Часть 1
Однажды

Глава 1
Снег

Санкт-Петербург

Декабрь, наше время

Ее безмятежная юность скрылась за поворотом; и зеленый Тбилиси, и кукольный театр, и живописные улочки, в которых смешная, неуверенная в себе девочка с копной кудрявых волос красила дома, чтобы добавить в этот мир немного красок, озорства и нежности, остались ярчайшим, солнечным воспоминанием. Завтра Теоне должно было исполниться двадцать лет.

Могла ли Теона год назад представить, что свой следующий, двадцатый день рождения она будет встречать в Петербурге? В этом странном городе с ужасным климатом, где количество ангелов может посоревноваться лишь с количеством загадок и тайн…Однако же каким-то, не иначе солнечным, отвечающим за перемены и потрясения ветром ее занесло за тридевять земель в это царство рек, расчерченных улиц-линий, великолепных дворцов, неприглядных дворов-колодцев, суровых, неприветливых с виду, но искренних и отзывчивых людей.

В это зябкое утро она возвращалась из Лешиной больницы через весь город. Ветер сегодня прямо-таки разбушевался – вон как вертится маленький кораблик-флюгер на крыше старого дома. Дует солнечный ветер, кораблик в петербургском небе плывет и раскачивается, будто на волнах во время морского шторма, и что-то ветер сейчас нагнетает, и чем это еще отзовется! Теона невольно поежилась – скорее бы укрыться в «Экипаже»! Но даже торопясь поскорее нырнуть в кофейню, она все же остановилась на соседней улице, чтобы помахать рукой скульптуре ангела, притулившейся на фасаде одного из домов. Ангел сегодня казался замерзшим и немного усталым (больше ста лет он дежурит на этой старой крыше и удерживает небо, словно он не хрупкий ангел, а мощный атлант).

– Держись! – прошептала ему Теона.

Да, кое-что за прошедшие полгода она про этот город уже поняла. К примеру, то, что здесь надо держать небо из последних сил. Ну а кто, кроме нас, его удержит? И вот так мы здесь и живем – небо все время падает, а мы все время (ангелы помогают нам, а мы немного – им), как атланты, его держим.

…Теона решила вечером отметить в «Экипаже» сочельник грядущего католического Рождества и свой завтрашний день рождения и по такому случаю пригласила на свой девичник Марию и Лину.

С самого утра непревзойденный маг от кулинарии Манана в своей алхимической лаборатории готовила для любимой племянницы и ее гостей традиционные рождественские угощения. Пока Манана нарезала, перемешивала, взбивала – творила разные кулинарные шедевры, Теона украшала кофейню. А за обслуживание посетителей в зале и бесперебойную подачу лучшего кофе сегодня отвечал Никита.

Вся команда кофейни в этот день была занята делом, и только где-то там, на той стороне Невы, в другом районе города, у больничного окна, маялся от тоски рулевой «Экипажа», бедолага Леша.

Утром, не выдержав, он было заикнулся Тее о том, что сегодня попросит врача его выписать. Но Тея в ответ выдала категоричное: «Белкин, и думать об этом забудь, тебе надо окончательно выздороветь! Пока врачи сами не сочтут нужным тебя отпустить, ты останешься в больнице!»

Леша пробурчал, что на больничной каше и жиденьком супе он тут загнется окончательно, но переубедить упрямую Тею ему не удалось. Она чмокнула его в щеку на прощание: «Столько дел сегодня, Лешка! А ты давай лечись!» – и умчалась. А он остался в этом скучнейшем больничном дне – ходил на перевязку, мерил шагами коридор, хандрил и все время думал о том, как там сейчас в «Экипаже».

А в «Экипаже» почти все было готово к сочельнику. Теона украсила еловые ветви шишками, лентами, фигурками ангелов, расположила в центре получившихся венков большие красные свечи и развесила рождественские венки по окнам. Кошка Лора с большим интересом наблюдала за тем, как Теона делает помандеры – украшает апельсины и мандарины звездочками гвоздики и палочками корицы; когда Теона на минуту отвлеклась, Лора мягкой лапкой столкнула один апельсин на пол и покатала его под столиком. Вскоре Теона соорудила целую волшебную гору помандеров; одни она связала вместе в гирлянды, другие разложила по вазам. Праздничное оформление кофейни завершали загоревшиеся на каждом столике рождественские звезды – красные огоньки пуансеттий.

…В этот вечер столик Ники расширили, придвинув к нему соседние.

На столе стояло обязательное рождественское блюдо – кутья с маком и медом (Манана предупредила Теону, что кутью нужно оставить на столе после ужина, потому что в ночь перед Рождеством души умерших возвращаются на землю и приходят на ужин к своим родным). В графине мерцал, источая неповторимый аромат яблок, груш, вишни, меда и кардамона, сваренный Мананой узвар; а на большом праздничном блюде красовался пирог «Двенадцатой ночи». И здесь же на столике, дожидаясь своего часа, лежали серебряное зеркало, старый нательный крест и полученное сегодня Теоной письмо.

Святой вечер начинался. Теона, Лина, Мария сидели у окна. Три женщины – три истории, три судьбы.

– Я должна вам кое-что рассказать, – сказала Теона. – Сегодня я получила письмо из Франции.

– Я тоже должна вам многое рассказать, – вздохнула Мария. – Правда, это будет долгая история.

– Но мы ведь никуда не торопимся, – улыбнулась Лина. – Впереди целая ночь.

Лина перевела взгляд – в доме напротив светилось окно Данилы. Этот свет в его окне рассеивал тьму и светил ей, как маяк, как утешение, как заверение в том, что Данила ждет ее.

Теона зажгла свечи, разлила в бокалы шампанское.

Лина вдруг охнула:

– Смотрите, это же… снег!

Сначала тихо, но постепенно набирая силу и скорость, с неба полетел снег.

Прильнув к окну, три женщины смотрели на этот первый, укрывающий город снег как на величайшее чудо.

Поначалу робкий, но быстро обернувшийся густым и щедрым, он летел и летел. И казалось, что летит он не только вниз, но и вверх; подобно времени – в разные стороны (ну кто сказал, что оно движется линейно?).

* * *

Петроград

Декабрь, 1916 год

Ксения сидела на широком подоконнике и смотрела на открывающийся из окна их с сестрой комнаты вид на Фонтанку. В этот тихий вечер сочельника на город обрушилась метель. Снег был таким крупным, что, казалось, тысячи белых птиц плывут над городом.

– Оля, да подойди же! – не выдержала Ксения. – Смотри, какое чудо!

Ее старшая сестра Ольга, сидевшая напротив окна за столом и вырезавшая из альбома нарисованных ею ангелов, отозвалась:

– Что еще за чудо?

– Снег! – улыбнулась Ксения. – Весь декабрь его ждали, и вот, наконец, дождались!

Ольга подошла к окну, взглянула на белое полотно Фонтанки и кивнула – да, красиво! Но поскольку в преддверии своего завтрашнего двадцатилетия барышня сейчас думала только о нем, она тут же перешла к главному.

– Ксюта, я пригласила на день рождения своих новых знакомых – Николая Свешникова и Сергея Горчакова.

Ольга присела на подоконник рядом с младшей сестрой.

– Твои новые кавалеры? – улыбнулась Ксения.

– Ну, разумеется, они оба в меня влюблены! – сказала Ольга с явным подтекстом «а разве может быть иначе?!».

А и впрямь – разве может быть иначе?! Разве в девятнадцатилетнюю Оленьку Ларичеву можно не влюбиться? Нет, ее, конечно, порой сложно вытерпеть, но не влюбиться в нее решительно невозможно! Разве что уж речь идет о совсем бесчувственном деревянном…

– Они оба ужасно мне нравятся, но этот Серж какой-то деревянный чурбан, право, – хмыкнула Ольга. – А вот Николя Свешников – совсем другое дело! С ним так интересно – он прямо-таки одержим идеей осчастливить человечество и все время говорит о революции! А еще он очень умный, красивый и похож на льва!

Ксения прыснула со смеху:

– На льва? Какое дурацкое сравнение, Оля! Я сразу представила, что-то очень нелепое – с гривой и с хвостом!

– Николя похож на льва в смысле царственности, есть в нем что-то вальяжное! – Ольга выдала забавную гримасу. – А потом у него такие роскошные волосы, словно грива!

– Ну а второй, тот, что чурбан?

– Месье Горчаков – скучнейший тип, – Ольга зевнула. – Зануда из неприлично богатой семьи. Его папенька – промотавшийся аристократ, в свое время поправивший свои расстроенные финансовые дела женитьбой на матери Сергея – дочери купца-миллионщика. Хотя Серж, кажется, имеет совесть не кичиться папенькиным богатством и ведет себя вполне прилично. Но он скучный до невозможности – рядом с ним даже мухи дохнут. Ни деньги, ни революция его не интересуют. Бедняга безнадежен – помешан исключительно на фотографировании, ходит всюду со своим штативом и фотографирует все подряд. – Ольга сделала смешной жест, показывая, как именно ходит этот самый Сергей. – Но что еще хуже: Горчаков одержим наукой. Он, видишь ли, работает над фотоаппаратом будущего – хочет изобрести новую оптику, усовершенствовать стекла и фотопленку. Этот чудак все время торчит в своей лаборатории и что-то изобретает. С ним и поговорить-то не о чем! А потом он не так красив, как Николя. Просто чересчур серьезный, деревянный чурбашка. Ой, Ксюта, мне кажется, вы бы с ним подошли друг другу!

Ксения изумленно посмотрела на сестру.

– Вот спасибо! Ты о чем вообще?

– А что? Ты такая же серьезная, как наш чокнутый фотограф! – Ольга подмигнула сестре. – Вы бы с ним отлично поладили! Ну что ты так на меня смотришь? Тебе скоро восемнадцать! Пора бы уже наконец в кого-то влюбиться!

– Разве мне угнаться за тобой? – усмехнулась Ксения. – Это ты на моей памяти влюблялась раз сто на этой неделе. Скажи, Оля, а тот твой кавалер, адвокат Клинский, кажется, тобой окончательно позабыт? Ну тот, ты еще замуж за него собиралась?

– Не будем о нем! Это было временное помутнение! – махнула рукой Ольга и закружилась по комнате.

Ксения засмотрелась на старшую сестру – какая Оленька грациозная!

Действительно, изяществу рослой, тонкой Ольги мог позавидовать кто угодно. Ольга вообще считалась красавицей – высокий лоб, розовый румянец на щеках и ведьминские глаза, менявшие цвет от светло-зеленых, оливковых, до темно-зеленых болотных омутов, в которые можно было провалиться и пропасть навсегда. А еще длиннющие черные ресницы (да хоть спичечный коробок клади ей на ресницы – Оля удержит) и пухлые, трогательно очерченные, словно их рисовала для Оленьки самая добрая фея, губы. К этим дарам фея (а может, тут работал целый отряд фей?!) в порыве неслыханной щедрости добавила также и осиную талию, и кудрявые шелковые волосы, и невероятную гибкость. «Я такая гибкая, что могу выступать в цирке, – смеялась Ольга, – а в случае необходимости меня можно сложить в несколько раз!»

Но темноволосая Ольга Ларичева, прелестница с ведьминскими глазами, была больше чем просто красавицей – в ней искрил тот особый животный магнетизм, что притягивает к женщине особей мужеского пола, от мальчишек с еще не проснувшейся мужественностью до стариков, чьи порывы давно угасли. И в пульсирующей на висках жилке, и в яремной выемке, и в молочной белизне Олечкиной кожи, и в тяжелых завитках ее волос таилась сокрушительная – сильнее любого оружия! – женственность. Словом, для одной девушки этих даров расщедрившихся фей было даже слишком много! Но, с избытком одарив новорожденную Олечку блестящими внешними данными, феи совершенно позабыли наделить младенчика хоть сколько-то приличным характером. Да, когда дело коснулось характера, феи дружно вышли из комнаты, и Оленьке Ларичевой досталось… Ну то, что досталось. В итоге девятнадцатилетняя Ольга обладала яркой внешностью и… совершенно несносным характером!

Ох, не случайно мать сестер Ларичевых, Софья Петровна, часто напоминала своей старшей дочери старую как мир истину о том, что наш характер определяет нашу судьбу. Характер Олечки (и спичку подносить не надо – и тут полыхает, и здесь взрывается!) должен был решить ее непростую судьбу. Взбалмошная, своенравная Ольга – надменность, упрямство и дерзость. Не самый лучший набор качеств для юной барышни!

А вот ее младшая сестра, Ксения, была другой – тише, спокойнее, словно на полтона умереннее во всем. В ней сказывалась некая приглушенность и сглаженность черт; округлость линий, лица, и глаза: не эти Ольгины болотные колдовские всполохи! – а серые с голубым, задумчивые, мечтательные. Да и таким норовом, как старшая сестрица, Ксюта не отличалась. Мягкая, покладистая, погруженная в свои мечты и мысли, барышня с книжкой в руках.

Но несмотря на все различия, Ксения с детства считала старшую сестру кумиром и смотрела на нее с обожанием.

Вот и сейчас Ксения невольно улыбнулась, глядя, как Ольга – неугомонная огневушка-поскакушка – вихрем промчалась по комнате, выделывая немыслимые танцевальные па.

– Какая ты красивая, Оля! – не удержалась Ксения.

Ольга ничуть не смутилась и равнодушно махнула рукой:

– А, все это твердят, словно бы говорить больше не о чем!

Ольга стащила Ксению с подоконника и распахнула окно. В комнату ворвались мороз и снег; ветер разметал Олиных бумажных ангелов на столе. Ангелы полетели в воздухе и осели на пол.

– Этот какой-то кривой, этот толстобрюхий! – Ольга хихикнула, поднимая ангелов с пола, но тут же прикрыла рот ладошкой. – Ой, наверное, нельзя так говорить, тем более в сочельник!

В комнату вошла Софья Петровна, мать сестер, и прикрикнула на барышень, чтобы те закрыли окно: «Простынете, дурехи!»

Ольга нарочито закашлялась, делая вид, что она уже безнадежно простыла, а потом забасила, как иерихонская труба. Софья Петровна вздрогнула – у ее старшей дочери и так был непривычно низкий для барышни голос. Отец девочек даже как-то сказал, что у Ольги голос, как у пьяного моряка.

– Да-да, знаю, – театрально захрипела Ольга, – у меня голос, как у сотни прокуренных матросов.

Софья Петровна покачала головой:

– Я с тобой, Оля, когда-нибудь сойду с ума. Выпороть бы тебя, чтобы всю дурь выбить!

– Ну, спохватилась! – расхохоталась Ольга. – Мне уж завтра двадцать лет стукнет! Поздно собралась, мама!

* * *

В этот декабрьский вечер квартира инженера Николаевской железной дороги Александра Михайловича Ларичева наполнилась голосами и смехом. По случаю двадцатилетия старшей дочери к Ларичевым, на Фонтанку, съезжались гости. Однако, несмотря на пышные приготовления к торжеству, с самого начала вечера что-то пошло не так; причем поначалу ничто не предвещало такой развязки.

Сама именинница в зеленом, под цвет глаз, платье, в блеске красоты, юности, глаз, волос, порхала среди гостей и кружила головы присутствующим мужчинам. Что до скромницы Ксении, то она, по обыкновению, сидела где-то в уголке шумной гостиной, откуда и наблюдала за происходящим. Из всех Олиных знакомых более других ее заинтересовал Николай Свешников. В привлекательном, широкоплечем Николае чувствовалась необыкновенная сила и живой ум; а в его облике: орлиный нос, грива ниспадающих на плечи волос, широкие брови вразлет – действительно угадывалось нечто львиное, царственное.

Ольга тоже явно выделяла Николая из толпы гостей – она о чем-то непрестанно с ним шепталась и кокетничала. Ольга с Николаем составляли красивую пару – оба темноволосые, яркие, привлекающие всеобщее внимание. И Ольга, и Николай в этот вечер искрили обаянием и радостью и явно были увлечены друг другом.