Наш дом был кооперативный, люди в нём жили благополучные. А в окрестных домах, наоборот, жили семьи очень разные. Много было таких, где родители не следили за детьми: были алкоголиками. В этих домах подрастали компании настоящей дворовой шпаны.
Особенно опасными хулиганами считались мальчишки из двенадцатого дома. Они часто приходили поиграть на пустыре и всегда подбивали наших на всякие недобрые выходки.
У нас в доме был подвал, который первое время совсем не запирался. Мальчишки любили бегать по подвалу и прятаться между труб. В подвале уже успели поселиться кошки. Жильцы считали этих кошек почти домашними и скармливали им объедки.
Однажды я гуляла на улице и увидела, что большие ребята вынесли из подвала котят. Котята были уже подросшие, с открытыми глазами. Они пищали и вырывались. С нашими ребятами шёл один известный хулиган из двенадцатого дома. Он нашёл какую-то большую жестяную банку, высокую, как ведро, и протянул ребятам:
– Давайте мы их посадим в банку.
Мальчишки и рады стараться. А котята запищали и полезли в разные стороны из этой банки.
– Быстрее! Нальём туда воды и посмотрим, умеют ли они плавать!
И сам хохотал, и наши мальчишки за ним. Хохоча, они побежали к пожарному крану и налили в банку воды. Котята ещё сильнее замяукали и, уже мокрые, снова стали пытаться выбраться.
Я поняла, что дело плохо, закричала нашим мальчишкам:
– Перестаньте котят мучить, отпустите их немедленно и назад в подвал отнесите!
А вместо них мне ответил хулиган:
– Цыц, сикильдявка, дуй отсюда, а то получишь!
У мальчишек на пустыре был разведен костёр, они хотели патроны взрывать. Хулиган им скомандовал:
– Несите банку сюда! Давайте из этих котят суп сварим!
Наши мальчишки взяли банку с котятами, принесли её к костру и поставили на огонь.
При виде этого меня охватила какая-то дикая, нечеловеческая ярость. В бешенстве я схватила с земли отрезок тонкой металлической трубы. Совершенно не чувствуя страха, побежала к костру, захлёбываясь слезами:
– Ах вы, фашисты!
Первым делом я скинула с огня банку, где пищали котята. Потом начала этих мальчишек разгонять. Они были большие, лет десяти. Но я била их куда попало со всей силы трубой: по спине, по ногам.
Видимо, я была ужасна, потому что они разбежались, крича:
– Совсем бешеная!
Расправившись с мальчишками, я побежала скорее собирать котят. Они мокрые, грязные, но живые ползали у костра: вода ещё не успела нагреться. Я собрала их всех и держала в руках: не знала, что с ними делать. А мальчишки набрали на пустыре засохшей глины и стали кидаться в меня издалека, потому что близко подойти боялись.
Когда котята обсохли немного, они опять полезли в разные стороны. То один вырывался, то другой. Поймала я одного, самого шустрого, только подняла голову – вдруг: бам! Огромный кусок сухой глины с мелкими камушками ударил мне в лоб и разбил бровь. Сразу потекла ручьём кровь. Я заревела, как сирена, мальчишки от страха понеслись кто куда. А Вовка, автор меткого броска, на пустырь убежал и спрятался в бурьяне.
Откуда ни возьмись, столько народу сразу набежало: моя бабушка, родители мальчишек, девочки большие и даже тёти из соседнего дома. Котят, героически спасённых, сразу же всех разобрали. Меня бабушка увела кровь останавливать. А Вовкин папа вышел на балкон с ремнём и грозил в сторону пустыря:
– Ну, только приди домой, три шкуры спущу!
Вечер уже наступил, а Вовка домой идти боялся, прятался в бурьяне. Мне так жалко его стало: представила, как он сидит голодный в темноте на пустыре. Пошли мы с бабушкой к Вове домой. Я, как раненый боец, с головой в бинтах, стала Вовкиного папу просить:
– Не порите сына ремнём. Он не хотел мне в лоб попасть, так случайно вышло. Я его тоже железной трубой била!
Посмотрел его папа на меня, только хмыкнул. Потом вышел на балкон:
– Иди домой, не буду пороть!
На следующий день встретил меня Вовка на улице:
– Я теперь тебя тоже защищать буду. Только скажи, любого побью!
Лоб быстро зажил, но метка на всю жизнь осталась. Одна бровь у меня ровная, а на другой волоски пучком на месте шрама вверх торчат. Муж так и говорит:
– Ты у меня – девочка со шрамом!
Я родилась в декабре, и в школу в шесть лет меня не взяли.
– Не мальчик, в армию не идти, куда торопиться, пусть ещё погуляет.
Все мои одногодки ходили в школу, делали уроки и стали меньше гулять на улице. Так я подружилась с девочкой Олей, которая была на полтора года младше.
Зимой всегда темнело рано. Мы с Олей катались на санках с маленькой горки у дома, прямо на самом краю пустыря. Пустырь был огромный, дальше шла высоковольтная линия, и только за ней начинался обжитой микрорайон, где были магазины и освещённые улицы.
Катались мы, катались. Вдруг из темноты над пустырём появился какой-то мужчина:
– Девочки, хотите конфет?
Ходили слухи о злых дядях и тётях, которые похищали маленьких детей. Мы шёпотом пересказывали их друг другу, делая «страшные глаза». Но сами мы в них, конечно, не верили. Я тоже не верила. Но однажды мама подозвала меня к себе и сказала:
– Никогда не бери конфеты у незнакомцев. Особенно, если будут звать тебя пойти с ними. А если они не отстанут, кричи.
Конфеты я вообще не любила, и сразу вспомнила, что мне мама говорила. А Оля обрадовалась:
– Хочу!
У меня санки были новые, с красивой алюминиевой спинкой. Оле же достались старые санки: без спинки. И вот этот дядя схватил мои новые санки и подвёз их к Оле:
– Садись, сейчас поедем в магазин через поле, и там мы купим тебе конфет!
Я ужасно разозлилась. Просто вскипела, как чайник. Мало того, что он предлагал конфеты, а у самого их не было, так он ещё и мои санки взял. Я вцепилась в спинку своих санок и закричала:
– Не отдам!!!
– Садись тоже на санки, я и тебе конфет куплю!
Дядя-обманщик подбежал ко мне и стал тянуть за рукав. Я вырвала у этого дяди свой рукав и за лопаткой кинулась.
Раньше детские лопатки были не такие, как сейчас. Добротная железная лопатка на деревянной ручке, почти как сапёрная. Я любила строить домики из снега и рыть пещеры в сугробах, и всегда с собой на улицу брала лопатку. Вот и тогда она у меня лежала рядом с горкой.
Я схватила свою лопатку и быстрее побежала назад, на бегу ею размахивая:
– Отдавай мои санки!!! А то я как лопаткой стукну и бабушку позову!
А дядя тем временем санки с Олей в темноту тянул, и даже не смотрел на мою лопатку. Тогда я закричала изо всех сил:
– Бабушка!!!
Дядя как-то странно съёжился, голову в плечи втянул, санки бросил и исчез в темноте. Тут и бабушка из подъезда выбежала, но не моя, а Олина.
Много лет потом по нашему дому ходила история, как я Олю от маньяка спасла и чуть лопаткой его не зарубила.
Это было последнее лето перед школой. Мы снимали дачу на Волге, в Конаково. Плавать я не умела, купалась на мелководье, где можно было «ходить руками по дну».
Мы жили с бабушкой, а по выходным к нам приезжали мама и папа.
Как-то в один из таких выходных мы отправились купаться. Папа решил меня учить плавать на глубине. Там было довольно глубоко, мне выше головы. Я била руками и ногами, пытаясь плыть. Он поддерживал меня руками, сцепив их кольцом:
– Плыви, плыви, я тебя держу!
Я не помню, сказал папа что-то или нет, но он меня вдруг отпустил. Поняв, что меня больше не поддерживают, я даже не сделала попытки бить руками и плыть. Просто ровно и гладко легла на дно, пошла под воду «топориком».
Очень хорошо помню, что я не задыхалась, мне не было страшно. Просто лежала на дне и всё.
Субъективное время остановилось. Вдали колыхались водоросли. Подо мной был мягкий речной песок. Сквозь желтоватую волжскую воду пробивалось солнце. Мне казалось, что прошло уже несколько часов, а я всё лежу в этой мутной дрёме.
Перепуганный папа вытащил меня из воды, отнёс быстрее на берег. Подбежала мама, они вдвоём стали меня трясти и тормошить, боясь, что я наглоталась воды. Как ни странно, этого не случилось. Очень удивительно, почему я «затонула», не глотнув воды. Обычно, если у человека в легких воздух, он держится на поверхности.
Папа потом меня спрашивал:
– Почему ты не стала бороться? Нас так в деревне учили плавать большие мальчишки. Заносили малышей на глубину и бросали: плыви. Я от тебя такого не ожидал. Думал, сразу поплывёшь! Так хорошо руками и ногами гребла! А ты что?
– Сама не понимаю…
Этот мой «топорик» до сих пор легенда нашей семьи. После этого случая папа уже никого так не учил плавать: ни младшего брата, ни внуков.
Впервые мы уезжали с дачи
О проекте
О подписке