– Ох, – замахала руками та, – кака говоря-то у тебя пошла! Где тока набралси?

– Да ить, – почесал под костлявыми рёбрами его бессмерчество, – дурное слово – как банный лист. Не приметишь – а оно уже на языке, как на заднице, висит.

– Ты, Кощеюшка, за говорей-то следи! – строго попеняла подруга Кощею. – Сам знаешь, времена-то у нас какие…

– Да знаю, – махнул рукой тот. – А какие ишо будут?

– Того не ведаю, – отрезала Ягиня, – а тока щас-то неча варежку разевать. Шовелиться надоть.

Кощей на это ничего не ответил, а только что-то сосредоточенно мараковал внутри себя. Картина вырисовывалась хаотичная, недостающих кусочков было – тьма-тьмущая, а делать что-то надо было. Тут Ягиня в точку сказала.

– Гномы подчистую скупили весь ведьмин камень, – сказал он задумчиво, – вот и смекай, что и как. А ещё на ярманке слушок ходит, что Кир Наместник от гномов дары принял. Богатые. Что вроде с орфеликом они опять вместе.

– Бойтеся гномов, дары приносящих, – отозвалась Ягиня. – Так, што ль, раньше говаривали? Вляпаемси мы с емя опять, чую.

– Угу, – нехотя подтвердил Кощей.

– А ты к кикимору идти не хочешь, – продолжила гнуть своё старая, – и к Горынычу тебе путь заказан.

– Да не дави хоть ты на больное, – грустно сказал тот. – Алевтин-то ещё знашь што сказал? Слух идёт, что люди на Стразе появляться начали.

– Да как это? – сразу не нашлась чего ответить Ягиня. – А Наместник?

– А вот и думай тогда, что Наместник, – буркнул Кощей. Ягиня открыла рот, потом прикрыла его рукой, показала пальцем вверх и покачала понимающе головой.

3

– Такие дела, подруга, – вздохнул Кощей, прервав затянувшееся молчание. – Такие дела.

– От Алевтина слух-то, поди? – поинтересовалась Ягиня.

– От него, – кивнул Кощей.

Та пожевала губами, раздумывая:

– Доверяешь ему?

– Нет, конечно, – отрубил Кощей. – Но всё может быть. Не удивлюсь.

– А я вот, Кощеюшка, удивлюсь! – не согласилась та. – Оно и вправду всё может быть, но токо окромя этого.

– Что, думаешь, у Наместника свои планы?

– Это уж точно, – серьёзно подтвердила Ягиня догадку Кощея, – даже не сумлевайся.

– Дела-а-а, – опять протянул Кощей.

– А к кикимору всё ж таки надоть наведаться.

– Да я рази против! – согласно махнул рукой его бессмерчество. – Лишь ба толк был. А то от них, от диссидентов, одни слюни…

– Как сказать, Кощеюшка, – несогласно покачала головой Ягиня, – как сказать.

Кощей на это несогласие ничего не сказал, только погладил ласкающегося котика. Потом махом допил оставшийся в кружке чай и предложил:

– Давай-ка лучше посмотрим, где там наш закусон сердешный. Добрался ли?

– И то! – согласилась Ягиня, доставая золотое блюдечко с голубой каёмочкой.

– Где же яблочко-то у меня? – остановилась она в раздумьях.

– Так вон же оно, – подсказал Кощей, показывая в угол, – котик играл.

Яблочко было поднято, обдуто, обтёрто и положено на блюдечко. Ягиня, хитро улыбнувшись Кощею, лихо дунула на него, и завертелось, закрутилось яблочко, покатилось по блюдечку. Постепенно ускоряясь, яблочко словно расчистило внутренность блюдца, и показалась картинка. Как есть живая. А в ней поле.

С высоты птичьего полёта Ягиня с Кощеем увидели связанных Болтуна и Солипатроса, а рядом с ними крепкого бородача.

– Вот иди ж ты на косую! – выругался Кощей. – Какая нелёгкая их к Соловью-разбойнику занесла, а?!

– Знаю я эту нелёгкую, – задумчиво промолвила Ягиня. – Точнее – этого.

– На Болтуна намекаешь? – встревожился пуще прежнего Кощей.

– А на кого ишшо-то! – резонно ответила та.

– Дак это, – не унимался в эмоциях тот, – это ж какого кругаля дать надо, чтоб туда попасть!

– Ну, для бешеной собаки семь вёрст не крюк, сам знашь, – сказала Ягиня. – А этому – и все десять.

– Да уж, – невесело вздохнул Кощей, – от Соловья им просто так не уйти. Что, видать, придётся на выручку лететь?

– Не к спеху, Кощеюшка, – ответствовала подруга. – Пусть помаринуются там. Можа, поумнее станут. А мы по-кудась до кикимора слётаем. Поважнее дело будет.

– Ну как скажешь, – сказал тот, вставая. – Только это ж на Хрустальных берегах, чтоб им пусто было. Путь-то неблизкий. Да и таможня опять же.

– Ну а што, Кощеюшка, – на ходу поддержала тему Ягиня, – оне, дисс… гм… несогласные-то, завсегда подале от родимой земельки.

– Ага, – криво ухмыльнулся тот, – издаля же всё лучше видно.

– Знамо дело, – серьёзно сказала Ягиня. – А ты, Кощеюшка, быдта зуб на него имеешь? Энто ты зря.

– Да вредный он, – махнул рукой его бессмерчество, – говорил же. И непонятный. То с Наместником вась-вась, шуры-муры. А то вдруг ни с того ни с сего несогласный он. Весь прям из себя.

– Ни с того ни с сего даже дожжик не быват, – мотнула головой подруга, – а уж в такем-то деле…

Кощей тему продолжать не стал. Крякнул и пошёл на двор. За ним и Ягиня.

Путь действительно был не такой уж и близкий, но и не далёкий. К тому же они решили взять с собой ступу, так что транспортировка на Хрустальных берегах обещала быть быстрой. Правда, сумма, которую пришлось отдать за допбагаж, превышала все мыслимые приличия. Но тут уж против ветра не попрёшь. У Высших Сидхе всё схвачено.

– Что, Кощеюшка, – ласково спросила Ягиня, понимающе глядя на него, – золотишка жалко?

– Как тебе сказать, – буркнул нехотя Кощей, – чтоб не обидеть…

Место, где обрёл пристанище кикимор, называли Погаными болотами только на Стразе. Откуда взялось такое красноречивое название, народ давно позабыл, а только приклеилось – и всё. На деле же это было весьма приличное, даже фешенебельное место. Вообще-то здесь начинался Гобленд. А Гобленд, кто не знает, место насиженное. Для банковского дела здесь мощная пруха. Да и не только.

Вот и природа не подкачала. Озёра в обрамлении живописных гор. Дубы-колдуны. И луга с травой.

Собственно, в траве-то весь цимус и заключался. Кикимор, даром что со Стразы, имел недюжинный бизнесовый талант. Злые языки поговаривали, что без особого хитрого волшебства тут не обошлось, но никто ничего запретного не нашёл.

А только наладил кикимор производство отличнейшей трын-травы. Надрессировал зелёных зайцев на добычу – и пошла маза. А трын-трава стала твёрдой валютой, востребованной по всем Хрустальным берегам. Наилучшее средство от стресса. А стресс, кто не знает, – бич современного общества. Да.

– Красота-то какая! Ле-по-та! – поцокал языком Кощей, вылезая из ступы.

Путь оказался на удивление скорым. На таможне всё прошло гладко, и вот уже ухоженные просторы Поганых болот расстелились перед ними.

– Знает кикимор, душа грешная, где деньки шить-коро-тать да добра наживать, – поддакнула Ягиня. – Всё ж не в нашенской грязи бултыхаться.

Светило яркое солнышко. Дубы-колдуны колыхались неспешно под лёгким ветерком. Глубокие чистые озёра манили галечными пляжами.

Терем кикимора впечатлял размерами, убранством и модерновой архитектурой. Ворота были закрыты, но в сторонке спутники узрели маленькую открытую калиточку и не раздумывая пошагали на поиски хозяина.

Хозяин обнаружился вальяжно сидящим в шезлонге под раскидистой цветущей акацией. В руке у кикимора был высокий бокал с лонгдринком, который он с оттягом дул через золотистую соломинку.

Вообще имя кикимора – Линь. Но вот с недавних пор (после начала его известного диссидентства) скорые и острые на язык доброжелатели приклеили ему прозвище – Линь Курбский. Видать, с каким-то смыслом.

«Вот ведь придумают же, – усмехнулся про себя Кощей. – И откуда только берётся! Творчество масс, понимаешь».

– Неплохо устроился, дружок, – Ягиня вежливо поприветствовала Линя. – Не виделись сто лет.

– Да не, – мотнул тот головой, – меньше. Какими судьбами?

Тон у кикимора был суховат. Кощею он лишь слегка кивнул, и на том все церемонии, видать, посчитал выполненными.

– Проведать тебя захотелося, – не моргнув глазом, сказала Ягиня. – Заоднем и поболтать о том о сём.

– Угу, – глубокомысленно хмыкнул кикимор, – как же!

– Што-то, ты, друг милай, недоверчивой какой-то стал, – покачала головой Ягиня. – Давеча-то бывал вот…

– Дак это давеча, – не моргнул глазом кикимор, – а теперича… это вам не то, что давеча. Вот такие дела.

– Ладно тебе щёки дуть, – не выдержал Кощей, – мы ж к тебе не просто так.

– Ага, – насмешливо протянул Линь, – я так и понял.

– Хамишь, – мрачно констатировал его бессмерчество, – парниша.

Ягиня, учуяв, что дело идёт к ссоре, решила встрять, пока не поздно.

– Терем-то себе отгрохал – о-го-го! – повернулась она к «отгроханной» избе. – А чего не пригласишь, не покажешь хоромы?

Кикимор озадаченно посмотрел на Ягиню, словно соображая, как бы её получше отшить. Но потом что-то поменялось в его взгляде и он, вальяжно потянувшись, ответил:

– Да милости просим! Что, жалко, что ль!

В хоромах было весьма прохладно, разноцветно и даже витиевато местами.

– Вот ведь кака золотина выстроена! – повосторгалась Ягиня. – Богато, нет слов.

Линь щёлкнул пальцами – и возник немолодой уже полевик в нарядной ливрее.

– Чаю гостям. Фирменного.

Тот поклонился и исчез. Через несколько минут на подносе был принесён чай. Фирменный. Из свежесобранной трын-травы.

– Давно хотел спросить, – сказал Кощей, беря чашку (он явно желал загладить первые непонятки), – а почему у тебя траву зайцы косят? Почему именно они?

– У них нюх на неё, – тоже миролюбиво ответил кикимор. – Тут, знаешь, тоже нюансов хватает. Не всякую траву и не всегда брать можно. А они знают. В этом и секрет.

– А-а-а, – дипломатично хмыкнул тот, – понятно.

– А мы, Линюшка, вот по каковскому делу, – приступила Ягиня, решив, видать, что момент непрочного мира надо ловить, пока не сдулся. – Странные дела у нас творятся. Слыхал, поди?

– Ну, кое-что, – уклончиво ответил кикимор.

– Порешили лешего у нас. Помнишь его? Слухи разные по Стразе пошли. Даж про людей начали поговаривать. Но мы-то знаем, что это не они. А засланец один. Отседова. С вашей стороны. Мы это точно знаем. Так что ниточка-то отсюда тянется. А у кого нам ишо проведать, что на Берегах-то творится, как не у тебя, а? Ты вона как тут устроился. Про нас и знать не хошь. Но мы, вишь, сами тут как тут. Думали действовать начать ужо, да решили погодить. Чой-то кажется нам, что надо бы тут разобраться с вопросом. Как мнишь?

– Ягиня-то хотела сразу Наместнику стукнуть, – вставил свои пять копеек Кощей, – да я удержал. Сдаётся нам, что Наместник здесь стратегию мыслит свою. Вот только какую?

– А ты ево, Наместника-то, лучче многих знашь, – подытожила Ягиня. – У нас слух ходит, что он с Сидхе васькается. Что, мол, всю Стразу уже на подарки извёл. Всё хорошим для них стать хочет. А тут вона какая смута намечается. Сам Горыныч не ровён час проявится. Не накрылося бы всё наше болото шифером при таких делах-то.

– А вам-то чего? – невозмутимо спросил Линь.

– Это как это? – не понял Кощей.

Ягиня тоже вскинула брови дугой.

– Ну чего вам-то от этой смуты? – так же невозмутимо продолжил тот. – Ну будет смута или не будет, вы при любом раскладе переживёте. За что печётесь?

– Дак за Стразу, Линюшка, обидно, – начала объяснять Ягиня. – Мы как-никак патриоты.

Лицо у кикимора при этих словах сделалось такое, словно он проглотил лимон. Да не один, а пару кило.

– А-а-а, – выдавил он с показной искрой глубокого понимания проблемы, – ну тогда слушайте.