Я полностью погружён в работу, так что, когда чашка, которую моя служанка ставит на краю стола, внезапно трескается и заливает лежащие передо мной бумаги, не сдерживаю ругательств:
– Кейда, твою мать! Ну что за…
– Простите, господин! Молю, не губите! – служанка падает на колени и низко опускает голову.
– Да что ты… Проклятье! Дай полотенце!
Она вскакивает и трясущимися руками начинает собирать пролитый чай. Я успеваю спасти книги, чистую бумагу, но письмо, над которым я работал последние часа три, уже никуда не годится.
– Простите, господин, – запинаясь и трясясь от ужаса, умоляет она. – Я не представляю, как это случилось. Клянусь жизнями своих детей, с чашкой было всё в порядке. Старинный сервиз… не представляю, как она могла…
Я едва понимаю, что она бормочет, закрываю глаза и медленно выдыхаю, успокаивая вторую душу. Люди слишком чувствительны к нашим эмоциям. Паникуют по поводу и без.
– Всё в порядке, – произношу, когда сердце немного успокаивается.
– Ваше письмо, господин…
– Пёс с ним.
– А чашка? Дорогой же сервиз… Как же так?
Я ловлю её за руки и улыбаюсь. Раздражение сменяется спокойствием и ощущением баланса. Должно быть приятно.
– Это просто чашка. Да, старая и дорогая, но, к счастью, она не последняя, – я смотрю на стол, уже протёртый. То, что осталось от лопнувшей чашки, сложено аккуратной горкой. – Мне нужен новый чай, сможешь принести?
Служанка кивает, забирает осколки и, ещё раз протерев стол, уходит. Я смотрю на испорченное письмо. Хотел описать Авалине, как красив край, в который я её привезу зимой, но слова никак не складывались в правильном порядке. Этот пролитый чай – как дурной знак, так что получается у меня плохо. Вздохнув, я поднимаюсь и подхожу к окну.
Снаружи играют дети наших слуг, в том числе мальчишки Кейды. Скоро в городе, лежащем ниже по склону, будет ярмарка с гуляниями, песнями и знаменитыми по всему северу ягодными пирогами. Детей уже не успокоить, так что их выпускают дуреть на улицу, чтобы не слишком мешали своей суетой в доме. Если прислушаться, я даже различу слова их песенки:
– Дракон зимой по небу мчится,
Снегом белым вниз ложится.
Он спит в пещере, где нет тепла,
Но во снах видится весна.
Богиня Солнца греет землю,
В наш край приедет ламантин.
Расскажет сказки, споёт песню,
Подарит краски для картин.
Двуликий встанет лишь с рассветом
И будет петь горам и льду
О тайнах зелени лета
И цветочном ветре на лугу.
Думаю, Аве здесь понравится. Когда я был гостем в их доме, там было до невозможности тоскливо, даже удивительно, что моя истинная родом из столь унылого края. Отец убеждает, что Дом Солнечного Снега не всегда был таким, и что раньше он был известен как богатый и процветающий край. Те времена давно прошли.
И всё же это не означает, что мы не построим счастья. Однажды и мои дети будут так же бегать по заднему двору. Для них ещё не существует статусов и рангов, об этих взрослых делах они узнают намного позже. Сперва их будут занимать игры в снежки, катание на коньках и снежные замки.
Проклятье… может, выделить себе время, да просто рвануть за Авой? Она моя истинная, я всё равно заберу её! Только из-за отца я до сих пор не послал в пекло эти условности и бумаги. Деликатность, чтоб её. Если Аелл захочет пойти на нас войной – пусть попробует! Как я понял из последнего визита, он не слишком дорожит племянницей.
От мыслей отвлекает распахнувшаяся дверь.
– Господин! – в комнату забегает Кейда, взгляд испуганный. Она ещё что-то разбила?
– В чём дело? Если Леорд ругает, скажи, что…
– Нет, господин! Ваш отец…
Не спрашивая больше ни о чём, я выбегаю из кабинета. Болезнь отца – худшее, что могло случиться с нашим домом. За лето мы объехали множество краёв, поговорили с бессчётным числом лекарей, но ни один из них не нашёл лекарства от этого недуга.
Я понимал, что он умирает, но не хотел с этим смириться. В какие-то моменты казалось, что мы одерживаем победу, но после волшебство заканчивалось и болезнь не только отбивала захваченную территорию, но и продвигалась дальше.
Мы знали, почему это случилось. Несколько лет назад лихорадка забрала мою мать, его истинную. Такие, как мы, не могут жить с раной на сердце. Пока я не могу покинуть дом, но обязательно сделаю это, если тоже не хочу болеть.
– Отец! – врываюсь в его спальню.
Здесь сильно пахнет травами от бессчётного числа пузырьков и баночек. Все горизонтальные поверхности превратились в склады микстур, книжный шкаф избавили от содержимого и хранили там порошки, мази и настойки. Мы приложили столько сил. Неужели зря?!
– Тише, Вал, – Вики, моя сестра, поднимает голову и поворачивает ко мне заплаканное лицо. – Отец, он… О, боги…
Не верю.
Резко подхожу к кровати с другой стороны. Отец… Я помню его сильным и высоким воином. Владеющим собой настолько безупречно, что никто и никогда не ощущал на себе тяжести его гнева.
А что теперь?
Он лежит здесь, щуплый старик с впавшими щеками и посеревшей кожей. Не знаю, что отравляло его сильнее: болезнь или все снадобья, которыми провоняла эта комната.
Я сажусь на постель и кладу ладонь на грудь отца. Сосредотачиваюсь на ощущении. Ничего. Сердце замерло.
– Надеюсь, ты вернёшь свои истинную в крае, которым правит Лунобог, – тихо говорю я, убирая ладонь.
Как странно. Последние полгода или больше все мы готовились. Одни осознанно, другие со скандалом, но постепенно свыкаясь с мыслью, что этот миг в конце концов придёт.
Отец не проявлял интереса к нашим стараниям, но покорно соглашался отбивать у Лунобога крохи времени, чтобы дать нам с Вики больше времени.
В какие-то дни, когда ему было особенно тяжело, я думал о том, не стоит ли развязке поскорей прийти, чтобы облегчить его боль. Чувства стёрлись настолько, что я не понимаю, как мне реагировать.
– Вал… – зовёт сестра. – Почему ты злишься?
– Злюсь, потому что проиграл в этом сражении. Отец… что-нибудь сказал?
– Нет… Даже не проснулся.
Я киваю, а внутри разгорается пламя.
– Вал…
– Прости, Вики. Сейчас сложно себя контролировать.
Сосредотачиваюсь, приглушаю грохот собственного пульса и открываю руку. Сестра тут же падает в объятия и срывается в рыдания на моей груди. Сейчас я нужен сестре, должен позаботиться и о ней, и о замке, и о нашем крае.
– Пойдём выпьем чаю с мёдом, – поднимаю сестру на руки и иду к выходу.
Чай… Неужели чашка, которую принесла мне Кейда, лопнула не случайно? Это был какой-то знак?
– А как же папа? – спрашивает Вики.
– Он уже никуда не денется, – ни голосом, ни чувствами не выдаю боли ради сестры. – Сперва позабочусь о тебе, потом пойду поговорю со жрецами о погребении.
М-да. Сейчас неподходящее время, чтобы приводить в дом жену, но мне лучше сделать это как можно скорее. Не хочу, чтобы Вики беспокоилась, что потеряет и отца, и брата по одной причине. В то же время я не хочу, чтобы моя невеста появилась в разгар траура, это не её горе, ей незачем нести этот груз с нами.
В любом случае сперва нужно в храм Лунобога. Крылья разомну, может, и в голове немного прояснится?
Переход даётся куда сложнее, чем я предполагаю. Я падаю в обморок и прихожу в себя только на следующий день, когда вокруг меня поднимается такой шум, что, кажется, голова вот-вот взорвётся.
– Вставай, невестушка! Пора-пора омываться!
Что? Какая ещё невестушка?
Приоткрываю опухшие глаза и не сразу понимаю, где нахожусь. Комната незнакомая, куда беднее, чем моя. И гобелена, за которым я прячу письма Вала, над кроватью не висит.
Точно… Сидд. Дядя меня продал. Это всё же не кошмар.
– Вставай-вставай! – галдят незнакомые женщины и стаскивают меня с постели.
С удивлением обнаруживаю, что никакой одежды на мне нет, и живот сводит от страха. Надеюсь, это не Сидд заволок меня в комнату и… раздел?
– Постойте, – я пытаюсь сопротивляться. – Я здесь против воли, помогите мне, прошу! У меня есть жених, его зовут Валфрик! Умоляю, отправьте ему весточку, он щедро наградит вас!
– Нет у тебя больше женихов, – женщина, стоявшая всё это время в стороне. Остальные тут же смолкают, похоже, она старшая. – Ты теперь принадлежишь моему сыну. Так что пасть захлопнуть и не вякать, если тебе жизнь дорога. А я, поверь, щадить тебя второй раз не стану.
Я тут же замолкаю. Память немедленно подкидывает воспоминание об убитом ни за что монахе в храме Лунобога.
– Подготовьте ей платье и принесите косметику и украшения. Мои личные, – повелевает мать Сидд.
В комнате становится спокойнее.
– Эйна, пойди и вымой её, не хочу, чтобы рядом с моим сыном была какая-то доярка.
Ко мне подходит высокая очень худая девушка в сером шерстяном платье и, схватив за руку, заводит за ширму, где обнаруживается умывальник и кадка с ковшиком.
– Давай скорее, иначе нас обеих накажут, – ворчит она, зачерпывая воду, к счастью тёплую, и наполняет таз. – Нужно тебя в порядок привести.
Меня пугает всё, что происходит. Я стесняюсь, никого здесь не знаю, голова болит так, что кажется, будто в мои виски вонзили по стреле.
Всё происходит слишком быстро!
– Скорее, – Эйна вручает мне тряпку, сама хватает за вторую и начинает тереть мою спину.
Ничего не остаётся. Я наклоняюсь умыться, провожу тряпкой по рукам. Хочется спросить про волосы, но так и не решаюсь. Эйна слишком спешит.
Ситуацию омрачает ещё и то, что за ширму постоянно кто-то заходит. Мыло оставить, полотенце подать. Все они женщины, но я чувствую себя неуютно, пугаюсь и вздрагиваю. В ушах стоит звенящий писк, мои щёки горят от стыда. Почти всё за меня делает Эйна.
– Что за… – неожиданно замирает она, когда поворачивает меня боком и начинает оттирать предплечье.
– Ты о…
Девушка резко прижимает палец к моим губам и наклоняется к уху.
– Ты невинна? – непонятно к чему спрашивает она.
Закипающая во мне паника укалывает в самое сердце. А что, если это мой шанс спастись? Вдруг, если признаюсь, Сидд побрезгует жениться на мне?
– Нет! – торжественно объявляю я.
Эйна качает головой и возвращается к своему занятию, будто мы обсуждали какую-то ерунду. Вроде стала бы я облизывать мёрзлых лягушек или люблю ли бегающих по умывальнику мышей.
– Дура, – огорошивает девушка. – Если отдалась своему Валфрику до свадьбы – полная.
Я не понимаю, к чему этот разговор, и решаю промолчать.
– Ты ему больше не нужна, он уже взял, что хотел. А Сидд, если узнает, отдаст тебя своим воинам. Как порченую. Женщина принадлежит тому, кто первый её взял.
– Но я не хотела за него замуж! Меня силой привезли! С чего мне было беречь себя для этого… мерзавца!
– Ш-ш-ш! – одёргивает меня Эйна. – Эбба, его мать, здесь. Если она услышит, тебя вышвырнут в казармы, и ты сильно пожалеешь о том, что не держала язык за зубами, – она замолкает, и её взгляд становится стеклянным. – Ты знала, что иногда они делают это… под второй личиной?
На этой фразе я просыпаюсь окончательно. К горлу подкатывает тошнота, по коже проносится ледяная волна страха. Если сейчас по умывальнику действительно пробежит мышь, да так нагло, что смахнёт хвостом одну из баночек, я даже не моргну, хотя боюсь мышей. В жизни теперь есть вещи куда хуже.
Реальность обрушивается на плечи снежной лавиной. Эйна пугает меня, чтобы я была послушнее, или мне и правда придётся выбирать между замужеством с Сиддом и ролью игрушки для его воинов?
А что, если Сидд сам решит сменить личину в первую брачную ночь?
Боги, в этом выборе нет правильного ответа. Оба варианта одинаково ужасны! Как же мне избежать замужества?
– Эйна, побыстрее, – шипит из-за ширмы Эбба. – Ей ещё волосы крутить!
Меня выволакивают обратно в комнату. Пока помогавшая мне девушка занимается уборкой умывальных принадлежностей, на меня натягивают кружево нижнего платья с настолько тонкой тканью, что, можно сказать, я остаюсь обнажённой. После – тяжёлое красное платье с несколькими слоями юбок.
Может, этого нет? Всё кошмар? Скоро я проснусь и смогу отвлечься, прочитав одно из писем Вала?
О проекте
О подписке