Мы сами по себе, мы такие или такие. Наше тело – это сад, в котором наша воля – это садовник: так что если мы хотим посадить крапиву или посеять салат, посадить иссоп и выполоть тимьян, снабдить его одним родом трав или отвлечь его многими, или сделаем его бесплодным от безделья, или удобрим навозом или бесплодной от праздности, или унавоженной от труда – все это лежит в нашей воле. Если бы равновесие нашей жизни не уравновешивали бы одни весы разума, чтобы уравновесить другие – чувственности, то кровь и подлость нашей натуры привели бы к самым абсурдным выводам. Но у нас есть разум, чтобы охладить наши неистовые порывы, наши плотские жала, наши неутоленные похоти.
«Отелло»
I
Сэр, пусть слава вам воздаст хвалу.
Что, невзирая на неблагоприятные звезды и раздоры природы. Исключительно благодаря размеренному поведению вашей жизни.
Здоровым и счастливым вы прожили дни.
Не ограничиваясь одобрением, но и взвешивая
Боли, которые вы не жалели, чтобы исправить других.
Направляя их стопы своим маяком.
К долгому и приятному путешествию по жизненному лабиринту.
Благословен ваш жребий, кто с непоколебимым умом
Под грузом лет, которых многие боятся довольны и счастливы, Твой голос в песне возвышенной рокотлив и чист.
Твои мысли ничем не заняты.
То благо твое, что для человека предназначено.
II
«Усталость и горе – это старость.
Когда от нищеты и болей свободна».
Восклицает один, «ибо это приводит к слабости.
И предупреждает нас о мрачном монархе грубом».
И все же тот, кто сдерживает свои страсти грубые.
Не срывает цветы с растущего дерева жизни.
Собирает в старости плоды сладкие и прекрасные.
Ибо природа наделена целью.
Если я, с годами, слабею и болею.
Не время, а я, причина этого моего горя.
Слишком много я внимал голодному аппетиту.
И хоть для спасения гибели я волю свою склонил,
Тщетно, боюсь – я становлюсь все старше.
И ошибки возраста не скоро исправляются.
III
В отшельнических пещерах, где зияет пустыня.
Древние отцы жили экономно —
Корни, кресс-салат, травы, избегая редких яств.
Их вкусы не были менее утонченными, чем наши.
Из их примера, подтверждения цветов
Из того, что ты мне говоришь, и в памяти я храню
Что пиры, которые безрассудство устраивает на красивых столах.
Наши тела ослабляют и снижают наши силы.
Желание человека – оставаться
Долго с живыми, ибо жить сладко.
Желания своего он может достичь воздержанием.
Дама Разум советует, трезвая и осмотрительная.
Сюда, чтобы обрести надежную привилегию.
И не спеши в царство теней отступать.
Луиджи Корнаро, часто называемый «Венецианским столетним долгожителем», престарелый автор знаменитого трактата «La Vita Sobria» (буквальный перевод – «Умеренная жизнь», но более известного как «Искусство жить долго», родился в Венеции в 1464 году.
Хотя он был прямым потомком прославленного рода Корнаро, но, будучи обманутым каким-то образом через нечестные интриги некоторых из его родственников, мы плохо знакомы с реальными обстоятельствами, он был лишен почестей и привилегий, связанных с его благородным происхождением и был исключен от всех государственных должностей в государстве. Будучи человеком большой личной и семейной гордости, он очень остро почувствовал унижение от такого обращения. И, как следствие, он удалился из родных мест и сделал город Падуя своим домом на всю оставшуюся жизнь, за исключением коротких летних сезонов, когда он удалялся в свои загородные резиденции.
Однако этот переезд, который в то время, должно быть, казался ему великим несчастьем, в конечном итоге, несомненно, оказалось благословением.
В течение долгого периода своей замечательной жизни – его философский ум часто возвращался с благодарностью к тем самым унижениям, но за которые, возможно, он никогда бы не получил бы главного стимула в своей жизни. Ибо не можем ли мы считать, что именно из-за них – он решил найти для себя более почетное имя – имя, которое должно покоиться на более прочной и более достойной основе, чем простая семейная гордость. Эта решимость, чем бы она ни была вызвана, как мы узнали из его повествования, стала кризисом его жизни, изменив, словно по волшебству, весь ее ход. И это привело к созданию славы, не только великой в его время, но и продолжающей расти с течением времени.
Для того чтобы достичь цели, стоявшей на первом месте в его разуме, первое, чему он уделял свое постоянное и наиболее разумное внимание, было обеспечение совершенного здоровья, которое он никогда прежде не знал, и которое он признавал своими лучшими доспехами в борьбе за жизнь. Это знание, важность которого в его время, как и в наше, мало кто полностью осознавал. В книге показаны подробности этой славной работы, а также ее счастливые результаты. А мы бросим здесь лишь беглый взгляд, ибо картина, которую он написал рукой мастера и никто, кроме него самого, не сможет сделать это по справедливости.
Обладая очень слабым телосложением, сопровождаемым, к сожалению, холерическим нравом, Корнаро, кроме того, в свои ранние годы вел беспечный образ жизни, что свидетельствует о легкомысленных привычках, которые в конце концов переросли в невоздержанность. Но ему было суждено оставить после себя нетленное имя, благодаря добродетели, основанной на том, что Корнаро полностью подчинил себе все страсти.
Он был почти уничтожен, прежде чем достиг сорокалетнего возраста, теми естественными и приобретенными недугами, которые в течение многих лет превращали его дни и ночи в почти непрерывное мучение.
Окончательно убедившись в том, что его противоестественные привычки, если они сохранятся, вскоре станут причиной его смерти и обладая таким решительным мужеством и решимостью, которые мы узнаем при более близком знакомстве и научимся восхищаться его главной чертой – он так полностью изменил свой образ жизни, что за очень короткое время его болезни исчезли, уступив место крепкому здоровью и спокойствию духа, которые доселе ему были неведомыми.
Одним словом, из отчаявшегося и почти беспомощного инвалида, непригодного ни для работы, ни для развлечений, он стал не только человеком совершенного здоровья, необычайно активным и счастливым, но и таким примером полного самоограничения, что вызвало удивление и восхищение всех, кто его знал, заслужив и получив титул «Воздержанный». Мягкость и доброта его изменившегося нрава в то же время снискали ему самое полное уважение и привязанность.
В городе Удине, на севере Италии, он женился на Веронике ди Спилимберго, дочери знатного дома с таким же именем. Он очень хотел детей, не только по всем естественным причинам, но и для того, чтобы его потомство могло унаследовать большое состояние, которым он обладал. В течение долгого времени разочаровавшись в этой надежде и когда он и его жена уже были в преклонном возрасте он, наконец, был очень счастлив рождением маленькой дочери. Девочке они дали имя Кьяра (Клара). В свое время она была выдана замуж за своего дальнего родственника – Джованни (Иоанна), сына Фантино Корнаро, члена богатой и влиятельной ветви семьи Корнаро Пископия. Она стала матерью восьми сыновей и трех дочерей, всех, кого Корнаро – как мы узнаем из его собственных слов, дожил до того времени, когда увидел их и насладился их обществом.
Верно соблюдая этот мудрый закон природы, умеренность, в течение стольких лет, он предвкушал, с уверенностью – которая, как покажет продолжение, не была ни необоснованной, ни разочарованной – счастливую и процветающую жизнь не менее века. И этот срок, как он был уверен, он мог бы значительно продлить его и дольше, если бы ему посчастливилось начать жизнь с теми преимуществами, которые, как он уверял нас, его учение дарует детям всех, кто ведет умеренный образ жизни, которого он с удовольствием придерживался.
До самого конца своей замечательной жизни он сохранил свое привычное здоровье и бодрость, а также владение, в совершенстве всеми своими способностями. Ни одна рука, кроме его собственной, не может достоверно рассказать нам о развлечениях и удовольствиях той счастливой старости, к которой он призывал всех стремиться. Но мы можем подытожить все это одной короткой строкой, в которой он заверяет нас: «Я никогда не знал, что мир так прекрасен, пока не достиг старости». О том, что его случай не имеет аналогов и параллелей, он и сам не был в неведении. Этой мыслью он не только испытывал простительную гордость, но и извлекал одну из величайших радостей своей старости, когда он размышлял о том, что в то время как многие другие до него писали хвалебные речи о воздержанной жизни и регулярности, никто, в конце столетия жизни, не брал в руки перо, чтобы оставить миру историю о своем личном участии во многих неописуемых благословениях, которыми он наслаждался в течение стольких лет. Ни один человек, восстановив подорванное здоровье, не прожил столько лет, чтобы рассказать миру о том, как он это сделал.
Единственной мыслью, которая занимала его сердце, была благодарность за выздоровление и за бесчисленные благословения его долгой жизни. Он надеялся, что это чувство будет и впредь приносить существенные плоды, ибо он жил и умер в уверенности, что его труды по написанию достоверного отчета о пережитом, принесут пользу тем, кто будет его слушать. Он был убежден, что если он, начавший жизнь в условиях стольких недостатков, смог достичь совершенного здоровья и сохранить его в течение стольких лет, то возможности тех, кто наделен совершенной конституцией и с детства опирается на умеренные правила жизни, должны быть почти неограниченными. Будет трудно найти где-либо зафиксированный случай, когда конституционные недостатки, усугубленные неразумными привычками жизни, угрожали более преждевременной смертью и если Корнаро, с его конституцией – слабой от природы и организмом, явно разрушенным в возрасте сорока лет, смог достичь таких результатов, кто возьмет на себя смелость установить предел возможности долголетия человеческой семьи после того, как несколько поколений верно соблюдали мудрые законы Природы?
О проекте
О подписке