Цитаты из книг автора «Алла Горбунова»

конец света должен наступить в 1999 году от звезды Немезиды, что означает месть, называли точную дату – 11 августа.

Кто-то из знакомых взрослых сказал, что у детей бывает такой комплекс, который заключается в страхе перемен и желании, чтобы все оставалось как есть.

все эти вещи описываются с какой-то удивительной, беспрецедентной интонацией.

После девятого класса я пошла учиться в ПТУ. Я не собиралась там по-настоящему учиться, а хотела просто где-то числиться, чтобы успокоить своих домашних, что я не совсем на улице. На самом деле я, конечно, собиралась быть совсем на улице.

Он забывает Страну чудес. Он начинает жить во сне, который снится первому, но при этом забытая Страна чудес кажется ему сном, который он не может вспомнить. В глубине своих снов он ищет Страну чудес, которая для него всегда в прошлом. Он не может туда вернуться, потому что никогда не имел к ней никакого отношения. Он никогда не жил в Стране чудес, он пытается вспомнить то, чего с ним никогда не было. Он только снится Стране чудес. Это он – сон Страны чудес, а не она – его сон, как он ошибочно думает. Он жил и всегда будет жить в грезе, такова его природа. Он – сон Страны чудес, который пытается вспомнить и обрести ее на дне своего самого глубокого сна. Тот, кто жил в Стране чудес, – и сейчас живет в Стране чудес. Он не изгнан в чужие сны. Он у себя дома

В каждом человеке живут двое: первый и второй. Первый рождается и живет в Стране чудес. Он живет в реальности и в глубине. Но постепенно в нем рождается новое образование, живущее в обществе и языке, с которым человек себя отождествляет. Это второй – иллюзорное образование, которое только снится

Мне было интересно жить: я верила в Бога, верила в магию, верила в чудеса и в смысл как своей жизни, так и мироздания в целом. Веру я утратила в тринадцать лет, а до этого мир был наполнен смыслом, он был огромен, непознаваем, могуч и прекрасен. Но при этом я чувствовала трагизм жизни, какой-то болезненный надлом, рану в самом сердце мира и понимала, что именно эта рана – самое живое, самое драгоценное, что каким-то образом она касается и меня

вмешивалась странная, почти неизвестная ему прежде грусть и тревога. вернее, она была ему известна, но раньше она была не в нем: грусть жила в грозах и закатах, в белом паре, который поднимается над озером, если сидеть на берегу ночью, или в том, как осенью соскальзывают вниз листья. теперь же ему показалось, что и в нем, как в природе, живет эта тревожная грусть где-то на дне радости, как тихая, неуловимая песня

Я поняла, зачем мне Бог, и он стал мне больше не нужен. А нужен он мне был потому, что хотелось быть частью сообщества, семьи, хотелось какой-то альтернативы, и еще я очень боялась, что после смерти ничего нет, и еще мне хотелось, чтобы над всеми этими преступниками, которые нами управляют, был кто-то самый главный, сильнее их всех и лучше, и всех их на место поставил, и хотелось, чтобы была книга, в которой все ответы написаны, чтобы по ней жить и не мучиться. И вдруг мне это все стало не надо. И я спросила себя: желаю ли я Бога самого по себе, без всего вот этого? И ясно поняла, что все вот это мне было нужно, а Бог сам по себе совершенно ни к чему. Что с ним делать-то, с Богом. А раз он мне не нужен, то, значит, его и нет.

Да не знаю я. Вроде живут, как и жили. Может, что-то и меняется, но как-то трудно говорить об этом… На меня вот как-то раз указала. Когда я только начинал здесь работать. Вроде живу, как и прежде, но что-то есть такое… что-то странное… как будто я и здесь живу, и там, на темной Родине. Как будто вижу что-то такое и не вижу, сам не знаю. Как будто лес дремучий ночной где-то во мне растет. Как будто принадлежу я на самом деле ему, а не этому миру. Как будто и нет никакого мира – только лес, этот бар и Она. Как будто…