В конце концов Рите все же удалось скинуть меня с дивана. И я перешла в другую фазу депрессии – днями сидела на подоконнике с видом на Москву-реку, выпивала бессчетное количество чашек кофе и думала, чем заняться в ближайшие пятьдесят лет. Притом у меня уже стали возникать мысли насчет того, что «надо что-то делать» и как-то выбираться из трясины любовных переживаний. Я даже понимала, что причина моей жизненной драмы, пожалуй, не в Славе, а если глубже, если честно себе признаться – во мне самой.
Сейчас я уверена, что так и было. Депрессия, в определенном смысле, сродни тоннельному сознанию – ты движешься исключительно в русле одних мыслей и переживаний, из которого у тебя решительно не получается выбраться. Ясен пень, что данное направление – тупиковое, но ты по каким-то причинам не можешь или не хочешь с него свернуть и катишь по нему, как на катафалке.
Кроме всего прочего, возникает соблазн пожалеть себя. Как это меня, такую хорошую, такую-сякую распрекрасную этот неблагодарный козел (а вы где-нибудь видели благодарных козлов?) бросил? Променял на другую. И уже захлебываешься жалостью к себе, такой бедной и несчастной.
Теперь я понимаю, что этого делать нельзя. Категорически. А надо понять, что, пока ты тут рыдаешь и упиваешься несчастьем, твоя жизнь проходит. В этом самом узеньком темном тоннеле, куда ты же сама вошла и откуда надо быстренько выбираться.
А как? Вопрос. А между тем я сама так и катила по своему тоннелю и страдала, как водится, душевно – с соплями и причитаниями.
В то время я ушла от Славы – «мне от вас ничего не надо, даже столичной жилплощади!» – и стала снимать квартиру в Москве. Аренда жилья стоила дорого, а мои деньги стремительно таяли. Это были тяжелые времена. Мне во всем не везло. Дошло до того, что однажды я стала оплачивать кредит за машину, а прожорливый банкомат счавкал мои купюры и замер – ни чека, подтверждающего оплату, ничего, – типа, не знаю я вас и денег ваших не брал. В его равнодушии было что-то издевательское. Я забегала вокруг банкомата, заохала – отдай деньги, сволочь! Потом разрыдалась – так вдруг стало обидно, что вообще ни в чем не везет. Да это просто мировой заговор против меня!
И я решила уехать из Москвы в Петербург. Вот говорят, что если чувствуешь, как накрывает девятым валом несчастий, надо резко сменить декорации и переместиться в пространстве. Тем более что мне было куда уезжать. Дело в том, что пять лет назад, встретив Славу, я переехала к нему в Москву из родного Петербурга, оставив квартиру. И теперь, раз уж со Славой все кончено, в Москве меня больше ничего не держит.
Да и Рите пора было возвращаться в Нью-Йорк к своему Джону, который каждый день напоминал ей о себе, звоня по телефону, а Ритка виновато мычала в трубку, что задержится в Москве еще ненадолго. «Почему, Джонни? Ну, потому что…» А я знала почему – она боялась оставить меня одну.
Я чувствовала вину перед подругой – чего ради она должна нянчиться со мной, наплевав на собственную личную жизнь и нетерпеливого, уже начавшего обижаться на нее Джона?
«Ну, вот что, – решительно сказала я, глядя в ее заботливые глаза. – Лети-ка ты в Америку. Джон волнуется».
«Да и черт с ним!» – махнула рукой Рита, но прозвучало это как-то неубедительно.
«Ты там на месте разберешься – черт с ним или полная любовь и согласие! И вообще… Миллионерами в условиях жестокого экономического кризиса не разбрасываются, между прочим, они на дорогах не валяются». Кстати сказать – ее Джон был не просто славным парнем, но еще и богачом. Вот так счастливо распорядились Риткины звезды.
– А как же ты, Ника? – вздохнула моя сострадательная подруга.
– А я решила вернуться в Питер. Что мне в Москве делать?
Прощаясь, Рита заверила, что в скором времени прилетит в Петербург – проверить мое душевное здоровье.
На следующий день после ее отъезда я села в поезд (в купе всю ночь проревела, мысленно разговаривая со Славой) и отправилась к берегам Невы.
Перемещение в пространстве как метод психотерапии мне не помогло. Конечно, если бы я уехала, скажем, на Мальдивы или в какие-нибудь иные залитые солнцем декорации, рецепт бы, глядишь, и сработал, но под свинцовым питерским небом мне лучше не стало. Увы, мой родной Петербург – не самое подходящее место для излечения от депрессии.
Я приехала сюда в конце лета, но здесь уже наступила осень. Шли сильные дожди, и пространство переливалось всеми оттенками серого – серое небо, серая река, свинцовый гранит набережных, серые лица горожан. Ладно, – если первый рецепт излечения от хандры не сработал, надо срочно подключать второй. А согласно ему в случае депрессии нужно заняться каким-нибудь делом, которое захватит настолько, что вытеснит все переживания.
Я задумалась – чему себя посвятить? И как снискать хлеб насущный, ведь мне теперь придется самой зарабатывать на жизнь.
По профессии я музыкант, окончила консерваторию по классу фортепиано. В музыкальную школу меня отдала мама. Она мечтала, что когда-нибудь затраченные ею усилия окупятся и я стану выдающимся музыкантом, мой гастрольный график будет расписан на 150 лет вперед и она сможет мной гордиться. Знаете, очень тяжело, когда тебя в детстве нагружают таким чувством ответственности, потому что оно пропорционально грузу вины, которую ты испытываешь, когда не оправдываешь чьих-то ожиданий. Я очень старалась, правда… Так старалась, что в конце концов возненавидела музыку и часто с упоением повторяла: «Тишина – ты лучшее из того, что я слышала…» Меня перекормили гаммами, сольфеджио и установками: «Ника, ты должна учиться, ты должна быть лучше всех».
С тех пор у меня гигантский комплекс, будто я всем что-то должна и обязана доказать, что я лучшая и тоже достойна любви. Этот комплекс, словно хвост, волочится за мной по жизни и мешает идти вперед.
Я даже думаю, что причина моего разрыва со Славой как раз в этом. Я так отчаянно старалась доказать неудавшемуся мужу, что достойна его любви, что сделала несчастной в этих отношениях и себя, и его.
Увы, я не оправдала маминых надежд. Я оказалась (как трудно признать, что ты – посредственность) музыкантом со средними способностями. Как осторожно сказала мне мой добрейший преподаватель в консерватории: «Все хорошо, Ника, но чего-то не хватает…» – «Чего?» – «Искры Божьей…»
Ясно. Вся штука в том, что «средней искры» не бывает. Она либо есть, либо ее нет. И во втором случае занимайся хоть до мозолей на заднице – искру Божью не высечь.
Консерваторию я окончила, но у меня нет таланта, выступлений в концертных залах и гастрольного графика. И для мамы это оказалось ударом.
После консерватории я стала работать преподавателем в музыкальной школе, откуда смоталась через полгода, поняв, что это не мое. Больше всего на свете я боюсь заниматься не своим делом, потому что не хочу портить жизнь окружающим. А в музыкальной школе приходится иметь дело с детьми, это огромная ответственность – нужно фанатично любить собственную работу или найти мужество уйти.
Потом я работала менеджером – кому-то что-то продавала и уже в понедельник мечтала о пятнице, как мечтал о ней Робинзон Крузо. В конторе царила смертная тоска. А потом я встретила Славу, влюбилась и уехала за ним в Москву.
Там я первое время давала частные уроки музыки. Кстати, именно благодаря им я познакомилась с Ритой. Однажды через знакомых мне предложили работу – учить игре на фортепиано девушку Риту. Рита как-то безоговорочно и сразу располагала к себе доброжелательностью и искренностью, а еще мне сразу понравилось ее потрясающее чувство юмора и манера заразительно, очаровательно смеяться. В общем, ничего удивительного в том, что мы подружились, нет.
Как человек честный, через неделю я Рите прямо сказала: «Маргарита, хорош дурью маяться. Ну, какой из тебя музыкант? В лучшем случае будешь на светских тусовках играть двумя пальцами какую-нибудь попсовую мелодию или собачий вальс. Тебе это надо?»
«Нет, – сказала Рита, – не надо». И мы прекратили занятия. Пианистки из Риты не вышло, но выяснилось, что у нее весьма своеобразный сильный джазовый голос. И мы придумали совместную программу – она пела, а я ей аккомпанировала. Мы выступали в джазовых клубах и даже неплохо зарабатывали. Как говорила Рита, мы работаем на контрастах: она – маленькая миниатюрная рыжая, и я – крупная брюнетка.
Это было замечательное, веселое время, но Слава начал активно возражать против этих концертов, и мне пришлось сделать выбор (конечно, я предпочла мужа). А вскоре Рита вышла замуж. Здоровенного смешливого Джона привели в клуб русские друзья; увидев Риту, он пал к ее ногам как подкошенный. Через месяц Рита уехала с ним в Америку и теперь поет свою любимую песню «Осень в Нью-Йорке» в Нью-Йорке.
Она уехала, а я осталась, и даже наши частые телефонные звонки друг другу не помогали мне избавиться от ощущения острого, сосущего под ложечкой одиночества. Ну а потом мой брак, а заодно и жизнь дали трещину, и тут уж одиночество захлестнуло меня мощным девятым валом. Что называется, спасайся, кто может.
Именно Рита пришла мне на помощь в тот черный август, когда, расставшись со Славой, я приехала в Петербург и размышляла над тем, как заработать на жизнь. Через знакомых петербургских рестораторов она предложила мне работу – по вечерам играть в модном дорогом ресторане за неплохие деньги. Но я отказалась, потому что после разрыва со Славой перестала играть. То есть я не могла заставить себя подойти к роялю. Вот просто никакими силами. Ну, в жизни всякое бывает – после стресса некоторые люди, например, перестают есть или не могут спать, а я – возможно, это своеобразная реакция организма на сильное потрясение – не могла играть. Иными словами – утратила профпригодность.
И куда податься бедной девушке?
По этому случаю мы с Ритой организовали женсовет с ликером и душеспасительными беседами. Рита специально для этого прилетела в Петербург, как на какую-нибудь конференцию. На повестке дня вопрос: куда пристроить горемычную Нику?
Рита меня с ходу спросила:
– Ника, о чем ты мечтала до этого коз… Славы?
Я ушла в такие раздумья, что Рита за это время успела выпить две рюмки «Бейлиза». Когда она взяла третью, я призналась, что всегда хотела открыть собственную кофейню.
– Вот и открой! – хмыкнула Рита. – Чего ты как Манилов – «а хорошо бы мост через реку построить». Хочешь – сделай!
Я замялась:
– Ну-у-у, это в теории хорошо, в мечтах… А на практике небось сплошные сложности. Предпринимательство – это же чистая Африка, налоговики-бармалеи, крокодилы из пожарной инспекции…
– Люди открывают и не боятся, – парировала Рита.
– Да где я денег возьму? Чтобы открыться, нужен стартовый капитал, притом нешуточный.
Рита улыбнулась:
– Деньги я дам.
Разумеется, от ее заманчивого предложения я отказалась в самой категоричной форме, сославшись на свое жизненное правило – не брать в долг, тем более у друзей, и вообще ни у кого ничего не просить.
Рита принялась меня уговаривать:
– Никуша, могу я хоть раз в жизни сделать для тебя что-то хорошее?
Я упрямо отказывалась.
В результате Рита надулась, сказала, что «это гордыня, мать твою, Ника!», и укатила в отель.
А на следующий день симпатичный молодой человек, «русский партнер Джона по бизнесу», привез мне пухлый конверт с дензнаками и сказал, что если он привезет их обратно – Джон оторвет ему голову.
Так у меня появился стартовый капитал.
О проекте
О подписке