Цитаты из книг автора «Аля Алая»

– Я не хочу с этого начинать, понимаешь? Я достойна свободного мужчины, который не будет метаться между мной и другой женщиной, – из груди рвется горький смешок.

Нахожу Викины губы и целую. Никита пытается возмущенно вклиниться между нами, смешно машет ручками. Маленький носик морщится, уловив запах маминого молока, и тут же раздается легкое похныкивание. Все, папа хорош, конечно, но не как мама с ее вкусной грудью. – Еще не время, – жена отсаживается, – давай папочка, походи. Развлеки сына. Поднимаюсь и хожу вокруг столика. Вообще, грудь классная тема: ребенок хочет кушать – сися, не хочет спать – опять сися, плачет – естественно сися. Я бы пользовался этим лайфхаком круглосуточно, но Виктория не согласна. Читерство у нас не в чести, мы идем по пути выработки правильных привычек и рабской эксплуатации папочки.

Подожди, – выуживаю из кармана куртки сложенный в четыре сложения лист, – кхм… вот. – Что это? – он с любопытством разворачивает бумагу. – Никита выдал рекомендации, – постепенно краснею, и жар разливается по телу, – нам отменили половой покой. И врач даже зарисовал разрешенные позы внизу. – Вижу, – плечи Марка вздрагивают от смеха, пока он рассматривает пошлые картинки, накарябанные внизу листа, – не больше трех в день. – А вот те, что в кружочках, в приоритете. – Да, я вижу сноску, – отрывается он от человечков, которые занимаются оральным сексом, – ему нужно было в стендап, а не в гинекологию идти.

Мы на этаж ниже, – слышу, как Никита отвечает по телефону. – Вика нормально. Кофе с ней пьем, – он хмыкает. – Первую помощь оказывать надо?… Ну и ладно, не люблю возиться с мужиками. Сам знаешь, мои нежные руки совсем для другого….

А Марк как-то жаловался, что тяжело быть единственным ребенком в семье. Ну вот, теперь у него есть брат. – Ты знаешь, что чувство юмора у тебя так себе? – Оно у меня охуительное, Виктория. Держи чай, – он передает мне бумажный стакан с горячим чаем и сникерс, – ешь сладкое, быстрее отпустит.

Я тебя люблю, – выдыхаю шумно. В глазах слезы. Смахиваю их, отворачиваясь к окну. – Я тебя тоже, Вика. Тебя и нашего ребенка. Слышишь, нашего. – Слышу, – тянусь к нему, чтобы почувствовать его губы. Прижимаюсь, целуя глубоко и отчаянно. – Бля, ну я так женюсь, – раздается с заднего сиденья, – смотреть на вас без зависти невозможно.

Вы наш новый доктор? – в голосе беременяшки слышны игривые нотки. Ничего себе – флирт на последних сроках. Такое бывает? – Конкретно Виктории Весны. Прислушиваюсь, голос приятный. Судя по реакции Леры, и оболочка физическая у врача должна быть ничего. Неужели мой пенсионер, не умеющий хранить тайну Гиппократа, наконец, решил заняться внуками и сбросил меня на кого-то помоложе?

Беременность не укладывается в моей голове. Хуже лишь вопрос, следующий за положительным тестом: «Кто отец?»

А ты женился? – Второй раз, – очкарик понижает голос, пока его зазноба задницей вверх копается в машине, – и что-то опять неудачно. Такой милой была до свадьбы.

Я тут подумала… Мне нужно позагорать. Острова себе позволить не могу, а вот солярий легко. С ним кожа выглядит здоровее и привлекательнее. – Подруга искоса следит за Анжелой, которая снова прыгнула с бортика и рассекает воду гибким загорелым телом. – Мужчины любят шоколадок. – Наверное. Равнодушно пожимаю плечами. С уверенностью могу сказать лишь одно, загорелых любят фотографы, загар стройнит. Кожа на фото смотрится ровнее, не так видны покраснения и изъяны, ретуши меньше.