Карина
Следующим утром отец позвонил снова. Увидев входящий звонок, я напряглась. И не зря. Сперва думала, что Кирилл передумал давать деньги, но оказалось – как раз наоборот. К обещанной сумме он накинул ещё двадцать процентов, о чём отец и рассказал.
– Здорово, – только и сказала я, не разделяя его оптимизма.
– Ты сама не своя, Карина. – Папа, разумеется, это заметил. – Если что-то не так…
– Да всё так. На работу просто опаздываю. Взяла дополнительную смену. Так что извини, давай потом созвонимся.
На работу я не опаздывала и дополнительных смен не брала. Я вообще рассчитывала провести утро в постели, тем более что Дашка дома не ночевала и вернуться должна была к вечеру. Только планы изменились. Вместо того, чтобы включить старый фильм, налить большую чашку кофе и хорошенько побездельничать, я наскоро приняла душ. Подвела глаза чёрным карандашом, добавила светлых, с серебристым оттенком, теней и, надев длинный тёплый свитер, вышла из дома.
***
– Что ты задумал, Сафронов? – спросила, как только Кирилл открыл дверь.
В квартиру пропускать меня он не торопился. Стоя в дверном проёме, привалился плечом к косяку. В руках – огромная чашка кофе, сам небрежно растрёпанный, домашние штаны того и гляди свалятся.
– Зачем ты дал денег моему отцу?
Кирилл сделал глоток кофе. С таким видом, словно был котом, а кофе – миской со свежей сметаной. Блаженно прищурился и зевнул.
– Заходи. Я как раз только встал. Только не шуми. Не люблю шум с самого утра.
– Кирилл! – Я чуть ли не ворвалась вслед за ним.
Он и не подумал обернуться. Скрылся в кухне.
Я влетела следом, не раздеваясь. Кроме штанов, на нём не было ничего. Ничего, чёрт подери! Голый по пояс, он взял багет. В кухне пахло свежим, словно только что испечённым хлебом. На столе лежал бумажный пакет из пекарни.
– Люблю чёрный кофе и ржаной багет с сыром. – Не утруждая себя тем, чтобы воспользоваться ножом, откусил прямо от багета. – Любишь пармезан?
– Какой, на хрен, пармезан! – Я подлетела к нему и хотела выхватить дурацкий хлеб.
Кир поднял руку. Усмехнулся. Глаза блеснули насмешкой.
– Не забывай, что ты у меня в гостях, – вкрадчиво сказал он, не скрывая подтекста. – Веди себя прилично. У меня через несколько дней выступление в Италии, съёмки на федеральном канале. А ты кто такая, чтобы задавать мне вопросы?
– Не можешь унять детские обидки? – зло прошипела я. На слова его старалась не реагировать, благо злость здесь служила союзником. – Уйми маленького надутого мальчика. Ай-ай, плохая девочка задела на вечеринке! Теперь мальчик уняться не может.
Ему, казалось, было всё равно. Оперевшись задом о подоконник, он отхватил ещё кусок от багета. Смотрел с ленцой, небрежностью и пренебрежением. На мне был мой лучший свитер – белый, из мягкого кашемира, оставшийся ещё с прошлых времён, – узкие джинсы, кожаные ботинки. Пока ехала, со мной дважды пытались познакомиться! А он – взъерошенный и сонный – ни во что меня не ставил. Это раздражало, было обидно. Но хуже всего было то, что если я что-то из себя изображала, то он – нет, и мы оба это понимали.
– Ты слишком высокого о себе мнения, – наконец сказал он.
Положил багет, отпил ещё кофе. Обернулся к окну. Весеннее солнце было ярким, проникающие сквозь стекло лучи грели. Кирилл повёл плечами. Мышцы под загорелой кожей заиграли. Поджарый, ни грамма лишнего веса. Если сейчас в животе стало вдруг тепло, не удивительно, что пьяная я просто потеряла голову.
– Я не трачу время попусту, Карина. У меня его нет, – сказал он и посмотрел мне за спину.
Я инстинктивно повернулась. В кухню вошёл заспанный сенбернар. Остановился, глядя на меня с тем же пренебрежением, что и его хозяин. Подошёл вплотную, понюхал руку и фыркнул. Потом чихнул.
– Похоже, от тебя воняет, – с не появившейся на губах усмешкой заключил Сафронов. – Ему не нравится.
Сенбернар принялся лакать из огромной миски. Громко и с наслаждением. Этот звук действовал на нервы. Мне вообще всё действовало на нервы. Я стояла в кухне-гостиной квартиры, где должна была сейчас жить сама, рядом с мужчиной, который месяц назад выставил меня, с мужчиной, который несколько лет назад был никем. А теперь никем была я, и так считала даже его собака. И всё это бесило!
– Воняет тут только от тебя, – гневно прошипела я. – В отличие от тебя, я имею привычку принимать до завтрака душ и причёсываться. А ты…
– А я? – В одну секунду от его расслабленности не осталось и следа. Кирилл поставил чашку на подоконник и мгновенно оказался рядом.
Я сделала глубокий вдох. Рядом с ним. Вдохнула исходящий от него запах свежести и кофе. Губы Кира искривились. Рука легла мне на зад и поползла вверх, свитер вместе с ней.
– Что «я», холодная девочка? Договаривай. Или язык проглотила?
Да, проглотила. Пальцы оказались над поясом джинсов. Глядя сверху вниз, он медленно водил по голой коже, и тепло в животе становилось сильнее. Между ног тянуло, и он понимал, что со мной. Прижался бёдрами. Я отступала, пока не упёрлась спиной в холодильник.
– У тебя ничего не осталось, Карина, – выговорил он тихо. – У тебя и раньше ничего не было, только понты и деньги отца. Ты – пустышка.
– Тогда что ты бегал за мной, как ослик за морковкой?
– Дураком был.
– А сейчас стал умным? – Я всё-таки нашла силы и схватила его за руку.
Его пальцы исчезли, но сам он не отошёл. Навалился ещё сильнее, уперевшись ладонью в холодильник.
– Да.
Вновь свитер пополз вверх. Только сбоку. Добравшись до края моих джинсов, Кир наклонился и вдруг прихватил зубами мочку уха. По телу прошлась дрожь. Его пах тоже стал твёрдым.
– Именно поэтому вечером я за тобой заеду, – просипел он у меня над ухом. – Поедем избавляться от проблемы. Хочу быть уверен, что ты не повесишь мне на шею своего сопляка. Для тебя это было бы удобно – родить и жить в удовольствие. Но со мной это не прокатит. За мой счёт ты жить не будешь, Кари. Я не хочу иметь ничего общего с ни с тобой, ни с твоей семьёй.
Он резко отстранился. Мгновение – и он, сосредоточенный, уже стоит в нескольких метрах, а в руках чашка с кофе.
– А как же деньги, которые ты дал отцу? – с трудом выдавила я.
– Это бизнес, ничего больше. – Он показал на выход. – Тебе пора. Не забудь, я заеду за тобой в пять.
***
В зоомагазине Кирилл появился без пяти. Не смутило его ни то, что до окончания смены мне оставалось ещё больше четырёх часов, ни то, что ехать с ним я не собиралась. Я как раз показывала покупательнице миски для собак, когда он остановился возле стеллажа.
– Берите эту, – показал девушке на большую чёрную с серебристым рисунком. – Розовая, как по мне, фуфло.
Вообще-то фирма, производящая «фуфло», как он выразился, доплачивала нам за продвижение своего товара. Я зло посмотрела на Кира. Девушка улыбнулась.
– Спасибо, – разулыбалась она. Видимо, узнала Сафронова и вспыхнула.
Само собой, взяла ту, что посоветовал он, и, ещё раз улыбнувшись, пошла к кассам.
Кирилл подошёл ближе. Забрал у меня миску и, не глядя, поставил на полку.
– Я никуда с тобой не поеду, – сказала резко.
– Поедешь, – сказал коротко, перешибая этим мои слова.
Из-за стеллажа выплыла старшая продавщица. Я терпеть не могла эту грымзу, но сейчас была ей рада. Временами создавалось ощущение, что ловить нас на косяках доставляет ей удовольствие. Любая оплошность приводила к штрафам, а старшая так и расцветала, словно высаженный на навозе репей.
Пристально, крысьим взглядом она посмотрела сперва на меня, затем на Кира. Прозорливая сука.
– Карина, в зале много покупателей. Это твой знакомый?
– Карина уезжает, – безапелляционно заявил Сафронов.
– У Карины рабочий день. Личные проблемы она будет решать после его окончания. – И уже мне: – Жду тебя в кабинете через десять минут.
– Карина уезжает, – повторил Сафронов. – Я разве не ясно сказал, – взгляд на бейдж, – Людмила? Ваш кабинет подождёт. И вы тоже.
В другой раз я бы посмеялась над выражением её лица. Но было не до смеха.
– Сафронов, я тебе всё сказала.
Хотела уйти, но его пальцы сомкнулись на локте железной хваткой.
– Где ты переодеваешься? – Он посмотрел в сторону служебного помещения.
Больше не обращая внимания на старшую, подволок меня к двери и вошёл со мной. Переодеться не дал – забрал сумку, вещи и вывел, несмотря на возражения. Уверена, если бы народа в зале не было, старшая принялась бы брызгать слюной. Но так только посмотрела зло. Возможно, пока я была в подсобке, ей доложили, кто такой Кирилл, и она решила попридержать коней.
***
– Я не поеду! – уперлась возле машины.
Он просто втолкнул меня в салон, сам сел за руль и заблокировал двери.
До сих пор я не понимала, что делать. И он, чёрт подери, был прав. Только всё моё существо противилось тому, что должно было случиться дальше.
До клиники мы ехали молча. Я пялилась в лобовое стекло и порой чувствовала на себе взгляд Сафронова. Посмотрела на него только один раз: напряжённые скулы, сжатые челюсти.
– Срок маленький, – сказал он, остановив машину возле клиники. – Скорее всего, аборт будет медикаментозный.
– А я смотрю, ты у нас знаток в этом деле. Не в первый раз?
Он только с презрением посмотрел. Именно с презрением, даже не с пренебрежением. Разве что не поморщился.
– Пошла. – Открыл дверь.
Козел! Я вышла на улицу. Смысла упираться не было. Здание клиники возвышалось за забором. Вокруг ещё не одевшиеся листвой кусты. Что место не из бюджетных, было понятно сразу.
До двери я дошла сама. Только когда Кирилл открыл, задержалась. Смотрела на него, не веря, что это тот самый Кирилл Сафронов, которого я когда-то знала. Неужели у него внутри ничего не дрогнет? Судя по жёсткому взгляду – нет.
***
– На семнадцать пятьдесят к Гришковец, – сказал он, подойдя к стойке.
Девушка-администратор улыбнулась, как и та в магазине. А я вдруг поняла, что дела им нет до того, сколько у него медалей. От него перла сила, уверенность. Серо-зелёные глаза, волосы цвета колосящейся пшеницы, дорогой пиджак и умопомрачительный парфюм. Этого было достаточно, чтобы все они заглядывали ему в рот.
– Проводите девушку, – не то попросил, не то приказал Сафронов.
Не помню, чтобы раньше его голос звучал так уверенно. Или я не замечала этого?
Отказать ему она не смогла. Наверное, мы с ней были примерно одного возраста, и – уверена! – она думала, что я с ним. А мне хотелось возразить.
– Сюда. – Она показала мне на кабинет, когда мы прошли по длинному коридору почти до конца. – Доктор сейчас подойдёт.
Я оказалась одна в просторной комнате. На столе компьютер, за ширмой кресло. Всё привычно, просто.
Меня резко затошнило. Ладонь сама опустилась на живот, а сердце забилось часто и тяжело. Каждый удар в рёбра – тяжёлое «бум».
В чём виноват этот ребёнок? В том, что я отшила мужчину, который стал его биологическим отцом? Или в том, что я ошиваюсь в квартире подруги уже который месяц? Может быть, в том, что мой собственный отец проебал бизнес, и мы всё потеряли? Или в том, что я по тупости вышла замуж не за того?
Минуты текли, и с каждой из них внутренний протест рос. Только что я могла? Выйти за дверь и заявить Кириллу, что не буду делать аборт? Почему-то я чётко знала, что он всё равно заставит.
Подошла к окну. И вдруг поняла, что внизу – газон. Я на первом этаже, а снаружи, что удивительно, нет решётки. Моя одежда осталась в гардеробе. Пальто… Хорошее пальто, но что с того?
Сердце колотилось ещё чаще. Я оглянулась на дверь. В первый миг показавшаяся безумием мысль крепла. Я повернула ручку. Окно поддалось. Сердце бухнуло в груди, в животе узлом сплелись страх, надежда и уверенность.
– Нет, Сафронов. Не будет по-твоему.
Открыв окно полностью, я забралась на подоконник. Высоко, но…
Только ноги коснулись земли, адреналин буквально зашкалил. Неужели я сделала это?! Посмотрела на окно, до конца не веря.
– Карина Вячеславовна? – раздалось из кабинета.
Паника! Не помня себя, я бросилась прочь. По газону, по улице, дальше от клиники. Только оказавшись у гипермаркета, перевела дыхание. Где я вообще? Это было неважно. Всё было неважно, кроме одного: мой ребёнок будет жить. Я не позволю отнять его у меня. Даже Кириллу.
– Иди ты к чёрту, Сафронов, – процедила зло.
Достала телефон и, больше не сомневаясь, написала СМС:
«Мне от тебя ничего не нужно. Живи своей жизнью, я буду жить своей. И никогда больше не подходи ко мне, Кир. Я уезжаю».
Отправила. Уезжаю? Куда? Да неважно. Важно одно: я никогда не буду одна, теперь мне есть ради кого бороться и двигаться дальше.
О проекте
О подписке