Я мимолетно задумалась о Константине. Любопытно, где же он? Не угодил ли в беду, как и мы, неудачно столкнувшиеся с богиней луны и ее приспешниками?

Хотя и он, образно говоря, сам был бедой, страшной опасностью для многих. Кощей из детских сказок. Из легенд. Не стоило волноваться за такого. Тем более мне – он же пытался меня обидеть, навредить. Правда, спасал меня от волков, обернувшись костяным цмоком у болота, но ранее похитил, собирался лишить жизни и даже пил мою кровь, пусть его рассудок и был не в порядке, затуманенный таинственными видениями и фантазиями о некоей человеческой девушке.

– Ну, еще и Диана, – буркнула я, когда Валентина распахнула двери и пригласила меня в комнату. – Баба-яга.

– О-о-о!.. – вздохнула она. – Терпеть ее не могу. Жду не дождусь, когда Ян отправит ее в пекло.

Комната представляла собой проходную: кроме очередного камина, окон, бежевых ковров и светло-голубых стен, на которых висели две картины, здесь ничего не было.

Валентина направилась дальше и, открыв новые двери, пригласила в какие-то покои. Наверное, в те, где я наконец-то смогу отдохнуть.

Комната выглядела просторной – из высоких застекленных окон, достигающих потолка, лился лунный свет. Пол устилал паркет, стены были светлыми, а предметы мебели: шкаф с зеркалом, мягкие кресла у камина, маленький круглый столик с тремя стульями, приставленными к нему, и комод, на котором горели свечи, – тоже небесно-голубого оттенка.

Одним резким мановением руки в сторону очага Валентина вмиг зажгла огонь. Сомнений в том, что она цмок – не возникало.

Глаза уперлись в двери, увенчанные золотым гербом с завитками и буквами. Стену украшали золотые часы, циферблат которых держали кованые грифоны. Стрелки застыли, никуда не двигаясь.

Но, не давая мне здесь задержаться, Валентина прошла мимо часов, проскользнув над золотым гербом. Я кинулась за ней и очутилась в месте, которое совершенно точно было нашей последней остановкой.

Мой взор упал на кровать, светло-бирюзовую, с белым пышным многослойным балдахином. Справа располагалась прикроватная тумбочка на тонких ножках, с другой стороны – комод. В комнате имелась и софа, и стульчики с обивкой. Покои имели два окна и выход на террасу.

А еще я заметила две двери, ведущие в какие-то дополнительные помещения, и очаг, который Валентина снова моментально зажгла.

Дракониха принялась стремительно открывать тумбочки и комоды. Нашла полотенце и одежду, в которой я буду спать. Выбежав в предыдущую комнату, распахнула шкаф и словно в порыве нахлынувшего вдохновения зашуршала платьями. Вытащив одно, вернулась и положила на кровать, вероятно, рассчитывая, что в него я и переоденусь, когда сниму грязную одежду и вымою перепачканное тело.

Однако, глядя на выбранный Валентиной наряд, я слабо представляла себя в нем. Платье было из плотной тафты, изумрудно-зеленое, однотонное, с корсетом и шнуровкой на груди, с очень пышной юбкой и белым воротником-стойкой, обрамляющим плечи. Рукава едва доставали до локтей.

Между тем Валентина разместила на кровати второе одеяние – напоминающее нижнее платье, полностью молочного цвета из летящей ткани, с удлиненными рукавами, кружева которых доставали почти до пят. Я живо вообразила, как они тянутся позади по полу при ходьбе, подобно шлейфу.

– Я не уверена, – пробормотала я нерешительно.

– Тебе не нравится? – вопросила она.

Я была вынуждена признаться:

– Как-то уж слишком.

– Это – мое лучшее платье. Надевай… или я обижусь. – Улыбнувшись, обнажив белоснежные зубы и взмахнув густыми ресницами, Валентина заявила без малейшего намека на доброжелательный тон: – Со мной лучше дружить.

Валентина была драконом – древним существом, внутри которого полыхало горячее закаленное пламя, о чем она с удовольствием время от времени полунамеком напоминала всякому. И я отчетливо распознала угрожающий сигнал. Наверное, разумно остерегаться Валентину не меньше, чем ее брата – Константина. Чувствовалось в ней нечто противоречивое.

Возражать теперь я не собиралась, поэтому промолчала и позволила ей пропасть в соседнем помещении, вероятно, в ванной комнате.

Я не задавалась вопросами, как она набрала ванную, но точно знала, как именно подогрела воду, которая мигом почти закипела: вот что мне было нужно.

Убедившись, что предоставила все необходимое, Валентина сообщила, что оставит меня ненадолго. Когда дракониха сделала несколько шагов по направлению к выходу, я, удививши себя, схватила ее за руку.

– Та девушка, – начала я, взяв ее ладонь в свою, – полудракон. Она умер… Ее больше нет.

Валентина резко обернулась, глаза блеснули лиловым.

– Роксолана?

Я кивнула, не разжимая пальцы. Валентину не смущало прикосновение человеческой незнакомки, появившейся в доме.

– Плохо, – выдохнула она. – Очень плохо. – И добавила глухим голосом: – Он не сказал мне. Впрочем, как обычно, в ситуациях, которые для него важны.

Валентина явно растревожилась. Эта взбалмошная и вроде бы легкомысленная девушка оказалась весьма уязвимой. Но за кого она переживала? За Роксолану? Была ли жизнь полудракона для нее ценна? Либо волновалась за Яна, который за несколько минут до появления в замке попытался принять абсолютно беззаботный вид, словно не терял подругу, а в его душе царил покой, будто ничего не случилось.

Валентина знала брата несравнимо дольше, чем я, но и мне отлично известна излюбленная привычка Яна – никого не пускать внутрь запертой на замок души. Он мог сколько угодно быть общительным, искренним и даже открытым в чем-то, однако о некоторых вещах никогда и никому не собирался говорить.

Или не решался – слишком долго.

Он вечно отшучивался, прятался за маской легкости и безразличия ко всему. Интересно, это было врожденным или приобретенным воспитанием?

– Он любил ее, – шепнула я.

– Любил? Ян? – недоуменно встрепенулась Валентина. Будто «любовь» – в принципе не про него. – Нет, не совсем так. Но Роксолана была важна для него. Как и для всех остальных. Полудракон являлась одной из нас.

Момент вынужденной близости закончился. Валентина дернулась, я отпустила ее, и она удалилась, закрыв двери. Я же постаралась не думать о том, далеко ли она отправится, ведь я не забыла фразу Яна, что мне может причинить вред какой-нибудь ее гость, не успевший скрыться.

Я понадеялась, что Ян сказал это не всерьез.

Останься кто-то из «гостей» в замке, цмоки почувствовали бы их сразу же.

Когда я снимала меховую накидку и черные одежды, которые достались от Роксоланы, невольно вспомнилось, как на меня падали кирпичи и куски каменных плит разрушенной усыпальницы из-за превращения волколаков и драконов внутри того самого помещения. Отметины ударов остались на теле – кое-где на коже виднелись кровоподтеки и ссадины, а кое-что просто болело, и я знала, что завтра там появятся синяки.

Раздевшись догола, окутанная клубами раскаленного пара, я провела по зеркалу рукой и мельком взглянула на себя. Я была чумазой, как извалявшийся в грязной дождевой луже ребенок. Запутанные волосы хранили в себе мраморные крошки и осколки стекла с камнями, прическа напоминала кубло – логово – дикого зверька или разваливающееся гнездо.

Переступив края ванной, я опустилась в горячую воду, и моя плоть, по-прежнему живая и более-менее невредимая, все же заныла от физического дискомфорта вперемешку с блеклым удовольствием. Однако несмотря ни на что, было приятно оказаться в тепле. В безопасности. В данную минуту я уже ничего не хотела от жизни.

Сейчас я имела все необходимое.

Прислонившись затылком к краю купальни, я лежала и ни о чем не думала, пребывая в полутрансе. Чистая, согревающая, живительная влага обволакивала тело. Окунувшись несколько раз с головой, я давала время отмякнуть волосам.

Я бы так и лежала дальше, наверное, до утра, которое, правда, уже не наступит из-за поимки Хороса – бога солнца – его враждебно настроенной сестрой Дивией, если бы не уловила за стеной шаги. Сперва я напряглась, но почти сразу послышался голос Яна.

Цмок тихо постучал в дверь.

– Ты в порядке? – вопросил он, находясь снаружи.

Я тотчас ответила утвердительно и сообщила, что скоро выйду, после чего запоздало сообразила, что мне надо помыться.

Приподнявшись, потянулась за бортик к близко приставленному столику – на нем покоились баночки с густой жижей разных цветов, смахивающей на мыло.

Открыв первую, я буквально заставила себя вдохнуть ее аромат, поскольку была уверена: мне сейчас просто жизненно необходимо хоть что-то почувствовать, чтобы не потеряться в мире теней и остаться в нем человеком, коим являюсь. Чтобы напомнить себе, что я живая.

И втянув носом пары мыльной красноватой жижи, я учуяла цветочный аромат. Роза и персик. Пару мгновений я подержала емкость у носа, зажмурившись, и медленно водрузила на столик.

Другая баночка оказалась черной – меня окутал запах древесного угля, и, не воспылав интересом, я отставила ее подальше. В третьей было «запечатано» благоухание меда и молока, а в соседней с ней – имбиря и лимона. Эти букеты и сочетания вызывали в памяти дом. Явь.

Благодаря им я могла за что-то зацепиться. Я вдыхала их, снова закрывая глаза, позабыв о Яне, который ждал меня снаружи.

И вот в темно-зеленой баночке с коричневыми крапинками я ощутила нотки… мяты и пряной корицы. Или кофе? Возможно, этот аромат я придумала. Или мне просто захотелось опять его ощутить. Но нет, мне не показалось. Мыло наподобие скраба имело нечто схожее с тем, как пахли волосы Роксоланы.

В память о ней, я натерлась им полностью и хорошенько вспенив, нанесла на пряди.

Вымывшись и выполоскав волосы, я обтерлась насухо и переоделась в предоставленную Валентиной белую ночную сорочку до пят, мягкую и воздушную, оголявшей лишь шею и кисти рук, выглядывающие из-под оборок.

Расчесанные влажные пряди свободно ниспадали к плечам, едва доставая до них мокрыми кончиками.

Когда я вошла в спальню, Ян сидел на кровати. Он уже привел себя в порядок и переоделся в черное, облачившись в камзол с длинными рукавами, плотно застегнутый на все пуговицы до основания шеи, узкие замшевые кюлоты и высокие кожаные сапоги.

Костюм на старинный манер очень ему шел, но оказался совершенно не в стиле Яна. Ему нравилось ощущать себя свободным – следовать правилам, но своим собственным, а подобная одежда представлялась оковами. А наряд был даже хуже, чем прежний – классический, который он нацепил первый раз за год из-за моего праздника. Волосы он расчесал, а с кожи напрочь исчезла грязь, наверное, мои покои были не единственным местом, где можно принять ванну.

* * *

Мы выбрались на балкон. Я накинула на плечи красный плащ с капюшоном, чтобы не озябнуть в тонкой сорочке. Мокрые волосы, здесь, под открытым небом посреди зимы, не вызывали тревоги – Ян распалил драконий магический огонь рядом с перилами, и прическа даже начала высыхать.

Стоя чуть позади цмока, отвернувшегося, печального, смотрящего вдаль – куда-то за пределы внутреннего замкового двора, я прислонилась головой к широкой спине.

– Дракон, – шепнула я, – мне жаль.

Он страдал. Я догадывалась, о чем он думает: что оказался в какой-то степени виноват. Возможно, сетовал, что не стоило брать на поиски Хороса ни Роксолану, ни меня. Что следовало пойти одному или с Гаем.

В конце концов, я знала и о другой ужасающей Яна мысли – дома, на моей ферме, в час нападения волков, он должен был спасти Кристину, мою двоюродную сестру, а не меня.

Кристину, которая могла бы покончить с волколаками раз и навсегда, получив в наследство магию, которая для меня уже была утеряна, поскольку в ночь восемнадцатилетия я передала дар ей.

Но Ян не успел. Или хуже: намеренно выбрал меня – но вот этого я уже не знала наверняка.

Мне вспомнилась игривая улыбка Роксоланы – у пылающего очага в ее деревянном жилище посреди осеннего леса.

«Ты, я, Гай и одна человеческая девушка. Что с ней случится? Скажи-ка мне честно, когда ты начал быть таким предусмотрительным? Или опять взыграла твоя извечная мания все контролировать?»

«Не со мной, Роксолана, – подумала я, – может что-то случиться. С тобой. Уже случилось».

О подобной трагедии в тот момент никто не помышлял.

Оторвавшись от дракона, я обогнула его и коснулась лица, обняв напряженные скулы Яна ладонями.

– Я пойму, если теперь ты должен оставить меня. Я приму, если ты намерен так поступить.

Ян очнулся – будто его разбудили от затяжного сна. Я увидела в направленном на меня взгляде даже не возмущение, а секундную растерянность в ответ на прозвучавшие фразы.

– Я никогда тебя не оставлю. Никогда и нигде, ясно? – Сняв мои руки со щек, Ян заключил меня в объятия, обвив плечи и сжав чуть сильнее, чем необходимо.

Мои глаза наполнились слезами, но я не дала им волю. Прижатая к нерушимой груди, я утыкалась в горячую шею и плакала, но лишь мысленно. Беззвучно скорбела обо всем, что произошло. О гибели семьи: родителей, дяди и тети, двоюродных сестер, а еще домашних прирученных драконов и о жестоком растворении в ткани бытия полудракона Роксоланы, о своей судьбе и столкновении со всевозможными пугающими, опасными существами.

Мне было страшно и грустно одновременно. Цмок молча гладил меня по волосам и единожды ненавязчиво поцеловал в лоб. Мы были близки в тот момент как никогда. Я вновь ощутила себя ребенком – девочкой, которую он оберегал, когда я была маленькой.

Теперь, когда я выросла, мне хотелось заботиться о нем в ответ.

Мы застыли, прижавшись друг к другу на несколько минут. Меня окутывало тепло, а порывы ветра, врывающиеся на балкон, не беспокоили. Но в какой-то момент мы все-таки разъединились. Когда Ян отстранялся, я заметила вспыхнувшую в его глазах мимолетную тень искреннего удивления. Я поняла: он учуял мой запах. Ее запах. Мята и корица.

Наверное, было плохой идеей использовать мыло. Между нами повис не дух Роксоланы, но призрачная память о ней. Хотя оно и к лучшему: можно подарить Яну бесценную возможность в последний раз ощутить то, что безвозвратно ушло.

Теперь мы оба смотрели вдаль, на огни замковых врат.

– Что будет с Хоросом? – спросила я, вспоминая о еще одной скорби.

Как жаль, что ничего не удалось – мы не сумели помешать Дивии забрать его. А ведь Хорос проявил доброе отношение к нам и хотел помочь.

– Дивия не причинит ему серьезного вреда. Он же ее родной брат. А когда мы сможем ее сковать, Хорос освободится.

Ответ Яна немного утешил меня.

Затем Ян, не меняя мягкости тона, повернулся ко мне и добавил:

– Ты рассказала Валентине о Роксолане, однако увидела ее впервые. Не стоит доверять всем подряд.

Опешив, я нахмурилась и напомнила ему очевидное, заодно стараясь оправдаться:

– Всем подряд? Она – твоя сестра.

А после, не пытаясь выведать причин их переменчивых холодно-теплых отношений, поскольку сейчас было не время и не место, чуть увела тему в сторону:

– Ее имя… похоже на мое.

Валентина. И Алевтина. Я сразу заметила, но не придала этому особого значения, потому что, пожалуй, могла и ошибиться, а дело обстояло совершенно по-иному.

– Совпадение?

– Может, да, а может, и нет, – пожал плечами Ян. – Твои родители сами решали, как тебя назвать. Но, вероятно, кто-то мог дать им совет, а они – его принять.

«Он любит ее, – удостоверилась я. – Любит сестру, и не важно, что именно говорит о ней и как себя ведет».

Ян был к ней привязан, раньше лишь демонстрируя напоказ, что не склонен к слабостям такого толка. Впервые я обнаружила, что он действительно к кому-то по-настоящему неравнодушен.

– Ты не рассказал бы Валентине, – парировала я, хотя в общем-то он со мной и не спорил и не задавал вопросов. – Это должны были сделать либо я, либо Гай.

Я слишком хорошо знала Яна: он крепко держался за беззаботный, ветреный, оптимистичный образ.

Как будто всегда должен быть в форме.

Ян согласно кивнул и замолчал, благодаря меня или соглашаясь.

Снова шагнув ко мне вплотную, он накрыл рукой мое плечо и приобнял. Я вдруг ощутила тонкий, едва уловимый запах, помимо мяты и корицы, который почему-то не замечала ранее. То, как пахло от него: лесом, скорее, свежей хвоей и дымом костров, которые он жег на руинах усыпальницы. Хотя Ян успел вымыться и переодеться, кожа все равно хранила следы того, где довелось побывать.

Или от дракона всегда так пахло, а я не обращала внимания? Может, это следы не того, где он был, а кем был?

– Не хочешь поспать? – вопросил он.

– Вроде нет, – шепнула я.

– Тебе надо отдохнуть, – все равно велел он.

– Я уже не знаю, в какой я реальности. И почти ничего не чувствую, – призналась я.

– Потому что ты устала.

Я опять прислонила голову к его плечу, уткнувшись лбом в шершавую плотную ткань камзола. И протяжно вздохнула:

– Что, если это из-за меня, Ян?

Ведь если бы я не спела с друзьями на берегу озера ту дурацкую песню, истинно являющуюся проклятием Яна, отобравшим на время его силу, у него хватило бы времени и возможностей учуять волков и спасти Кристину, наследовавшую магию.

И даже, если бы повезло – всю мою оставшуюся семью. Родители бы не погибли.

– Может, из-за меня? – возразил он.

«А он, – подумала я, – считал, что ему вовсе не стоило уезжать и покидать нас надолго. Если бы наш дом и участок хранили частицы магии древнего цмока – волки не сунулись бы на ферму».