Глава вторая
Соломенная вдова

Хуже нет, чем ждать и догонять.

Из Бухареста, города столичного и вполне европейского, князь Петр перебрался в Яссы, место тихое, малонаселенное, провинциальное, зато на полпути между Веной и Санкт-Петербургом. Холодной и ветреной весной 1810 года генерал от инфантерии прогуливался по узким улочкам этого старинного молдавского городка и много размышлял на досуге.

Догонять, то есть преследовать неприятеля, в последние годы ему доводилось нечасто. В самых трудных кампаниях с французами, в 1805 и 1807 годах, Багратион обычно командовал арьергардом, то есть сам отбивался от вражеских войск, преследующих русские полки.

Так он уходил из Австрии после битвы при Аустерлице, из Восточной Пруссии после сражений под Гейльсбергом и под Фридландом. Больших усилий стоили эти отступления. День и ночь в движении, то под снегом, то под дождем, с короткими привалами, почти всегда без горячей пищи. Французы, как одержимые, бросались в атаки. Русские боевым порядком занимали дорогу и отгоняли их прочь, не давая разорять свои обозы, громить поредевшие в боях воинские части.

По сравнению с таковыми солдатскими трудами нынешняя жизнь могла показаться ему прекрасным отдыхом, если бы Петр Иванович знал, какое решение примет государь. Неизвестность томила полководца. Пожалуй, сейчас он поменял бы поход от Гейльсберга до Фридланда и от Фридланда до Тильзита, когда французы две недели не давали ему и глаз сомкнуть, на две недели в Яссах. Поход был легче. Его финал обозначался четко: от врага отобьемся, новую баталию выиграем! Сейчас в отпуске Багратиона никакого ясного окончания не просматривалось. Следовало набраться терпения и ждать.

Он давно изучил все местные достопримечательности. В городе их насчитывалось немного.

Руины с толстыми каменными стенами и остатками двух круглых башен, явно средневековых. Жители почему-то называли их «Господарским домом». Может быть, оно и верно. В незапамятные времена Яссы служили столицей Молдавского княжества, что лежало на слегка всхолмленной долине между реками Прут и Сирет. Правили им господари, сильные и независимые.

Церковь Трех Епархий. Князь Петр регулярно ходил туда к заутрене потому, что храм располагался недалеко от его квартиры. Дивная резьба по камню покрывала его стены, внутри блистал золотом иконостас, медные голоса колоколов слышались даже на окраинах. Богослужение шло на молдавском языке, но это не мешало генералу усердно молиться. Все православные обряды он хорошо знал.

Украшал город собор Святого Николая Чудотворца, построенный господарем Стефаном Великим в конце ХV столетия. Стены его потемнели от древности, купола высоко поднимались над малоэтажной городской застройкой. В нем проходили Помазание Божье все правители Молдавского княжества перед вступлением на престол, пока на их земли не вторглись турки и не включили княжество в состав Османской империи, заставив молдаван платить огромные налоги в казну султана.

Мусульман в конце XVIII века прогнали русские. В1789 и 1790 годах в Яссах находилась штаб-квартира Главнокомандующего нашей Южной армией генерал-фельдмаршала светлейшего князя Потемкина-Таврического.

Старожилы еще помнили, какие праздники и балы задавал здесь великолепный Григорий Александрович. Настоящий золотой дождь пролился на местные базары, магазины, лавки. На улицах стало тесно от роскошных карет и экипажей, армейских фур, конных и пеших патрулей. Хорошие деньги платили хозяевам постояльцы: вельможи, приезжавшие сюда из Петербурга и Москвы, офицеры из штаба Потемкина и полков, расквартированных в Яссах и по их окрестностям.

С тех пор русская речь стала привычна для жителей. Это были в основном молдаване, которые возделывали виноградники, огороды и поля пшеницы, простиравшиеся далеко на северо-восток, к реке Прут. Евреи владели в городе трактирами, магазинами, лавками. Цыгане держали здесь несколько кузниц и торговали на рынке лошадьми. Наши присутствовали по-прежнему, но не в столь значительном числе. В Яссах располагался только пехотный батальон, охранявший тыловые склады Молдавской армии.

Командир батальона майор Пустошкин оказался знаком Петру Ивановичу по прусской кампании 1807 года. Будучи капитаном, он тогда командовал ротой в Павловском гренадерском полку.

Под Фридландом павловцы своими телами прикрыли любимого военачальника от губительного артиллерийского огня. В критическую минуту сражения Багратион сошел с лошади, обнажил шпагу, подаренную ему Суворовым, и сам повел солдат в атаку. Под дождем вражеской картечи рядом с ним шагал рослый, как все гренадеры, капитан Пустошкин.

Но отступить русским все-таки пришлось. Чертовы французы выкатили на прямую наводку 36 орудий и с расстояния в 150 шагов начали молотить по нашим без остановки.

Багратион приказал трем легкокавалерийским полкам подавить эту гигантскую батарею. Всадники бросились вперед, однако столь жестокой стрельбы не выдержали, с полдороги повернули назад, привели в расстройство собственную пехоту и через город Фридланд ушли за реку Алле.

Такая неудача на глазах всей армии обернулась паникой. «Спасайтесь!» – завопили трусы, которые в успешном бою обычно идут во второй шеренге, за храбрыми.

Капитан Пустошкин под Фридландом был ранен. За доблесть, проявленную там, он получил орден Святого Владимира четвертой степени, чин майора и должность командира батальона, но уже, к его большому сожалению, не в Павловском гренадерском полку.

Теперь вовсе не картечь угрожала генералу от инфантерии, но ожидание, почти безнадежное, изнуряло его душу. Пустошкин и здесь с готовностью подставил плечо своему кумиру. Багратион приходил в штаб-квартиру батальона раз или два в неделю. Майор принимал князя Петра благоговейно, предлагал ему трубку, набитую отличным турецким табаком, рюмку местной мадеры, правда, отвратительного вкуса, и беседу о минувших схватках с Наполеоном.

Командуя арьергардом армии в Восточной Пруссии, Петр Иванович, конечно, не мог доподлинно знать деталей солдатского быта в полках, его начальству вверенных. Пустошкин же, умелый рассказчик, как будто помещал генерала в гущу пехотной колонны.

Вот она, походная жизнь. То в котел с гречневой кашей гренадеры, не имея ни капли масла, бросят сальный свечной огарок и потом с аппетитом съедят варево. То союзники-пруссаки от чистого сердца снабдят служивых сухарями из белого хлеба, а те заплесневеют и сгниют под непрекращающимся дождем в холстяных сухарных сумах. То сапоги и форменные панталоны у рядовых от безостановочного движения изорвутся в клочья, а в жарком июне последует приказ перед государевым смотром: «Надеть шинели!» – ибо они весьма длины и наготу солдат полами своими прикрывают.

Развлекая бывшего Главнокомандующего всяческой армейской бывальщиной, Пустошкин думал о каком-нибудь интересном сюрпризе для него и однажды додумался.

Когда они закурили свои трубки с турецким табаком, в комнату вошла… женщина. Сперва Багратион удивился: как она попала в расположение гарнизонного батальона? Хотя чему тут удивляться? Где военные мужчины, там обязательно появятся и женщины, но – определенного сорта и занятия.

Длинная красная юбка в крупных зеленых и желтых цветах, розовая блузка и черная шаль на плечах – так выглядела Мариула, цыганка из табора, обитавшего в окрестностях Ясс. По виду князь Петр дал бы ей лет 30. Но цыганки, которых выдают замуж в 12—14 лет, стареют рано. Действительно, в карих ее глазах читалось и детское любопытство, и усталость человека, немало пожившего.

– Мариула умеет гадать, ваше сиятельство, – сообщил майор.

– Я не верю гадалкам, – ответил Багратион.

– Напрасно. Перед Рождеством Христовым она мне предсказала, что жалованье за последнюю треть прошлого года задержат на два месяца. Так оно и вышло.

– Ну, это предсказать нетрудно, – улыбнулся генерал.

– А еще, – не унимался Семен Пустошкин, – история была с поручиком второй роты Белевичем. Ему она нагадала скорую смерть отца и через то – получение наследства. Нынче он в отставке. Уехал к себе в Малороссию. Имея деревню в двести крепостных, можно и не служить…

Цыганка слушала их разговор внимательно. Едва ли она абсолютно все в нем понимала. Но человек в эполетах с густой бахромой, с белым крестом у разреза высокого воротника ей понравился.

– Эй, бриллиантовый мой! – довольно фамильярно обратилась она к генералу от инфантерии. – Коль не веришь, так испытай!

– Что значит «испытай»? – переспросил, недоумевая, Петр Иванович.

В ответ гадалка извлекла откуда-то из складок юбки колоду атласных карт. Затем ловко перетасовала ее, разбросала на столе, сформировав шесть групп по шесть карт. После стала их по очереди брать в руки, рассматривать, точно видела впервые, и рассказывать:

– Ох, сколько важных дел у тебя… Сколько разных людей тебе подвластны… Плохо одно. Тот, кто выше всех, сильно тобой недоволен!

Багратион бросил на нее пристальный взгляд, подумал и сказал:

– Продолжай.

– Вот уж нет, бриллиантовый мой. Сначала позолоти ручку.

Пустошкин, который забыв о своей трубке, смотрел на стол, вздохнул:

– Вот ведь шельма, ваше сиятельство! Она ведь и со мной точно так же поступает…

Князь Петр достал бумажник и положил на ладонь цыганки серебряный рубль-«крестовик». Для нее это был значительный гонорар. Монета мгновенно исчезла в складках юбки, а карты, повинуясь рукам гадалки, продолжили свой хоровод.

– Дорога лежит дальняя, – произнесла Мариула.

– Куда? На север?

– Нет. В горы, в теплые края. Большой город у большой реки.

– Таких городов много, – небрежно заметил генерал.

Цыганка повернула к нему три карты лицевой стороной. В середине находилась дама «пик»: округлое лицо, голубые глаза, черные брови, платье с белой оторочкой, в руке – цветок неизвестного растения.

– Она живет там, бриллиантовый мой. Соломенная вдова. Веришь ли ей? Надеешься ли? Ждешь ли какого важного письма?..

– Хватит! – вдруг резко сказал князь Петр, и гадалка застыла, держа в руке карту с дамой «пик».

Не собирался потомок грузинского царского рода отвечать на вопросы таборной цыганки. Случайности правят миром. Случайной могла быть и ее догадка о княгине Багратион, о письме из Санкт-Петербурга. Но все-таки что-то дрогнуло в его смуглом, как бы окаменевшем лице с гордым орлиным профилем. Мимолетное движение это не ускользнуло от глаз Мариулы. Она заговорила торжествующе:

– То-то, бриллиантовый мой! В верных руках карты не врут…Всю правду узнаешь о ней, красавице писаной. Про путь свой до конца дней… Дай золотой!

– Золота я не держу, – князь Петр вроде бы улыбнулся, достал еще один серебряный рубль и положил его на стол. – Да и правда твоя мне не нужна. Пустые слова говоришь. Запомни, жизнь и счастье солдата – только в руце Божьей!

Вовсе не думал майор Пустошкин сердить бывшего Главнокомандующего Молдавской армии цыганскими хитростями. Но получилось, что рассердил. Сумрачно взглянув на него, Багратион отложил недокуренную трубку, встал из-за стола и направился к двери.

Мариула, усмехаясь, завязывала второй серебряный рубль в пестрый носовой платок, чтобы спрятать богатую добычу от хозяина, цыганского барона. Она крикнула Багратиону вслед:

– Письмо жди на той неделе!..

Гадалка ошиблась. Фельдъегерь из столицы приехал лишь в начале мая. Он привез заграничный паспорт для путешествия князя Петра в Австрию.

Вслед за ним появился в Яссах и отставной ротмистр Дорер с известиями вполне благоприятными. Мирно и весело жила прекрасная Вена. Княгиня Екатерина Павловна Багратион пребывала в добром здравии, имела много знакомых в придворном обществе, танцевала на балах в императорском дворце Хофбург. Но дом, снятый ею на Риген-штрассе, княгиня находила слишком тесным и малопригодным для размещения там супруга вместе с его генеральской свитой.

– Что за дом? – спросил Петр Иванович. – Ты в нем бывал?

– Так точно, ваше сиятельство! – доложил отставной ротмистр. – Преизрядный особняк в два этажа, с просторной гостиной на семь окон, каковая легко преобразуется в бальную залу. Очень любит ее сиятельство вечера с танцами и музыкой. Струнный квартет из венской оперы часто к себе приглашает.

– Ладно. Может быть, станцуем еще, – пробормотал бывший Главнокомандующий.

Ведь совершенно безосновательно ссылалась Екатерина Павловна на сопровождающих ее супруга людей. Окружать себя служителями разного рода, подобно многим вельможам того времени, князь Петр не любил и всегда жил скромно, особенно – в походе. Однако положение обязывало.

Согласно Павловскому Уставу 1797 года доселе действующему в Российской армии, статус генерала от инфантерии был высок. Ему полагалось иметь двух солдат с ружьями у ноги перед дверьми квартиры, от трех до пяти адъютантов, ординарцев в унтер-офицерском чине, денщиков. В обозе армии разрешалось держать карету, запряженную цугом, то есть три пары лошадей одна за другой с форейтором на первой лошади, четырехколесную крытую фуру с тремя лошадьми, три двухколесных пароконных повозки и двенадцать вьючных лошадей.