3

– Не нравится мне эта девица!

Диана Бережная толкнула мужа, мирно изучавшего в своем планшете статью по криминалистике.

– Да, согласен.

Генерал Бережной с интересом рассматривал фотографии трупов, расчлененных при помощи разных инструментов.

– Андрей, если ты немедленно не обратишь на меня внимания, я за себя не ручаюсь.

Бережной с сожалением отложил планшет и повернулся к жене – он не умел оказывать ей сопротивление.

– Обращаю. Что там у тебя?

– Вот, смотри, – Диана пододвинула к нему свой ноутбук. – Я уже не раз натыкалась на рекламу этой барышни. И рекламу достаточно агрессивную, кстати. У нее в интернете есть канал – она ведет цикл передач, посвященных проблеме домашнего насилия. Знаешь, сейчас можно просто в интернете создать собственный канал и вещать там о чем угодно. И все! Ты звезда! И вот эта барышня посвятила себя борьбе с домашними тиранами…

– Ну, пока мне все нравится. – Бережной водрузил на нос очки и посмотрел на экран. – Девица вполне приглядная. И тема нужная: культура семейных отношений у нас отсутствует, часто и бытовая культура тоже, а от домашнего насилия ежегодно страдают…

– Перестань пересказывать мне полицейские сводки! Меня не надо убеждать, что тема нужная. – Диана сердито нахмурилась. – Я тебе совершенно не об этом толкую, Андрей.

– А о чем же?

Бережной знал, что иногда его Диана умеет видеть вещи, которые даже его опытный полицейский взгляд пропускает. И там, где он видит что-то вполне обычное, Диана каким-то непостижимым образом видит преступление. Он много раз просил жену объяснить цепочку рассуждений, но все упиралось в одно простое, но неразрешимое противоречие: цепочка рассуждений Дианы ему лично ни о чем не говорила, но результат всегда оказывался в пользу ее выводов.

Именно поэтому игнорировать сейчас наитие жены было бы глупо.

– Ну, так что там с этими передачами?

Диана включила запись. Ведущая вполне профессионально рассуждала о безнаказанности домашнего насилия. О запуганных жертвах, которые молчат и не обращаются в полицию, потому что не верят, что закон их защитит. И правильно не верят! Ведь полиция смотрит сквозь пальцы на страдания женщин и детей, ставших жертвами домашних тиранов.

– Ну, и что? Обычный набор психологических и социологических клише, поданных в форме, доступной среднестатистической домохозяйке.

– Я не предлагаю изучить, что она говорит. Пока не предлагаю, заметь. Со временем и до этого дело дойдет. – Диана нажала на паузу. – Я предлагаю обратить внимание на то, что все это идет в прямом эфире. Ну, якобы.

– Почему якобы?

– А потому, Андрюша! – подняла указательный палец Диана. И, взяв телефон, набрала номер, высвечивающийся на экране. – Видишь, абонент занят.

– Ну и?.. – не понял Бережной. – Поступает множество звонков, только и всего.

– Но не всякий же раз! – Диана ткнула пальцем в лицо ведущей. – Да, можно и десять, и двадцать раз наткнуться на занятого абонента, но невозможно на протяжении десяти, к примеру, прямых эфиров не дозвониться ни разу. Это же не центральный телеканал, а просто канал в интернете.

– Ты решила поговорить о домашнем насилии?

Бережному все еще решительно непонятно, что так взволновало Диану. Допустим, ролики записаны, и девица лжет насчет прямых эфиров. Кому от этого плохо? Она же не нарушает никаких законов.

– На самом деле эти вопросы, скорее всего, просто записаны и включаются кем-то. Нет у нее никакого чата. А вот у меня есть устойчивое ощущение, что канал этот создан с какой-то определенной целью. Понимаешь? Нет, я не спорю, тема нужная и весьма благодатная. Но здесь есть еще кое-что, смотри дальше.

Диана вновь включила запись, убрала звук, и Бережной внимательно вгляделся в лицо ведущей.

Очень светлая блондинка с голубыми, немного даже белесыми глазами, какие часто бывают у альбиносов. Но кожа смуглая. Значит, либо волосы и глаза подделка, либо на кожу нанесен «автозагар».

– Она всегда так выглядит?

– Как?

– Ну, вот этот цвет волос и глаз в сочетании со смуглой кожей?

– Да, всегда. Только прическу меняет. – Диана толкнула Бережного плечом. – Вот, смотри, начинается.

Она вернула звук, и на экране возникло размытое изображение. Бережной не сразу даже понял, что именно он видит. И только женский истошный крик поставил все на свои места.

– Сделай тише, еще Аленка услышит.

– И то верно.

Они оба подумали о том, что для их дочери подобные сцены были когда-то обычным делом.

До того, как она стала их дочерью, Аленка жила в жуткой семье. Пьющие родители, и все соседи тоже пили, дрались, убивали друг друга, а женские вопли были там такой же обычной вещью, как смена времен года. Когда биологические родители девочки умерли, а она сама оказалась в больнице, Бережные решили во что бы то ни стало дать осиротевшему ребенку семью^[2]. Девочка сразу привыкла к ним, а они окружили ее той заботой и любовью, какими окружают позднего желанного ребенка. Но оказалось, что при Аленке им нельзя было спорить, даже в шутку, не то что поссориться. Потому что Аленка не понимала пока разницы между их спорами и несогласиями по некоторым вопросам и тем, что происходило в ее прежней жизни. Нет, она понимала, что родители не затеют драку – столько-то она уже могла понять, но она боялась любых споров и ничего не могла с собой поделать – просто пока не знала как.

И волей-неволей, но Бережные привыкли следить за своими словами и интонациями, они не хотели, чтобы хоть что-то воскресило в дочке эти воспоминания. И сейчас женские крики вполне могли испугать Аленку.

На экране тем временем происходило следующее: какой-то мужик избивал ногами голую женщину, и экзекуция, судя по состоянию жертвы, длилась не первый час. Женщина, все тело которой было покрыто багровыми кровоподтеками, просила пощады, но кто-то – тот, кто все это снимал, подбадривал и подначивал агрессора. Из комментариев «оператора» становились понятны и причины происходящего. Муж застал жену в момент акта прелюбодеяния. Где-то «за кадром» страшным хрипом исходил незадачливый любовник, которого, видимо, избивали приятели обманутого супруга. И симпатии их однозначно были на стороне мужа, в праве которого на расправу никто не сомневался: «Вишь, епта, сама виновата! За кого ты считала мужа-то!»

– А теперь смотри дальше, – поморщилась Диана.

В следующем ролике двое крепких парней вытаскивают из подъезда упирающегося мужика в обвисших трениках. В руке мужик крепко сжимает бутылку, из которой льется пиво. Дальше парни споро обливают мужичка какой-то липкой жидкостью и обсыпают то ли перьями, то ли синтетическим наполнителем для подушек. И, отвесив своей жертве пару хороших затрещин, запихивают в мусорный контейнер.

Лица парней скрывают маски, ролик сопровождают восторженные комментарии ведущей: мол, если закон ничего не делает с насильниками, мы сами станем законом.

– Да, состав преступления налицо, – не мог не согласиться генерал.

– Именно, причем в обоих случаях! – кивнула Диана. – И меня, господин генерал, не покидает ощущение, что все это делается не просто так. Есть определенная цель, истерия нагнетается осознанно. Посмотри, у канала больше миллиона подписчиков. То есть движение приобретает популярность.

– Да, вижу.

– Но! Почему она лжет насчет прямого эфира? Лично для меня этот факт обесценивает ее усилия. – Диана закрыла ноутбук и устроилась поудобнее. – Андрей, а как бы узнать, кто она? Ведущая эта?

– Зачем? – не понял Бережной.

– Да понимаешь… – Диана задумалась. – Вот крутится в голове одна мысль, а форму никак не обретет.

– Разве неофициально справки навести. Ну, ты знаешь, у меня связаны руки.

– А Игорь не поможет?

Бережной поморщился. Он терпеть не мог обращаться с просьбами к давнему приятелю Игорю Капинусу. Тот, возглавляя одну из спецслужб, никогда не отказывал. Но всегда, фигурально выражаясь, щелкал Бережного по носу – видишь, я могу то, чего не можешь ты.

Так они соревновались с самого детства, с нежного детсадовского возраста. Жили в одной коммуналке, и родители по очереди сидели с мальчишками. Но подружить сорванцов оказалось делом непростым – у обоих были сложные характеры, каждый хотел верховодить, но не желал, чтобы верховодили им.

Так оно осталось и по сей день. Иногда Бережной злился, но чаще испытывал приятную ностальгию: они с Игорем играют в эту игру всю жизнь, и им это нравится, потому что лишь так можно снова ощутить себя тем, кем был когда-то – просто мальчишкой из коммуналки. И словно живы еще родители, и будто нет за спиной непросто прожитой жизни, и можно побыть самим собой.

Именно ощущение общности прошлого, наверное, и держало их вместе. Хотя это «вместе» было относительным – они могли неделями не созваниваться и месяцами не видеться, а потом вдруг раздавался звонок и знакомый голос произносил: «Ты не охренел, братец? Куда пропал?»

Они вместе хоронили родителей – сначала по очереди ушли отцы, потом так же по очереди матери. И это сблизило их еще сильнее, сделало их отношения почти родственными, и хотя ни один из них не готов был назвать другого лучшим другом, но родственники не всегда друзья, что ж.

А потому, когда пришло время крестить Аленку, кандидатура на роль крестного отца даже не обсуждалась. Все было понятно сразу.

– Беспокоить Игоря из-за какой-то безделицы…

– Андрей, никакая это не безделица! – Диана рассердилась. – Затевается что-то серьезное! И эти ролики формируют общественное мнение. Причем среди тех, кто практически не смотрит телевизор, считая себя современными продвинутыми людьми. Нынешнее телевидение деградировало, телевизор смотрят только сборщики мусора и военные пенсионеры.

– Почему ты приравняла сборщиков мусора к военным пенсионерам? – удивился генерал.

– Потому что эти две категории граждан – самые главные потребители теледерьма. Первые в силу неразвитости мыслительного аппарата, вторые в силу ограниченности мыслительного коридора: как привыкли когда-то, что «круглое катим, квадратное несем, программа «Время» – наше все», так и не могут перестроиться.

– Это шовинизм и дискриминация, – Бережной хмыкнул. – Но насчет канала ты права, Наверное, надо поговорить с Игорем.

Для себя он все уже решил. Конечно, вот так с ходу он к Игорю не пойдет, но тем интереснее будет их будущий разговор.

* * *

Анна Лепехина ликовала. Такого успеха она не ожидала. С самого утра народ валит в магазин, в новый отдел посуды и аксессуаров для кухни уже дважды пришлось заказывать товар со склада, отдел сувениров пустеет с пугающей быстротой, а на рампах идет погрузка товара, предназначенного для доставки покупателям. Продавцы в оранжевых майках снуют между покупателями со скоростью пресловутых белок в колесе. В игровой комнате, сменяя друг друга, развлекают детвору специально нанятые для этого дня аниматоры, а заказанная партия милых пауков тает на глазах. По счастью, к вечеру детишек стало поменьше.

– Как сегодня касса?

Старший кассир сделала неопределенный жест рукой, но вид у нее довольный.

– Похоже, мы сорвали джекпот. Развозка до сих пор идет, и доставка расписана на два дня вперед.

– Отлично.

Прежний директор при виде Анны морщился как от зубной боли. Впрочем, дело было не в ней самой, а в юношеской психологической травме начальника. Как-то он проговорился, что Анна напоминает ему назойливую школьную активистку, которая вечно бросалась устраивать разного рода увеселения, доставляющие удовольствие только ей и учителям.

Но потом директор уволился без объяснения причин. Две недели его кабинет пустовал, а обязанности выполняла сама Анна. Как раз тогда она поняла, что это вообще не ее – руководить кем-то, кроме сотрудников своего подразделения, думать о тысяче вещей одновременно, казнить и миловать. И потому, когда им представили нового директора, Анна откровенно обрадовалась. К большому удивлению многих. Сотрудники шептались, что вот, дескать, Анька уже и кресло себе присмотрела, а не вышло, но Анна-то знала, что ни за какие коврижки не заняла бы это кресло.

Она была из тех редких людей, которые находят удовольствие в своей работе.

Новый директор ей понравился. Молод, хорош собой, знает свое дело – все его действия, продуманные и последовательные, свидетельствовали о высоком профессиональном уровне.

К тому же, когда Анна впервые сунулась к нему с одной из своих идей, он отнесся к ней внимательно, попросил расчеты и обещал подумать, а на следующий день она получила свои расчеты обратно, с аккуратными пометками на полях и с одобрением инициативы в целом.

В тот день Анна была счастлива.

Она начала присматриваться к новому начальнику, и чем больше смотрела, тем сильнее нравился ей этот немного отстраненный, но всегда предельно корректный и очень аккуратный человек. И по тому порядку, который царил на его рабочем столе, и по тем нововведениям, которые он внедрил в их городе-магазине, было понятно, что порядок – его страсть. Этот человек привык класть вещь туда, откуда взял, и при надобности находить ее на прежнем месте, и другой порядок вещей его удивлял и настораживал.