Раздумья ночью у окна

 
Правит свой бал нынче зимняя вьюга,
Вальсом проходит по спящим лесам,
Пляшет мазурку с метелью-подругой
По занесенным снегами полям,
Полькой резвится по зимней дороге,
Вместе с кустами выводит фокстрот
И, как медведь, что разбужен в берлоге,
В трубах печных свою песню поет.
В доме тепло. Раскаленная печка
На пол бросает взгляды огня.
Стол у окна. На столе стоит свечка,
Ровно горит и глядит на меня.
Что ты глядишь, мой сосед, молчаливо,
Редко мигая, пускаешь дымок?
Слышишь, как тихо поет, сиротливо
Где-то в углу, пробудившись, сверчок?
Место тебе у окошка досталось
Мир озарять желтоватым лицом.
Может, помочь тебе самую малость,
Взять потушить, чтобы больше осталось
Воска пчелиного в теле твоем?
Или оставить мне эту затею,
Дать догореть тебе, друг, до конца,
Чтобы ценою ты жизни своею,
Сумрак ночной у окошка развеяв,
Скуку и грусть отогнал от лица.
Вот он вопрос философии вечный:
Быть иль не быть, обезглавить – простить.
В войнах страстей и борьбе бесконечной
Люди пытались веками решить.
Сколько трактатов написано ими,
Сломанных судеб, великих имен!
Только на деле решает все ныне
Страж человека – естественный сон.
Вот, подчиняясь его повеленью,
Тянется медленно к другу рука.
Раз – и не стало с ее изволенья
Желтой головки свечи огонька…
Трудно порой философские мысли
В рамки загнать, подчиняя закону:
Нет головы – есть продление жизни
Лишь потому, что сон нужен другому.
 

Птичка

Кате

 
Из раскрытой клетки
Выпорхнула птичка
И сидит на ветке,
Пташка-невеличка.
Головою крутит,
Делать что не знает,
Ножками на ветке
Все перебирает.
Может, ей вернуться
В домик, за решетку,
Пусть свободы мало,
Да еды в охотку.
Некого бояться —
Пой да пей водицу.
Кошке не добраться,
Лишь во сне ей снится.
Или, может, все же
Полететь на волю?
Жизнь одна дается —
Так прими раздолье.
Пусть сама за кормом
Будешь отправляться,
От ворон да кошек
Прятаться, спасаться.
Но зато с другими
Птичками на воле
Будешь заливаться
В многогласном хоре.
А когда осенний
Лист на землю ляжет,
Путь на юг далекий
Предков зов подскажет.
Что же делать птичке?
Трудно ей решиться.
На поля податься?
В клетку возвратиться?
Долго размышляла
Птичка у окошка.
Тут ее поймала,
Ну и съела кошка.
 
 
Так и мы порою,
Выбрать что не зная,
Ищем лучшей доли,
Счастье лишь теряя.
 

В лесу осенью

 
И Осень тихою вдовой
Вступает в пестрый терем свой.
 

И. А. Бунин

 
Застеленный ковром малахитовым
Мягкотело-пушистого мха,
Лес встречает, как мальчик воспитанный,
Появленье осеннего дня.
 
 
Багровеет от радости папортник,
Видя взгляды нарядных осин.
Так слугою назначенный лапотник
Вдруг представил, что он господин.
 
 
Золотисто-багряно-лиловые,
Молодые деревья стоят
И на поросль, что рядом, зеленую
Свысока, улыбаясь, глядят.
 
 
Три сестры, три мохнатые ели
Устремились в объятья небес,
И как птицы они бы взлетели,
Да за корни держит их лес.
 
 
Их подружки, поодаль стоящие,
Уже с этим смирились давно
И, как зрители, фильмы смотрящие,
Созерцают на небе кино.
 
 
Но пока там картина обычная:
Из седых облаков пелена,
Что для осени дело привычное,
А точнее, конца сентября.
 
 
В одиночестве гордом береза
Золотой примеряет наряд.
Ее листья, по прошлому слезы,
На свиданье с землею летят.
 
 
Дню осеннему искренне радуясь,
Упивается лес тишиной.
На березу нарядную жалуясь,
Говорят ели грустно со мной.
 

Среди волн

 
Суровым отблеском ножа
Сверкнешь ли, пеной обдавая?
Нет! Ты не символ мятежа,
Ты – Смерти чаша пировая.
 

В. В. Гофман, 1904 г.

 
Шторм угасает. Черное море
Волны о скалы дробит.
Ветер резвится в бескрайнем просторе
И, завывая, свистит.
 
 
Тучи нависли над самой водою,
А в это время вдали
Чистое небо блестит полосою.
(Как его ждут корабли!)
 
 
Но, не желая покою сдаваться,
Дыбится в море волна,
С нею другие встречаться боятся —
Их не жалеет она.
 
 
Пену с подружек гребнем сбивая,
Мчится волна на скалу.
Цвет бирюзовый на синий меняя,
Рвется она в вышину.
 
 
Вот и скала, созиданье гранита,
Смотрит волна на нее.
Верится ей, что не будет убита.
Жизнь так прекрасна ее!
 
 
Рокот. Удар. Туча брызгов соленых
Радостно в небо взвилась,
А по скале в погребальных колоннах
К морю вода подалась.
 
 
Так и не стала бегунья отважной.
Ей подражателей нет!
Море уже перестало быть страшным,
Темный меняет свой цвет.
 
 
Ветер лениво гуляет в округе,
Медленно волны идут
И о своей своенравной подруге
Тихую песню поют.
 

Наполеон на острове Святой Елены

 
Есть остров на том океане —
Пустынный и мрачный гранит;
На острове том есть могила,
А в ней император зарыт.
 

М. Ю. Лермонтов

 
В рассветный час, когда в лучах зари
На небе темном тучи поредели
И волны океана посветлели,
При этом силы сохранив свои,
На берег мчась, как конница, лавиной,
Там, на скале с обрывистой вершиной,
У края пропасти явился человек.
 
 
Сложив на грудь, как к погребенью, руки,
Подставив ветру хмурое лицо,
Он встал в молчанье. Океана звуки
Неслись наверх, не трогая его.
А взгляд, с надеждой устремленный вдаль,
Гнал из души по Франции печаль,
Которую забыть никак не мог.
 
 
И память мысленно несла его туда,
Где виноградники вползали в города,
Полоски рек светились средь полей,
Где жил народ, забывший лязг цепей,
Народ, который ему преданно служил,
Кого на битвы за собой водил
Для славы Франции и славы для себя.
 
 
Как океана грозные валы,
Что к берегу стеною надвигались,
Его солдаты пред врагом являлись
И, обратив к нему всеобщий взор,
Под крики громкие «Vive l’empereur!»
Навстречу смерти дружно устремлялись,
Даря ему победы славный миг.
 
 
Но где теперь твои сыны, мессия,
Кем восхищался, посылая в бой?
В полях заснеженной непонятой России
Они остались, брошены тобой.
А ты, привыкнув к озаренью славой,
Решил продолжить с воинской забавой.
Но Ватерлоо прокричало: нет!
 
 
И вот теперь среди морской пустыни
Почетный пленник ты своих врагов.
Твои друзья… А были ли такие
Средь тех, кто жаждал власти и чинов?
Стал император – сразу полюбили,
А как низложен – то уже забыли.
У нас не любят падших цесарей!
 
 
Для всех у жизни есть свои уроки,
Меняется со временем народ,
У памяти людской бывают сроки,
Как и беспамятство, что у людей живет.
Но к чести Франции, любимой так тобой,
Ты, полководец, для нее герой.
Но не в России, где ты воевал…
 

Борис Страхов

Родился в 1937 году в Москве. Музыкант, учитель музыкальной школы. Творческий багаж: отрифмовал популярные сказки Николая Носова, Льюиса Кэрролла, Александра Волкова, на их основе написаны стихотворные сценарии. Создал стихотворные варианты двух повестей А. С. Пушкина: «Египетские ночи» и «Пиковая дама», стихи философской направленности, тематические письма.

Две поэмы: «Раздумья», «Сентенции». И труд всей творческой жизни – «Философский ликбез (критика философской мысли)».

Неправильный народ

 
Неправильный народ,
Неправильный правитель.
Неправильно живет,
Неправильный воитель.
 
 
И дышит он неверно,
И смотрит он не так,
И говорит он скверно,
Не слышит нас никак.
 
 
Дебильные традиции
Он охраняет рьяно,
Но меньшинства амбиции
Не признает упрямо.
 
 
И гомосексуальные
Не приняты права.
Истории на свалке
Ему лежать пора!
 
 
Такую ахинею
Мне иносми твердят.
Я к ним вопрос имею:
Причина в чем, «друзья»?
 
 
Неправильный народ
неправильно живет!
 
 
Опять уперлись в deja vu:
«Живет неправильно народ
И не по правилам воюет», —
Рефрен нам Запад все поет.
 
 
Европы главная беда —
Не может уяснить никак:
Не так ведем войну всегда?
Об этом помнит Бонапарт!
 
 
Хотел на север сдвинуть Русь!
Но получил пинок под зад:
Бежал «смоленочкой», как трус,
В Париже – казаков парад!
 
 
Ефрейтор, Адик Шикльгрубер,
Союз попробовал на зуб —
С башкой простреленной он умер,
В канаве догорает труп.
 
 
Разгромлен беспощадный враг,
Фашизму наступил конец,
И над рейхстагом красный стяг —
Триумфа русского венец!
 
 
Неправильный народ
неправильно воюет!
 
 
Нацизм, «Майн кампф» и холокост
Европой принят благосклонно,
У Чемберлена план был прост:
Что просит фюрер – дать покорно.
 
 
«Адольф пусть Сталина грызет,
Война пылает на Востоке,
Она в Европу не придет», —
Мечтали Запада пророки.
 
 
Но Адик слушал Риббентропа.
Военный замысел широк:
Снача захватил Европу,
Потом лишь двинул на Восток.
 
 
Европы роль в войне постыдна:
Направив враль продажных СМИ,
Черня Россию – совесть видно, —
Так глушат наши все враги.
 
 
Истории фальсификат
Флаг держит Польша и прибалты,
Идет вранья большой накат,
И поддержал Зеленский гвалт.
 
 
Вот почему шум-гам творим
Вокруг истории войны?
Удобно прятать так за ним
Фашизма явные следы:
 
 
Европы праведный народ
Историю нещадно врет!
 
 
Пришла всемирная беда,
Где косит «ковид» все народы,
Пришла внезапно, как всегда, —
План очищения природы.
 
 
Попробуем считать потери:
Обходит нас Европа здесь,
Отстать и в этом мы посмели —
Как Запад негодует весь!
 
 
Какой неправильный народ!
Неправильно он даже… мрет.
 
 
Весь Запад – ненависть и злость,
На нас льет лживые потоки.
Из пепла Русь моя встает
В весьма ускоренные сроки!
 
 
Давно известно, это точно:
Европа жаждет сотни лет
Порвать Россию в мелки клочья —
Извечный это их завет.
 
 
Войной им Русь теперь не взять!
Придется только изнутри
Ее стараться раскачать —
Мечтают наши все враги.
 
 
Иудин грех всегда в почете,
Отчизну чтоб «за серебро»
Продать, везде таких найдете —
Плевать, что будет с ней потом.
 
 
На мельницу чью льете воду,
Вновь выходя на свой протест?
Всем ясно: Западу в угоду,
Чтоб выполнить коварный тест.
 
 
Так мерзкой мысли ради вы
Свою Отчизну, Родину и Мать —
Стремленье есть, – ее в крови
Готовы утопить и растерзать.
 
 
За Путина, за Мир, за Русь!
Он правит нами двадцать лет!
Таким правителем горжусь!
Мой злопыхателям ответ.
 
 
Мир повернул на новый лад,
Для всех народов он – мессия.
Всей жизни на земле гарант,
А посему: Vivat Россия!
 
 
Так чей неправильный народ?!
И кто неправильный правитель?!
 

Москва, 16 мая 2020 г.

Антону Дельвигу и его друзьям

Посвящается 190-летию

«Литературной газеты»

 
Антона Дельвига талант
Есть уникальное явленье.
Свидетельства представить рад,
Чтоб подтвердилась точка зренья.
 
 
Душа поэта велика,
Объята времени громада,
С ним говорила сквозь века
Стихами Древняя Эллада!
 
 
Воображения ключи
Даны для зримого примера.
В лицейской зале вновь звучит
Язык Эсхила и Гомера.
 
 
Покорный музам и мечтам,
Экспромт читает юный гений,
Внимает дерзостным устам
Читатель прочих поколений.
 
 
Пилада слог, Оресту весть,
Звенела лира над лугами.
Подростку выпадает честь
«Делиться вечностью с богами»!
 
 
В служенье слову сила наша,
Питает знания горстями.
Вильгельм, Антон, Иван и Саша
Остались верными друзьями…
 
 
Дуэлью завершился смех,
Известна Сашина манера,
Любил разыгрывать он всех,
В делах любых должна быть мера.
 
 
Лицейскому народу ясно:
Немного Кюхля глуховат —
Предмет для колкостей прекрасный,
Но сам «объект» тому не рад.
 
 
И Кухля ставит себе цель:
Их прекратился чтоб поток,
Он вызвал Сашу на дуэль —
Успеха видел в этом толк.
 
 
Дуэль, похожая на фарс,
Скорее, на смешной конфуз.
Вот результат ее как раз —
Пробит у Дельвига картуз.
 
 
«Я ограничу к шуткам страсть, —
Так про себя сказал поэт. —
Как в картах, нужна смены масть!»
И выстрел не звучал в ответ.
 
 
Заряд иной попал в картуз,
Хранит история страницы,
Наш «соловей» покинул куст,
В бессмертье выпущена птица!