Глава 2. Сотрясение

У папы в гостях мы просидели до ночи. Митя совсем не хотел уходить. Я бы тоже осталась, но папа собирался на смену с раннего утра. Я не хотела путаться у него под ногами.

Митька, конечно, уснул по дороге в машине. Я затащила его на себе домой, раздела и уложила в свою кровать.

Все равно проснется ночью в незнакомом месте и придет ко мне. Я ленивая мать. Мне тяжело мотаться ночами к ребенку. Если можно спать вместе с ним всю ночь, я буду спать с ним.

Конечно, к такому дзену я пришла не сразу. Пробовала приучить Митьку к кровати, не спала ночами, а днем клевала носом на лекциях. Если бы я продолжила такой путь самурая, то вряд ли смогла бы закончить обучение.

Поэтому к черту правила. Я буду жить, как хочу.

После трудного дня я спала как убитая. Среди ночи меня разбудил глухой звук и плач Мити. Я вскочила и нашла сына на полу между стеной и кроватью. Он свалился.

Я сгребла его с пола, успокаивала, целовала и трогала везде.

– Ушибся? Больно, маленький? Где? Скажи мне.

Митя шмыгнул носом, ничего мне не сказал, но обнял и прижался. Через минуту он снова крепко спал.

Я пыталась успокоиться, но сердце выскакивало из груди.

Никогда он не падал с кровати. Если Митя спал со мной, то почти не двигался. В своей кроватке он мог ворочаться, но там стоял специальный бортик.

Я малодушно подумала, что это Раевский во всем виноват. Он один своим существованием умудряется портить мне жизнь. Нельзя приближаться к этому человеку. От него одни неприятности.

Бред, конечно, но вдруг. Надо скорее продавать эту квартиру и возвращаться в Москву. Лучше выставлю цену пониже, чтобы забрали сразу. И не нужен мне никакой риэлтор.

Успокоившись, я обложила Митьку подушками, накидала несколько на пол и снова заснула.

Разбудил меня снова Митька. Он больше не падал, сидел на кровати какой-то потерянный.

Я протерла глаза. Сын кашлянул.

– Эй, малыш. Ты чего? – Я потянула к нему руки, чтобы обнять и потрогать лоб.

Митька снова закашлял, схватился за горло, а через секунду его вырвало.

Я с ужасом увидела что-то зеленое на простыне.

– Господи! Что это такое?

Пока я соображала, сына еще раз стошнило. Он упал на подушки. Весь бледный и вялый.

– Голова кружится? – спросила я, начиная догадываться о причине.

Митя промычал что-то утвердительное. Его обычно не заткнешь, а тут ответить не может. Я вспомнила, как сама в три года ударилась головой и заработала сотрясение мозга. Меня тошнило от любой еды, я не могла встать, все время лежала. Мама часто рассказывала, как перепугалась в тот день.

– Неужели после падения такие последствия? – думала я вслух, пока аккуратно меняла белье.

Митя попросил воды, но его снова стошнило. Он заплакал, и я обнимала его долго, успокаивая. Ко всему прочему еще и суббота – врача не вызвать.

Я позвонила папе и рассказала все. Он посоветовался с фельдшером из своей смены и выдал мне план.

– Отвези в травмпункт его, Ев. Там осмотрят, сделают рентген. Можно и на скорой прокатиться, но быстрее и комфортнее на своей машине.

– Спасибо. Поняла.

Я повесила трубку и вернулась к Мите. Он выглядел получше, но бледность никуда не делась. Никуда ехать мне не хотелось. Интуиция подсказывала, что пройдет само. Зато тревожность не оставляла. Я торговалась с собой до обеда.

Митьку тошнило снова и снова. Пришлось ехать. У меня наготове были пакетики, влажные салфетки и чистые вещи. Но в машине не было ни одного эпизода. В приемном Митя тоже держался молодцом, даже заинтересовался игрушками.

Как только я сказала про падение с кровати, нас отправили на рентген. Как папа и сказал.

Меня встретил хмурый полноватый врач. Молодой, но уже противный.

– И куда вы вечно претесь. Не сидится дома.

От его грубости у меня подкатили ком к горлу и слезы к глазам. Только ради сына я сдержалась и не позволила себе разреветься.

Митя не хотел ложиться на рентген, стал хныкать. Врач ругался на меня. Я уговаривала ребенка, целовала его лоб и держала голову, чтобы он не дергался.

– Нормально все. Череп не поврежден. Хотя и так было видно. Занимаетесь херней, мамаша, – приговорил меня чертов рентгенолог.

– А может быть сотрясение без травмы черепа? – поинтересовалась я аккуратно.

– У врача спросите, – огрызнулся мужик.

«А вы кто?», – хотела спросить я, но Митька опять закапризничал.

Пришлось забрать заключение и скорее вернуться в приемник. Там меня встретили несколько врачей. Главной выделялась девушка немногим старше меня на вид. Она расспросила о ночном падении, провела какие-то тесты и сообщила:

– Да, это сотрясение. Ложитесь. Будем наблюдать.

– Ложиться в больницу? – уточнила я с ужасом.

Мне сразу предложили:

– Можете отказ написать.

Я начиталась за утро интернета и понимала, почему она не настаивает.

– Если это небольшое сотрясение, то все пройдет за день? Так?

– Да. Скорее всего. Но никогда нельзя исключать осложнение, – сказала доктор.

У меня пересохло во рту.

– А что будут делать в больнице?

– Капельницу поставим питательную.

Я смутно представляла Митю и капельницу. Я только что с трудом держала его минуту для рентгена. Он вяленький, но все равно неугомонный. Доктор посмотрела на меня и сказала:

– Да поезжайте домой. Нет разницы: здесь лежать или в своей кровати. Если станет хуже, вызовите скорую.

Она подтолкнула мне бумагу отказа, и я заполнила форму.

Мы вернулись домой без рвотных эпизодов, но с рекомендациями врача. Нельзя читать, смотреть телевизор, играть на телефоне. Постельный режим и покой. Для Митьки с шилом в попе – это невыполнимо. Для меня – это ад.

В здоровом состоянии я бы не удержала его в постели. Но ему было плохо по всей видимости. Поэтому Митька согласился на сказку. Я прочитала ему штук семь и охрипла к чертям. На выручку пришли аудиокнижки. Я начала думать, что все будет хорошо, но между Золушкой и Сивкой-буркой его опять стошнило.

Митя вырубился, едва пробило восемь вечера. Я поправила все подушки, чтобы на этот раз не было никаких падений. Но они не понадобились. Я почти не спала, потому что ночью стало хуже. Митька метался, его стошнило несколько раз. Я перепугалась и вызвала скорую. Приехали две девочки. Митя к этому времени уже крепко и сладко спал. Они осмотрели его кое-как сонного и по-человечески посоветовали:

– Лучше утром сами приезжайте ложиться. Сейчас только измучаетесь оба.

– А если у него обезвоживание? – выдала я свой новый страх. – Его слишком часто тошнит.

Девушка осмотрела Митю еще разок и спросила:

– В туалет ходит?

– Да, перед сном точно ходил, – припомнила я.

– Дробное питье по ложке?

– Да-да, как и велели. Но его все время тошнит.

– Нет у него обезвоживания. Это просто слабость. Но если хотите, мы вас заберем в стационар.

Я чувствовала себя полной дурой, подписывая второю за сутки отказную от госпитализации. Зато твердо решила, что утром точно поеду с Митей ложиться в больницу.

Я собирала вещи, таскаясь по квартире, как призрак. Митя спал хорошо, а меня трясло от переживаний. Я написала папе, который все еще был на смене.

Будем в больницу ложиться утром.

Все плохо? – ответил отец моментально.

Спит. Не тошнит пока. Но и вчера до вечера было нормально. Я с ума сойду, а так хоть врачи рядом.

Не дождавшись ответа папы, я уснула калачиком около сына. Меня разбудил звонок. Не глядя, я сняла трубку и что-то промычала.

– Евик, привет, это я, – услышала я папин голос. – Ты в больнице?

– Нет. А сколько времени?

– Восемь. Я тут подумал и записал тебя к знакомому педиатру. Она крутая. Мы работали на скорой, но она ушла в частную клинику. Сгоняй на прием. Если ничего хорошего не скажет, то оттуда сразу в больничку поедешь сдаваться.

Я мрачно усмехнулась.

– Ты вроде на скорой работаешь, пап, а так не любишь больницы.

– Потому что делать там нечего. Я в них бывал, ребенок, и не советую повторять. Отвезти вас с Митькой? Я освободился как раз.

– Лучше домой поезжай спать, – отказалась я. – Мы сами справимся.

– Отзвонись мне, пожалуйста, после приема. Я волнуюсь.

– Хорошо.

Митя проснулся, пока мы разговаривали.

– Это деда? – спросил он.

– Да. Записал тебя к врачу. Поехали?

– Неееее. Не хочу опять, – захныкал он.

– Надо, Мить.

Это я еще не сказала ему про больницу. Папин волшебный педиатр вряд ли вылечит нас за один прием.

– Пить хочу, – пожаловался Митя и потянулся к чашке на тумбочке.

Я выдрала у него и стала поить с ложки. Он снова захныкал. Я разрешила сыну сделать три маленьких глотка.

– Прости, сладкий. Нельзя много. Вдруг опять стошнит.

Митя сглотнул. Всем своим видом он был не согласен, но спорить не стал.

Мы быстро собрались и поехали в клинику. Прием был назначен на девять. Я прихватила больничную сумку и молилась, чтобы Митьку не тошнило в машине.

Обошлось. Ребенок смотрел в окно и выглядел почти здоровым. Только щеки впали как будто, и бледность оставалась.

Я совершенно не выспалась и теперь рулила, как робот. Даже кофе не попила, но стресс бодрил куда лучше. В больницу возвращаться ужасно не хотелось, но рисковать здоровьем сына я не собиралась.

Пытаясь свыкнуться с этой перспективой, я припарковалась у крыльца клиники. Митя сидел тихонько всю дорогу. Он вышел по команде, держал меня за руку и озирался в незнакомом месте. Я сжимала сумку, в которой снова был чрезвычайный набор одежды и салфеток.

– Если будет тошнить, скажи. Побежим в туалет, – предупредила я сына.

Он что-то промычал, соглашаясь. Разумеется, мы вряд ли успеем, даже если Митя предупредит. В последнем я тоже сомневалась.

Мало мне было переживаний о сыне. Еще и на ресепшене огорошили.

– К сожалению, Наталья Петровна не сможет вас принять, – проговорила милая девушка из-за стойки, виновато улыбаясь.

– Как не сможет? Нас записали к ней на девять.

– Ваша запись была оформлена рано утром. Простите, мы не смогли предупредить заранее.

Вежливые объяснения обескураживали меня не хуже вчерашнего грубияна на рентгене. Я окончательно растерялась и от страха наехала на бедную девушку.

– И что вы мне предлагаете? Ехать с больным ребенком назад?

Она снова расшаркалась в извинениях.

– Нет, конечно. Простите, я не сказала о замене? Вас примет другой доктор. У него отличная квалификация. Он вообще в Москве работал. Не переживайте, пожалуйста.

Московский доктор всегда вызывал уважение в области. Девушка говорила о нем с придыханием.

– Наталья Петровна была вынуждена срочно уехать на похороны. Я понимаю, что вы хотели попасть именно к ней, но попытайтесь войти в положение…

Я подняла руку, останавливая ее оправдания. Нет смысла качать права. Всякое бывает. К сожалению, я много знала о похоронах и внезапной смерти.

– Ладно. Без проблем, – смирилась я и протянула ей документы.

Посмотрела вниз, а Митьки около меня уже не было. Черт, я его руку отпустила минуту назад. Паника мгновенно вскипятила кровь. Я обернулась и выдохнула с облегчением. Митя рассматривал рыбок в большом аквариуме у окна.

Его способность бесшумно перемещаться однажды доведет меня до нервного срыва. Как будто телепортируется, честное слово.

Нас быстро оформили, и я позвала Митю. Он вложил свои пальчики в мою ладонь и позволил отвести на второй этаж к кабинету.

Дверь была закрыта, но на ресепшене уверили, что доктор ждет. Я постучала.

– Да. Войдите, – услышала я за дверью до боли знакомый низкий голос.

Моя рука уже толкала дверь, но я бы успела захлопнуть ее, схватить Митьку и умчаться куда глаза глядят. Но мой неугомонный сын снова проявил суперсилу. Он дотолкал дверь и влетел ураганчиком в кабинет. Я осталась стоять в дверях, наблюдая, как в замедленной съемке за происходящим.

Сердце подпрыгнуло к горлу и забилось там. В ушах зашумело, когда я встретилась глазами с Ильей.

Илья Раевский.

Подонок, который обманул меня, разбил сердце и бросил. Самое ужасное, что он отец моего ребенка.

Пока я соображала, как быстро убраться из кабинета, мой прекрасный реактивный ребенок помчался по кабинету, сделал круг, притормозил на секунду у шкафа с игрушками и вернулся к доктору.

Митя расправил плечи, подал Илье руку и выдал:

– Здравствуйте, у меня потрясение мозга.

Я застонала. Илья хмыкнул и сжал Митькину ладошку.

– Здравствуй, – сказал он, отведя от меня глаза. – Я Илья Викторович. А ты?

– Митя. То есть Дмитрий. Дмитрий Евгеньевич Данилов.

Илья продолжал улыбаться и рассматривал Митю слишком внимательно. Я наконец отмерла, догнала сына, взяла за плечи, чтобы увести.

Илья снова взглянул на меня.