Всю нерастраченную нежность

Сандро вложил в свою богиню,

И осиял её нездешний

Свет, что струится и поныне.

Светла, мила, невозмутима

В своей безгрешной наготе,

И целомудренная сила

Сердца растапливает все.

И он трагедию потери

Своим талантом превратил

В Рожденье вечное Венеры

И той, чей облик оживил.

Теперь над ней не властно время,

Он Симонетту воскресил,

И юный лик, почти нетленный,

Для нас, как символ сохранил.

Он вечно предан своей пассии,

И в срок, когда он в гроб сходил,

Свои похоронить останки

У ног возлюбленной просил.

Но лишь спустя тридцать четыре,

С её ухода долгих лет

Покинул землю Боттичелли –

В раю искать любимой след.

Друзья исполнили желанье,

Что Боттичелли завещал,

И Симонетта с Алессандро

Навеки с ним, как он мечтал.

* * *

Но я немного отвлеклась,

Вернусь на нить повествованья,

Когда к искусствам чутка власть,

Шедевр возможен к созерцанью.

Семейство Медичи практичны,

Вложеньям своим знали счёт,

За вкус к искусствам, эстетичность

Им благодарность и почёт.

Могли бы тратить капиталы

На удовольствия, охрану,

Вести войну и строить замки,

Им было это по карману.

И было, впрочем, это так,

Им светские близки манеры,

Но им дано было сверх меры

Чутьё к прекрасному всегда.

Их почитал сам Боттичелли

За покровительство искусствам,

Ценилась роскошь в их правление

И некая свобода в чувствах.

Их благородства есть примеры,

Любви к твореньям красоты,

Умение ценить шедевры

И поощрять творцов мечты.

Оценена и славна этим

Медичи знатная семья,

Отцы это привили детям,

И продолжали сыновья.

И знали мудрые банкиры,

Чтоб след оставить свой в веках,

Переплести им надо имя

С тем, что пребудет жить в сердцах.

Прошло тому с десяток лет,

Погиб Джулиано при восстании,

Ушёл Лоренцо-меценат,

Последний отпрыск был в изгнании.

И власть семьи пришла в упадок,

Правление взял Савонарола,

Монах-аскет, доминиканец,

Он веры яростный поборник.

Монах неистовым погромом

Принёс Флоренции «Судный день»,

Грозил он молнией и громом

Всем кто к искусствам тяготел.

Он звал предать огню творенья,

Что есть пособники греха,

И светские произведенья,

Все, в чём заметна красота.

Всё, что по мнению монаха

(Кто должен жить в монастыре),

Смущает ум, лишает страха

И дарит радость на земле.

И проповедь свою продолжив,

На площадь вывел горожан,

И запылал костёр безбожно

Всем тем, что он конфисковал.

Горели книги и картины,

Произведения искусства,

Свирели, лютни, клавесины,

Их струны лопались так грустно…

Сжигались тонкие одежды,

Пылали роскоши наряды,

Горели, плавились шедевры,

И бились зеркала и статуи.

Предал огню, «Костру тщеславия»

И Сандро сам в порыве яром

Свои картины-мифографии…

Исчезли в пламени пожара.

Но тот огонь, что пламенел там,

Где красота вдруг стала тленом,

Пожрав учеников творенья,

Не тронул нежную Венеру.

А через год на том же месте

Сожжён был сам Савонарола,

Народ тот с фанатизмом тем же

Волок на казнь его сурово.

Его правление было кратко,

Но в разрушении преуспел,

Пока не отлучил сам папа,

Он натворил немало дел.

Но проповедь его проникла

В глубины сердца… и сомненьем

Смутила душу живописца,

Чуть не сгубив его творенья.

Казнь тяжело в нём отразилась,

И Сандро, мучимый виной,

Стал постепенно нелюдимым,

Сменив в картинах свой настрой.

И жизнь сменила свои краски,

И постепенно, день за днём,

Угасла яркость его сказки,

Что била трепетным ключом.

Иссяк поток заказов частый,

В картинах изменилась суть,

Едва сводил концы с концами,

Чтобы держаться как-нибудь.

И так обычно происходит,

Коль жизнь стремится под уклон,

На пике мало кто уходит,

Таков привычный есть закон.

И лишь спустя четыре века

Вновь Боттичелли знаменит,

Его «Рождение Венеры»,

Всех восхищает и пленит.

Весьма капризная Фортуна

То дарит нам удачи проблеск,

Богатство и признание всюду,

То забытья разверзнет пропасть…

То снова дарит благосклонность,

Забывши прежний свой каприз,

Вновь позволяет славы громкость,

Но некому вручать сей приз.

* * *

Но мы вернёмся к краскам рая,

Где плещет радостно прибой,

И волны, ракушку качая,

Её несут на брег морской.

Светла, прекрасна Дева моря,

Жемчужина лазурных вод,

На гребешке – дар Посейдона,

Уран её нам отдаёт.

Она, как будто пробуждаясь,

Для мира этого рождаясь,

Ещё она в задумке божьей

И в мир другой пока что вхожа.

Невесела и безучастна,

Её душа невозмутима,

Эфир пока её пространство,

Где мысль творит непостижимо.

И видя в нас несовершенность

Тел и природы нашей бренность,

Её печалит обречённость,

Любви земной предел и смертность.

Но пробуждаясь постепенно,

Вступает в мир природы тленной,

Любовью Землю наполняя,

Как открывая двери рая.

И свет, и тон, и радость жизни,

И всех надежд исток возник,

И дух захватывает вихрем,

Что да, возможен счастья миг!

И в торжестве Природы силы,

Все боги радостно встречают,

Зефир и Флора вход почтили,

Её цветами осыпают.

Зефир, бог западного ветра,

С женой своей, цветов богиней,

Союз плотской с духовной силой,

Символизируют в картине.

Дочь Зевса и Фемиды Ора,

Богиня смены времён года

В цветочном праздничном уборе,

Спешит закрыть её покровом.

Новорожденье созерцая,

Красу Венеры прославляя,

Порфирой власти наделяет,

Её, как божество, венчает.

А за спиной весенней Оры,

Склоняясь ветвями к Венере,

Знак плодородия, жизни полной,

Есть апельсиновое древо.

Дождь из фиалок, маргариток

И белых роз, что по преданью,

Он не случаен на картине –

Несёт любви очарованье.

Из этих трав готовят зелья,

Чтобы привлечь любви избыток,

Собрав богов благословенья,

Готовят так Любви напиток.

И здесь камыш, как символ «скромность»,

Он хочет спрятать Красоту

От тех, кто видит в ней греховность,

Что глаз мозолит чернецу.

Но если мысли ваши чисты,

Вас не смутит и нагота,

Находит каждый то, что ищет,

И бес мутит их неспроста.

А вот … Венера торжествует,

Весь Кипр в праздничном цветении,

«Весна» о том благовествует

Шедевром ярким Боттичелли.

Хоть не являются диптихом,

«Весна», как будто продолженье,

Как две сестры – иконы стиля,

Всегда совместны в обсуждении.

Стихам Лукреция внимая,

В сюжет картины полагая,

Поэме «О природе (всех) вещей»,

Явилась иллюстрацией к ней.

И на́ берег легко ступая,

Ковёр цветочный расстилая,

Венеры шествие чудес,

Встаёт вокруг фруктовый лес.

И всё весной благоухает,

Собой Венеру прославляет.

И наполняет всё вокруг

Цветеньем, пеньем птиц… и в круг

Танцуют грации, маня,

И жизнь в раю благословя,

Их талиям не нужна узда,

В них плодородие всегда,

Вуаль и газ их обнимают,

Но мало что они скрывают,

Им нет границ и нет цепей,

Цветущим в радости своей.

Зефир там Хлою похищает,

Супружество ей обещает,

Она же от него таилась,

Во Флору сразу превратилась.

И вырвавшись из его рук,

И говорит цветами вдруг,

И вот уже в красе другой

В венке нас радует собой.

Венера в миртовой листве,

Под сводом арочном ветвей,

Стоит застенчива, скромна,

В порфире царственной она.

Над нею озорной Амур

(Не виден нам его прищур)

Парит, готов пустить стрелу

В беспечном баловстве, кому –

Ему неведомо, куда –

Завязаны глаза всегда,

Но знает то его стрела,

И ждёт в натяге тетива…

Меркурий сад тот охраняет

И кадуцеем управляет,

С мечом косым наперевес

Он гонит тучи все с небес.

Прекрасен в мужеской красе,

В пурпурном шёлковом плаще,

С ним атрибуты божества,

В сандалиях, шлеме два крыла,

Несёт достаток и прибыток,

Торговли бог, хитёр и прыток,

Скор на обмен и на заём,

Мешочек золота при нём.

Предсвадебное наставленье

Несёт собой это творенье,

Меркурий в облике Лоренцо,

Ди Пьерфранческо род Медичи,

Невеста есть Семирамида,

И облик сей несёт Харита.

Харита смотрит на Меркурия,

Любви начальное мгновенье,

Чтоб были счастливы супруги,

Союзу то благословенье.

Античной мудрости идеи,

С христьянским духом сочетая,

В том римский папа (всех святее),

Не видел диссонанс морали.

И мы восторженной душою,

Внимаем чуду Боттичелли,

Что гимн поёт всему живому,

Любви и счастью прославленье.

Он сам прекраснейшей душою

Привлёк из высших сфер небесных

Поток любви к земной юдоли,

Создав гармонии блаженство.

И тот, кто вхож в это пространство,

Уловит радости энергии,

Услышит звуки Ренессанса,

Что побеждают смерть и тленье.

На красоту есть тоже мода,

У разных школ свои манеры,

Но на искусства небосводе,

Не меркнет красота Венеры.

Венера мэтра Боттичелли,

Для всех времён и школ прекрасна,

Хоть краски сильно потускнели,

Измене вкусов не подвластна,

Признает образ совершенным,

Воздавши должное ему,

И взгляд совсем неискушенный,

Скользнувший кратко по нему.

Шедевры кисти Боттичелли,

Имеют стиль свой узнаваем,

Весьма богаты по сюжету,

Изящны, стройны, линеарны.

«Рожденье» – первый холст в Тоскане,

Дотоль в почёте древесина

Была для этой цели ранее,

Но вот шестой уж век картине.

Художник темперой писал,

Она проигрывает маслу,

Но он при этом сам создал

Яичную грунтовку, к счастью.

Но цвет от времени тускнеет,

Хоть сохраняет тон лазури,

Но холст не дерево, стареет

Быстрее, чем доска из дуба.

Творенье нам пока доступно,

В Уффици, лицезреть успеем,

Чтоб оказаться в мире чудном,

Пока во прах не стёрло время.

Венера кисти Боттичелли

Есть символ вечной красоты,

Возвышенной любви сквозь время

И целомудренной мечты.

Текут столетия рекою,

А дева юная цветёт,

Играет рыжею волною

Зефир с рождённою из вод…^[2]

5.05.2022