Посидеть с тобой немного,
Поболтать о том о сём.
Пусть недолгая дорога,
В сердце радость унесём.
Почему – совсем не тайна,
Каждый вдруг счастливей стал.
Всё на свете неслучайно.
Это Бог тебя послал.
Когда над головой нависнет стальное небо,
остановись на минуту
и вглядись в его сверкающую поверхность.
Как только увидишь на ней своё отражение —
а ты его обязательно увидишь, —
протяни ему руку.
Оно протянет свою,
улыбнётся
и молниеносным движением
поднимет тебя сквозь холодную мокрую сталь,
пронесёт между рядами молекул
так аккуратно,
что тебя не коснётся из них ни одна, и воды
даже самая малая капля упасть на тебя
не успеет.
И ты окажешься там, наверху,
где ничто не скрывает солнца.
Постелив тебе тёплое облачко
на вершине огромной монолитной тучи,
отражение сядет рядом
и станет рассказывать,
как интересно смотреть на тебя сверху,
когда ты играешь на скрипке или пишешь стихи,
или когда человека,
с которым не хочется расставаться,
обнимаешь так,
что от нежности сводит пальцы.
Даже когда ты просто идёшь по городу,
на тебя всё равно приятно смотреть,
потому что ты —
как это у вас говорится? —
красивая,
хотя это не совсем точное выражение,
но точнее можно сказать только на тех языках,
что состоят не из слов.
В какой-то момент ты обнаружишь,
что солнце расплавило стальную тучу,
и теперь вместо неё под вами
гигантская
невесомая белая перина,
от которой айсбергами отрываются облака,
и ветра-почтальоны
разносят их по небу.
Потом от этой перины останется коврик
размером с твою комнату,
и ты вдруг начнёшь медленно
проваливаться сквозь него.
Тогда отражение подмигнёт тебе
и взмахнёт рукой на манер фокусника.
Появится пушистое облачко,
обхватит тебя за талию,
раскроется, как парашют,
и мягко-мягко опустит обратно на землю.
Заблудился ветер в переулке
И теперь преследует меня.
Вот сейчас запру его в шкатулке,
Подержу там три-четыре дня!
Чтоб в ушах не отзывался гулко,
Чтоб перед стихами падал ниц,
Чтобы не плутал по переулкам,
Не сдувал улыбки с ваших лиц.
А я заметил, кроме прочего:
Мы, на прощанье обнимая,
Друг друга молча обрекаем
На маленькое одиночество.
Людей вокруг немало топчется,
Но одного лишь недостанет,
И тотчас же оно настанет —
Малюсенькое одиночество.
Укрыться некуда от этого,
И каждый этому подвержен
И этим будто бы повержен,
Но разрешите посоветовать:
Соедините одиночества.
Они сильны поодиночке,
А вместе станут меньше точки
И наконец сотрутся дочиста.
Тогда ликуйте! Встречу празднуйте!
Спешите исполнять желанья!
И не пугайтесь расставанья
С его извечной несуразностью.
Скажу со стопроцентной точностью:
Пути ещё пересекутся,
Ведь нам на память остаются
Те маленькие одиночества.
Родилась в Москве, член Союза писателей России.
Окончила Тимирязевскую академию и Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А. М. Горького. Автор двенадцати книг. Лауреат премий журналов «Москва» и «Литературная учёба», альманаха «Московский Парнас», премии Козьмы Пруткова в жанре сатиры. Дипломант Горьковской литературной премии, лауреат Всероссийских литературных премий им. Н. М. Рубцова и им. А. П. Чехова. Лауреат литературно-общественной премии им. Владимира Маяковского. Награждена Чеховской и Лермонтовской медалями, дипломом им. М. Ю. Лермонтова, дипломом 1-й степени «Золотое перо Московии» и орденом «В. В. Маяковский». Награждена медалью Министерства обороны Российской Федерации «За укрепление боевого содружества».
Краски бросило утро
На бесцветную дату.
На Потёмкинской пусто,
День знобящий, двадцатый.
Надо мною две силы
Совершают круженье:
В первой – ходят светила,
Во второй – искушенья.
Подавляемый ропот
Не задержит прощанье.
В голове моей Моцарт
Исполняет желанье.
Я шагнула к деревьям,
Простирающим руки.
К бесконечной вселенной
Я прошусь на поруки.
И в туманы ныряю,
Словно в Невские воды.
Всё мне кажется раем
Посреди непогоды.
Три разноцветных свечи я зажгла,
Быстро темнело.
Площадь небесная людом полна,
Нет ей предела.
Белой свечою я мрак отгоню,
Синей – безволье.
С красной – доверюсь живому огню
В холод безмолвья.
Словно три разные жизни горят
В вечер моленья.
Каждый ушедший мне кажется – брат
В час всепрощенья.
Поэты времён, прошумевших победно,
Порой заменяют отцов нам и дедов,
Пропавших в сраженьях, ушедших на небо.
И некуда в праздник нести ветку вербы.
Свой сок вместо слёз проливают растенья —
Весна начинает поток обновлений.
И поколенье высокого мщения
К нам делает сильный рывок из Вселенной.
Мне повышает планку
Поэтов гордых рать.
Словесную чеканку
Я стану выбивать.
Стих напрягает тело,
Он изнуряет ум.
И кажется – предела
Не знает сердца шум.
Из самой сердцевины
Я выдавлю раба.
И потайной пружиной
Сработает судьба.
Поэт на пальцах носит
Обломки мёртвых звёзд.
Его вращает осень,
Его пронзает дождь.
С мужчинами нам трудно состязаться:
Они сильны иным, иное знают,
Механику ломая лет в пятнадцать,
А дальше – армия, друзья, всего без края.
Им довелось по свету поскитаться
На катерах, в товарниках, по шпалам.
В стихах им можно всё, любой – Гораций,
Со всех сторон – как отгранённый камень.
А мы по словарям привычно шарим,
Но стиль мужской – почти неподражаем:
Предельно точен, собран и ударен.
И мы себя им дарим, дарим, дарим.
Ни звезды не упало,
Ни слезы с тёмных туч.
Где-то в царстве Непала
Бьёт таинственный ключ.
Звук мелодии слышен,
Завершающий день.
На соседнюю крышу
Башня бросила тень.
Чьё-то сердце стремится
Превзойти Эверест.
И значенье страницы
Превращается в крест.
Сквозь летящие звоны
В нас глядят со стены
Золотые иконы
С чёрным диском луны.
Вблизи железная дорога
Слышна лишь в это время года:
Проходят дачные сезоны
Быстрей, чем за окном вагоны.
Бессонница. Болят суставы.
Грохочут памяти составы:
Железный скрип на перегонах,
И спят счастливчики в вагонах.
А мне-то кто заснуть мешает?
Земля не спит. Земля большая.
И полуночниц – миллионы,
У каждой за спиной перроны.
В шаблонность биографий
Не верю я давно.
Смиренье эпитафий
Значенью не равно.
В строенье родословий
Я чувствую провал.
Оплот фамилий крови
В зеркальный ряд попал.
Темны мужские судьбы,
Тоскливы годы вдов.
Где род пошёл на убыль —
Архив открыть готов.
Не всё одето тайной,
Плоть мира выше каст.
Необоримой правдой
Дух предков дышит в нас.
Забыты письма, не забыт твой почерк
И броское портретное лицо.
Но и оно теряется меж прочих,
Вплетённых в стихотворное кольцо.
Тетрадь с попыткой написанья прозы
Отложена до будущего дня.
Покой цветёт болотною рогозой,
И с красотой сравнима тишина.
Уйду в себя, как бы в другое время,
Неся в душе завещанную кладь.
Портреты близких украшают стены…
Всё было, и чего ещё желать?
Вечер всё тише
По травам плывёт.
Гений напишет,
А демон – споёт.
Внемлет распаду
Пророк пустоты,
С гением сладить
Пытаясь в Пути.
Правят мгновеньем,
Бросают меж гроз:
Гений – решенье,
А демон – вопрос.
Вечер изранен
Закатным ножом.
Демон – зеркален,
А гений – зажжён.
Гул подземелья
Достигнет орбит.
Демон не дремлет,
И гений – не спит.
Нет, не встречается
Нынче желанное.
Я отыщу в себе
Скрытое, тайное,
Необъяснимое,
Непокорённое,
Долго носимое
Мыслями-волнами.
Стрелки продвинутся
В утро зеркальное,
Где сохраняются
Снов очертания.
Ах, повернуть бы мне
Сердце брутальное
Градусов на десять,
На несказанное.
Всё изменяется
Волею случая.
Я же рисковая,
Я же везучая.
У ветра – поющие руки,
Но тучи загнал – как погонщик.
Поэты не ведают скуки
И чувствуют скрытое тоньше.
Их строки – прямое посланье,
Озноба бездонные смыслы.
О стать сквозняком вопрошанья,
Забыв отвлечённые числа.
У ветра развязаны руки,
Он мысли разносит по свету.
Любимый в предчувствии муки
От мира закрылся газетой.
Приходит любовь слишком скоро —
Так беды врываются разом.
Глубинные вскрыты затворы,
Творит славословящий разум.
Разлука – обычное дело.
Избегнуть прощания страждем.
Грядущему чужды пределы,
И люди встречаются – дважды.
Весома ли душа,
И кто её измерит?
Проходит не спеша
Житейский караван.
Апостол Иоанн
Был взят живым на небо.
И ересей в веках
Рассеялся туман.
И с частотой дождя
Оплаканы потери,
За всё в ответе я
На страже ремесла.
Себя не пощадив,
Своей согласно вере,
В январь крещенских вод
Вхожу с перстом тепла.
Всякий турнир собирает народ,
Здесь не пройдёт полумера.
Так в поединок вступал Гесиод —
Славный соперник Гомера.
Каждый талант или гений – стрелок,
В цель попадающий с ходу.
Каждый надел погребальный венок,
Мощной природе в угоду.
С ней не сравняться ему бы вовек,
Если б не вечное слово.
Ставкой становится сам человек —
Всё к этой жертве готово.
Ночь течёт Средневековьем
Меж уснувших городов.
Где-то иноки подворья
Ждут литья колоколов.
Нет в природе укоризны,
Тишь такая же, когда
Замысел стоял над жизнью,
Всё решалось навсегда.
И на якоре у неба
Стыли судеб корабли.
Не одним мы жили хлебом,
Помня культ сырой земли.
Всё, что ищешь – всё не ново,
Но конца разгадке нет.
Жизнь твоя – вопрос другого,
Жизнь другого – твой ответ.
На землю пала полутьма,
И тишину не тронул звук.
Не спит в тревоге Фатима,
Сухих не разжимая рук.
И ей далёкая страна
Ложится тяжестью на грудь:
Не спит в тревоге Фатима —
Любимый выбрал долгий путь.
И речь его была ровна,
С певучих ниспадая губ.
Не спит в тревоге Фатима —
Где он нашёл себе приют?
Блестит бездонных глаз сурьма —
В них глубоко сокрыт испуг.
Не спит в тревоге Фатима,
А ночь проводит чёрный круг.
Собака лает,
Караван идёт,
В пути алкая
Драгоценность вод.
В далёком крае
Пригодится кобь[4].
Подстерегает
Их разбой и скорбь.
Верблюд качает
Тех, кто зрит вперёд.
Пешком в барханах
Проводник идёт…
Достигнет рая
Городских красот.
Собака лает,
Караван идёт…
Всё в ожидании грозы
На миг застыло.
Мне снилось, будто Лао-цзы
Держал светило:
В нём иероглиф возникал
С названьем – «Встреча».
Сияло светом всех зеркал
Планета речи.
Текст лентой-змейкой уходил
За контур круга,
Алмазную оставив пыль
На глади пруда.
И этот лёгкий слой пыльцы
Не уносило.
Обожествлённый Лао-цзы
Держал светило:
Луч не затрагивал лица
И силуэта.
Свет мимо шёл. Для мудреца —
Я тень предмета.
Встав под холодный душ луны,
Храню покорность изваянья.
Деревьев лёгкие шумы —
Как шелест книги изначальной.
Второе я моих стихов
Повсюду ищет цвет исконный.
Огонь костров еретиков
Пространство выжигает чёрным.
Под молчаливый диалог
Открылись шлюзы вдохновенья.
Мир воспевать велел нам Бог
И усложнять его значенье.
О проекте
О подписке