на них с Натальей, – Да чему завидовать?? Тем, что на ней пахать можно, до того здорова? В плуг запрягай вместо кобылы, да и пашню паши!
– Ты завидуешь, – тихо повторила Наталья, чтобы не привлекать внимания посетителей, – Тому, что она за Михаила замуж вышла! За то, что он на тебя даже не посмотрел, а с неё глаз не сводит и любит её.
– Это мы еще посмотрим! – глаза Зинаиды зло сверкнули, – Скоро он на неё и смотреть не захочет, вот увидишь! Я тебе это точно говорю! Останется Лизка со своим отпрыском одна, бросит он её, даже не сомневайся!
– С чего бы вдруг, – пожала плечами Наталья и стала прибираться на кассовом столе, – Или… ты что? Что ты сделала? Ну? Говори!
– Что надо, то и сделала, – дернула плечами Зинаида, – Не твоё дело! А скажешь что-то про меня новой своей подружке Медведихе, я и на твоего Юрку сделаю, поняла? Тошнить его от тебя будет, на километр не подойдёт. Вот и Мишка разлюбит свою Медведиху, вот сама увидишь! Вспомнишь потом мои слова!
Наталья похолодела сердцем. Вообще-то она не верила в такие вещи, как разные заговоры да наговоры, но всё же…. У них с Юрой всё было так хорошо, они ладили и собирались осенью играть свадьбу, а что, если… Ну вот кто знает, про эту самую бабку Аксинью, к которой явно и ходила Зинка, разные всякие слухи ходят! И не только в Бобровке. Говорят, что к ней даже из самого Свердловска приезжают люди разные, со своей надобностью…
О проекте
О подписке