Глава 2

– Значит, вы утверждаете, что труп лежал в комнате, когда вы пришли.

– Нет, он пришел позже и, пораженный моей неземной красотой, потерял сознание.

Мне до колик надоел этот дурацкий разговор ни о чем. Что за тупая манера – задавать одни и те же вопросы на разные лады?

Сначала полицейские рассматривали труп под разными ракурсами. Потом взялись за нас. Никак не хотели понять, с какого перепугу я позвонила в офис и что на их месте преступления делает такая куча народу. Потом принялись расспрашивать. Я отвечала. Да и все остальные отвечали – нас по очереди приглашали на кухню. Наверное, чтобы мы не сговорились. А о чем сговариваться-то? Ну, труп. Я вообще повела себя как сознательная гражданка – сообщила в органы правопорядка о находке. А могла бы согласиться на предложение клиентки, свалить по-тихому, и все.

– Вы считаете, это смешно? – не реагировал на мой юмор собеседник.

Не знаю, кто такой этот мужик, но на вид он кажется разозленным. Прибывшие вообще все словно взбесились, когда стало ясно, что самоубийством тут и не пахнет. И что еще хуже, никого из нас нельзя вот так с ходу признать убийцей, поскольку у каждого есть определенное алиби. В какой-то мере мы все – алиби друг для друга.

– Нет. Но я скажу вам, что именно смешно. Смешно и глупо в сотый раз спрашивать меня об одном и том же. Смешно и по-дурацки держать меня здесь уже семь часов подряд. Я голодна, устала и хочу в туалет – мне срочно нужно поменять прокладку.

Лицо моего мучителя заливает краска. Я знала, что он так отреагирует. Каким бы прожженным негодяем ни был человек, упоминание о женских прокладках всегда выбивает его из равновесия. Уж не знаю почему. Но это работает только с неженатыми, а мой фигурант явно не женат. Только и не спрашивайте, откуда я знаю. Знаю, и все.

– Вас отведут в туалет.

– Я что, под арестом, чтобы меня водили?

– Такие правила.

– Тогда идем.

– Я позову…

– Нет, пошли вместе. С вами я, по крайней мере, уже немного знакома, и такие интимные вещи, как про-кладки…

– Туалет в конце коридора. У вас десять минут.

Я шагаю к двери и надеюсь, что мужик не видит моей ухмылки.

Однако я засиделась в его кабинете. Вся эта комедия мне порядком надоела, а потому мне надо позвонить. Вообще-то у нас отобрали сотовые, но у меня есть еще один, номер которого известен только моему сыну и Натке, но сами они на него никогда не звонят. Это моя экстренная связь. Когда я поняла, что нас собираются затолкать в машину и отвезти в участок для дачи показаний, как было заявлено, то припрятала мобильник, а баба, которая перетряхивала мои вещи, трубку не нашла.

– Натка, это я.

– Рита, куда ты пропала?!

– Не кричи, а слушай…

Натка всегда умела быстро соображать. Она все устроит как надо. Потому что мне уже невмоготу здесь сидеть, я голодная, как волк… нет, как стая волков, и мне осточертела эта больная история. Мне надо работать и зарабатывать деньги, а не по полициям ходить.

– Ну, вот видите, а вы нервничали!

Мужик в кабинете, когда я возвращаюсь, смотрит на меня так, словно решает – пристрелить свидетельницу сразу, «при попытке к бегству» или «за нападение на сотрудника при исполнении», или просто переломать все кости, а уж потом пристрелить. Лично мне оба варианта не нравятся, а ему явно кажутся привлекательными. Его большие зеленые глаза полны такой ненависти, что она просто по коже ползет. Прямо глаза бешеной собаки. Значит, это злой следователь. А когда придет добрый? Или, может, это как раз и есть добрый, а злой сейчас ворвется в кабинет и сразу выбьет мне все зубы? Здесь можно ожидать чего угодно.

Молчание, однако, затягивается. Мы смотрим друг на друга, и ярость постепенно исчезает из взгляда моего визави. Мужик поднимается, включает чайник, достает две чашки, пакетики с заваркой и сахар в банке из-под кофе. Шелестит пакетом, выкладывает на тарелку несколько огромных бутербродов и объявляет:

– Сейчас будем чай пить.

У него что, приступ сумасшествия? Или решил сменить тактику? Так со мной это без толку.

– Сколько вам сахара?

– Четыре… нет, пять ложек.

Собеседник задумчиво оглядывает меня.

Чего смотришь? Мне о фигуре переживать поздно. Разве можно беспокоиться о том, чего нет? Хотя кое-кто так не считает, но тут уж на любителя.

– Берите бутерброд, угощайтесь. Эти – с сыром и маслом, а вот – с сыром и колбасой. Наверное, порезать надо… сейчас, минутку.

«Угощайтесь» – это когда предлагают крохотные канапе или тартинки, которых и на тарелке не видно. А передо мной основательные, с душой построенные пирамиды – ломти хлеба со шматком колбасы и сыра. Такие предназначены для утоления голода, их надо есть, а не угощаться.

– Спасибо.

Мы размешиваем ложками чай, потом одновременно вгрызаемся в бутерброды.

– Вкусно-то как… Боже, я такая голодная!

– Так и времени много уже. Кушайте.

– Да, времени много.

– Вы должны меня понять. Сообщают об убийстве, мы приезжаем – и застаем на месте преступления целую ярмарку. Зачем вы созвали туда кучу народа?

– Да кто их сзывал? Но вы поставьте себя на мое место. Я же просто обязана была сообщить в офис о том, что случилось. Во-первых, у меня были запланированы встречи, и кто-то должен был их отменить. Во-вторых, после меня в квартиру должны были пойти другие сотрудники со своими клиентами. Представьте ситуацию: люди пришли к нам в агентство, их ведут на объект, а там – разбирательство вокруг трупа. Где гарантия, что ищущие себе жилье люди не оказались бы здесь точно так же, как я? А у фирмы есть репутация, значит, нужно было все сделать по-тихому. Я же не знала, что Руслан заявится со свитой, думала, директор просто отменит осмотры и сообщит о неприятности собственнику квартиры. А еще я могла вообще никому ничего не сообщать. Смылись бы мы с клиенткой оттуда, и доказывайте потом, что мы там были.

– Ну, хорошо, пусть так. Скажите, а вам ничего не показалось подозрительным или странным?

– Да вся эта история странная! Во-первых, я понятия не имела, что Нина Валерьевна – жена собственника квадратных метров. Зачем женщина прикинулась клиенткой, торговалась за проценты? Глупость какая-то. Затем – труп. Откуда он взялся в квартире? Я накануне вечером водила туда молодую пару, все было нормально. А ведь убили парня явно там, где мы его нашли.

– Да? С чего вы взяли?

– Даже такая тупица, как я, заметила брызги крови вокруг и порядочную лужу возле тела. Из артерии всегда бьет фонтаном, так что тот, кто убил, сам был в кровище с ног до головы. Или… Разве что он стоял за спиной жертвы. Но тогда киллер должен быть одного роста с убитым.

– Вы мыслите как эксперт.

Черт, это прокол! Я не должна показаться следователю слишком сообразительной.

– Смотрю «CSI» регулярно, очень познавательно. Кстати, покойник был любовником Нины.

– Откуда вам это известно?

– Да ведь клиентка и мужчина ссорились при нас. Спросите у Руслана, он тоже слышал, как и остальные. Представить не могу, что эта глиста изменяла такому красавцу!

– Красавцу?

– Конечно. Вы же видели его!

– Видел, но…

– Зависть – плохое чувство. Я сегодня, когда его увидела, подумала, что кипятком описаюсь. Какой экземпляр, мама родная! В нем все, о чем может мечтать женщина.

– Вы так считаете?

– Конечно. Разве что у него маленький член, тогда, безусловно, упаковка зряшная.

Собеседник снова краснеет. Для полицейского мужик слишком стыдлив. Но мне перехотелось с ним ссориться – я наелась, напилась горячего сладкого чая, и мне уже просто любопытно, чем закончится вся эта канитель. Собственно, если ничто не помешает, то я совсем недолго пробуду здесь.

– А вот госпожа Литовченко заявила, что вы были знакомы с ее мужем.

Следователь смотрит на меня с непроницаемым видом. Да только я умею играть в такие игры гораздо лучше – раньше начала.

– Бессовестно врет. Но если Нина так сказала, значит, ей это зачем-то понадобилось. Интересно тогда, зачем. Честно говоря, даже не знаю, как его зовут… Хотя очень хотела бы узнать.

– Вы уверены?

– Такой экземпляр я бы не забыла.

– Но ведь мужчина должен был приходить к вам в офис для подписания договора на продажу квартиры?

– Непременно. Однако этим занимаются офис-менеджеры, а я не сижу в офисе постоянно. Меня, как волка, ноги кормят. Не знаю, зачем Литовченко придумала про мое знакомство с ее мужем, но на вашем месте я не слишком бы доверяла ее словам. Чего ради она валяла дурака, изображая клиентку? Что-то здесь не так, но я даже не хочу знать, что именно, у меня полно собственных проблем.

– Каких?

Я вздохнула. Тебе-то что за дело? Больно мне нужны задушевные разговоры, кто знает, как ты потом вывернешь мои слова. Все вы тут на подобное повадливые.

– Простите, как вас зовут?

– Игорь Васильевич. Я же вам представился.

– Ах, ну да. Просто я забыла. В общем, любезнейший Игорь Васильевич, мои проблемы вас не должны касаться.

– Собственно, я просто так спросил. Еще чаю?

– Нет, спасибо.

– Ладно, захотите – наливайте себе. Скажите, Рита, а убитого вы не узнали?

– Да я к нему и не присматривалась. Но – нет. Точно нет.

– А между тем погибший был известным журналистом на нашем телеканале и известным в городе музыкантом, руководителем рок-группы, его многие знали в лицо. Известный человек и известный ловелас Виктор Борецкий. Знакомое имя?

– Безусловно. Даже я иногда смотрю телевизор. Но мы не были знакомы лично.

– Насколько я понял, ему нравились женщины вашего типа. Вы уверены, что не знали его?

Я опять вздохнула. Вот привязался! Да ему просто нравились женщины, без всякого типа. Конечно, я сейчас врала бессовестно и откровенно, только ведь и правда там, в квартире, не узнала Витьку. И оно, наверное, к лучшему. Потому что в трупе на полу не было ничего от того Виктора, которого я знала, с которым… Собственно, это тоже никого не касается.

– Уверена.

– А Нина Литовченко утверждает, что…

– Послушайте, Игорь Васильевич. Да я и Нину-то увидела сегодня впервые в жизни. С чего она так резво принялась клеветать на меня? Что-то здесь не так.

– Слишком много странностей для одного убийства.

– А мне до всего этого дела нет. Долго вы намерены меня здесь еще держать?

– Зависит от вас.

– Я арестована?

Телефонная трель прерывает нашу вновь разгорающуюся ссору. Если звонит тот, о ком я думаю, то часа не пройдет, как я окажусь в своей квартире. Следователь берет трубку, его высокая плотная фигура нависает над столом.

– Панков слушает.

Когда-то я писала диссертацию по антропонимике – (поясню: антропонимика – это наука о происхождении фамилий) и могла бы ему рассказать о его фамилии… Но, думаю, у него сейчас появятся иные интересы в жизни.

– Да, она здесь. Что?! Хорошо, пусть поднимается.

Мой визави бросает трубку и медленно поворачивается ко мне. Пусть сильнее грянет буря! Глаза у Панкова сердитые, но не бешеные. Мы все-таки вместе пили чай, а стрелять в человека, с которым ты только что поделился бутербродами, как-то невежливо.

– Откуда вам удалось позвонить?

– Хоть это и не ваше дело, все же отвечу: по закону я имею право звонить кому хочу.

– Я спрашиваю, откуда вы позвонили?

Тогда я выуживаю из кармана свой маленький красный телефончик экстренной связи, купленный два года назад. Недавно купила новый, тоже красный, но старый не выбросила, привыкла к нему, как к живому существу, а потому приспособила под номер, известный двоим самым близким мне людям.

– Где вы его взяли?

– Трубка моя.

– Ваша у меня в столе лежит.

– Вы не имели права отбирать у меня телефон. А у меня их два. Один ваша тетка не нашла. Не скажу, куда его спрятала, но она не нашла. И не надо краснеть, речь совсем не о том, от чего вы краснеете.

– Вы не имели права тайком делать звонки.

– А вы в этом уверены?

Конечно, он понимает, что все не так. И прекрасно знает, что именно у полицейских не было никакого права изымать у меня телефон, да и что угодно другое, принадлежащее мне на законных основаниях и не относящееся к расследуемому преступлению. Как не должны были препятствовать мне звонить любому, с кем я сочту нужным связаться. Но, видимо, Панков, как и его коллеги, настолько привык плевать на закон, что даже мысль о том, что нужно следовать его букве, кажется ему нелепой. Ничего, сейчас моего мучителя ждет еще одно потрясение, от которого он взбесится надолго. Но мне нет никакого дела до его расшатанной нервной системы.