– Очень кстати, – размышляла девушка, спускаясь в лифте многоэтажки.

 Лизку уже не так страшили неизвестность и этот большой город, кишащий людьми всех национальностей с разным цветом кожи. Ее почти не пугали многочисленные проспекты и узкие улочки, обилие машин, проносящихся с бешеной скоростью по КАД, пробки в «час пик», в общем, все то, чего никогда не увидишь в ее родной Рязани. Для Лизаветы страшнее всего сейчас было ощутить непонимание и отсутствие поддержки родных и близких людей. Земля будто уходила из-под ног. Не стало прочного фундамента из сложившихся ценностей и взглядов, будто этот город отформатировал ее суть и перезагрузил на другой уровень жизни. В ее голове вся эта новая жизнь превратилась в какое-то месиво, бесформенное и склизкое. Не складывались в пазлы мысли, логические цепочки не выстраивались. Как жить дальше?! Всю свою жизнь, до ужасного происшествия в поезде, она прожила под крылышком родных, не сделав ни одного самостоятельного шага, не задумываясь о собственном будущем. Беззаботность и юность канули в лету.

 Уже на вокзале, сидя в зале ожидания, девушка обратила внимание на странную женщину, лежащую напротив нее на железных сидениях. Старуха очень напоминала скрюченную мумию из склепа. Лизка взяла себя в руки и выдохнула воздух из легких, сказав себе, что решение всегда есть. Как жить? Ну уж нет, так, как эта сморщенная и грязная, опустившаяся на дно жизни бабулька, она точно не будет. В этот момент глаза бродяжки распахнулись, как окошки темницы в яркий солнечный день. Лизка растерялась, увидев на испещренном глубокими старческими морщинами лице моложавые глаза цвета синего неба, пристально смотревшие на нее из-под красного тканого платка. Лизу передернуло от этого пронзительного, пронизывающего насквозь взгляда. Она попыталась отвернуться. Тут глаза-сканеры померкли, потускнели, и до девушки донесся голос, словно из загробного мира:

– Не связывайся с ними, они не прощают! – проскрипела старуха. Лизке стало жутко, бродяжка явно была не в себе. От оцепенения и холодящего изнутри ужаса ее освободил внезапно, словно из-под земли, появившийся молоденький сотрудник полиции. Из-под его фуражки, залихватски надетой чуть набок и назад, выбивались светлые кудри. Он походил больше на дружелюбного и веселого тракториста из колхоза «Путь Ильича», чем на представителя власти. Но поведение его резко контрастировало с внешним обликом. Парень оглянулся по сторонам и со всей дури ударил старуху ногой в живот. Лиза попыталась закричать и остановить гада, который избивает средь бела дня невинных людей. А сержант продолжал пинать и колотить дубинкой лежащую женщину, опасливо озираясь по сторонам:

– Слышь, Катастрофа, по-хорошему говорю, проваливай с моей территории. А то снова в лес вывезут! – сквозь зубы цедил угрозы полицейский.

 Лизка в ужасе от увиденного беспредела хотела было рвануть к постовым в дежурку у вокзала, но подошедшая женщина, по всей видимости, работающая здесь кем–то из технического персонала, остановила ее и отвела в сторону:

– Это «Люська – Катастрофа». Там, где она появляется, несчастья начинаются. Все боятся ее, а выгнать не могут. Ее и в лес увозили, и в другой город, и в приют сдавали, даже в тюрьме она сидела. Но всегда возвращается сюда! Люди говорят, у кого с ней дороги пересекутся – жди беды! Так что не повезло тебе, спаси, Господи! – И странная женщина быстро удалилась, оставив Лизку в полном недоумении с липким ощущением страха перед необъяснимой жестокостью. Хотя, бывает ли оправдание или объяснение жестокости?

 А старуха тем временем каталась по полу и истошно хрипела. Сквозь эти странные звуки, больше похожие на воронье карканье, Лиза услышала плохо различимые слова: «Убейте меня, убейте меня, не могу больше жить!» Лизка схватилась за голову – психика не выдерживала накала эмоций, и рванула к выходу с вокзала, забыв вещи в зале ожидания.

 Вдохнув уличный, бодрящий свежестью осени, воздух, она поняла, что ее трясет от нервного перенапряжения. И тут Лиза вспомнила о брошенных на скамье вещах. Их уже могли утащить. Вернувшись, она нашла сумку и рюкзак целехонькими, а вот вихрастый сержантик лежал, распластавшись на полу. Из его рта вытекала пена. Парень был мертвенно бледен, без признаков жизни. Стеклянные глаза широко раскрыты, будто перед смертью они увидели сатану, в них застыл ужас от неизбежности конца. Старухи нигде не было видно. Толпа зевак обступила умершего, повсюду слышался леденящий душу шепот о том, что «Катастрофа» не прощает. Жалко, мол, Стасика, он винил старуху в смерти своего напарника, который неделей раньше чуть не сбил бродягу на своей машине. Она кинулась прямо под колеса его автомобиля, была дождливая погода, машина потеряла управление. Хотя у молодого человека был большой опыт вождения, в тот момент железным конем словно управляла неведомая сила. От удара газели, врезавшейся в бочину новенькой КИА, которой управлял этот парень, он вылетел в лобовое стекло прямо на встречку. Свидетели аварии потом толком не могли ничего объяснить, будто невидимый кукловод дергал за ниточки и управлял людьми, транспортом и очевидцами. А старуха, ставшая причиной многих несчастий, сидела на тротуаре, цела и невредима, выла как собака, раскачивая, как умалишенная, головой в тканом красном платке. По вокзалу давно распространялись слухи о женщине-«катастрофе», от которой, если пути пересекутся, жди несчастий. Никто не знал, откуда и когда она взялась и зачем здесь появилась. Местные бомжи говорили разное. Одна проститутка с площади Восстания, можно сказать, старожил местной «Мельпомены», рассказывала, что ждет бабка здесь кого-то. И, пока она не дождется, Бог не заберет ее к себе. Несет людям одни беды, ибо в молодости была проклята на одиночество. Кто приблизится к ней, того ждет беда!

 *****

 Лизка похватала свои пожитки и побежала прочь от проклятого места. От гнетущих мыслей ее отвлек звонок сотового. Звонил Пашка:

– Где ты, сестра? Мы уж всякое тут думаем. Где? Не уходи никуда! Я через полчаса буду! Нашел тебе жилье на первое время!

– Хорошо, братик, приезжай скорее, иначе я здесь с ума сойду, здесь такое творится!

 Лизка с вещами расположилась на автобусной остановке в ожидании, что эти мытарства закончатся. Немного успокоившись, она стала разглядывать проходящих мимо ярко и модно одетых девушек, спешащих куда-то. Вдруг ее взгляд упал на женщину, лежащую недалеко от остановки.

– Боже, неужели мне не избавиться от этого кошмара?! – оцепенела Лизка, увидев знакомый красный платок и грязный, обшарпанный плащ. Но любопытство возобладало над первобытным страхом и осторожностью. Лизавета медленно подошла к женщине и наклонилась над ней. Та же точно ожидала увидеть ее снова, села, как зомби, на асфальте, быстро достала что-то из кармана и протянула ей. Это был грязный скомканный сверток.

– Возьми, это тебе, дождалась, – ее голубые глаза пристально уставились на девушку. Лизе они показались такими родными и знакомыми. Она мысленно стала перебирать в закоулках памяти всплывающие образы из юности, лица знакомых, родственников. Пока Лиза силилась вспомнить, где она видела этот взгляд, налетела внезапная буря. Все потемнело, небо разверзлось, полил сплошными струями ледяной колючий дождь, столбом подняв с земли пыль, которую ветер закружил и бросил в глаза испуганной девушке. Та с трудом устояла на ногах. Протерев глаза от грязи и присмотревшись, Лизавета от неожиданности чуть не потеряла дар речи. Дождя, как и не бывало! Небо светлое и чистое, и только несколько черных тучек стремительно уносились по небу прочь, будто опаздывали с важным донесением в царство тьмы.

– Небывальщина какая-то! – Лизка хотела было перекреститься, но вспомнила про сверток в правой руке. Она поспешно развернула его.

 В тряпочном лоскуте лежал пожелтевший клочок бумаги, перевязанный тесьмой. Лизка аккуратно развязала тесемку и обнаружила странный медальон с плохо просматривающимся от времени изображением. Что таит в себе этот кусочек металла? И тут девушка вспомнила о несчастной женщине. Повернувшись, она обнаружила бабку с потухшим взглядом синих глаз. Сейчас ввысь уставились помутневшие, серые и безжизненные зрачки. Лиза наклонилась поближе и поняла, что старушка не дышит. Только стая собак остервенело залаяла в их сторону и помчалась прочь, продолжая тявкать и завывать. В этот момент позади себя Лизавета услышала родной голос:

– Лизок, вот и я! Куда ты опять вляпалась, непутевая ты моя?! – Пашка обнял сестру за плечи и повел быстрее к своей машине, – у меня очень мало времени, я тебя определю, и надо ехать. Познакомлю тебя с Антониной Михайловной, она наша дальняя родственница с Украины, у нее две комнаты в коммуналке, здесь, недалеко от метро. Она на пенсии, нуждается, я ей за полгода вперед оплатил твое проживание, да и под присмотром будешь! – Павел чмокнул Лизу в щеку.

– Спасибо тебе, братик, со мной тут такое приключилось…! – начала было Лиза, но брат перебил ее, сказав, что обо всем этом они обязательно поговорят, но в другой раз.

 ******

 Дом, где Лизе предстояло жить ближайшие полгода, как минимум, вызывал противоречивые чувства. Он был когда-то помпезно красив и величественен, походил на старинный замок со своими остроконечными башенками, окна были такие маленькие и узкие, что напоминали бойницы. Кирпичная кладка сохранила первозданное состояние с позапрошлого века, но облицовочный материал потерял цвет, из-за этого дом выглядел угрюмо и зловеще, тая в себе многовековую тайну чьих-то судеб. Винтовая лестница с чугунными витиеватыми перилами и парадный вход с мозаичными изразцами на стенах напоминали о том, что здесь когда-то проживали состоятельные люди. Если приглядеться, можно было заметить заложенный кирпичами камин в стене. Пол, выложенный потертым мрамором, казалось, впитал в себя истории разных поколений и эпох. Лизка с Павлом поднялись на последний пятый этаж, это оказалась мансарда. Квартира, где проживала Антонина Михайловна, была огромной и неуютной, с резким запахом плесени и сырости, вперемежку с табачным дымом; темной, как казематы Петропавловской крепости, в которой Лизавета успела побывать на экскурсии с Колькой. Это была почему-то единственная вылазка в город, на которую она согласилась. Эти казематы произвели на нее такое же впечатление, как и эта квартира, в которой, как выяснилось, есть два выхода, два туалета и целых 11 комнат. О том, сколько же здесь живет народа, она даже не хотела задумываться.

 Антонина Михайловна встретила дальних родственников с чрезмерным радушием, что выглядело не очень естественно, но Лизка не придала этому значения. Павел занес вещи в комнату, которая предназначалась Лизе, попрощался, пообещав вернуться с проверкой как можно скорее. Он настоятельно порекомендовал сестре в ближайшее время подойти к ректору СПБГУ, оставил данные, как с профессором связаться.

– Надо же определяться в жизни, Лизок, факультет выберешь сама, все остальное я улажу! – констатировал Павел, обняв сестру и тепло поблагодарив за помощь троюродную тетку, седьмая вода на киселе, но все же родня.

 Кот Пуша шмыгнул под шкаф. Черный пушистый комок взъерошился и зашипел на гостью из своего укрытия.

– Что-то не понравилась ты ему, племянница! Будет кидаться, терпи, бить Пушка не смей. Усвоила? – Пушенька, мальчик мой, иди к мамочке, – и старая женщина полезла под шкаф доставать своего любимца, но кот не собирался покидать надежное место и еще более злобно заурчал. Лиза попыталась с другой стороны выманить испуганное животное, но тот вжался в угол за многочисленными коробками, и только жутко светились в темноте желтые глаза. Неожиданно раздался странный щелчок, и погас свет в комнате. Антонина Михайловна схватила табурет и понеслась с криками в коридор:

– Опять пробки повылетали, а мне одной больше всех надо! За свет одна плачу, а пользуются все! Дармоеды! – забравшись на табурет, она попыталась нажать автоматическую кнопку включения на счетчике, но из него повалил дым. Раздался странный треск, счетчик засверкал причудливым фейерверком неоновых искр. Почуяв удушающий запах плавящейся пластмассы, повыскакивали из комнат соседи. Начался невероятный шум и гам. Напуганная Антонина Михайловна предположила, что загорелась старая проводка. Занервничала, проклиная старый дореволюционный дом и его архитектора. Неудачно повернувшись на своем постаменте, грохнулась на паркетный пол. Замелькали по длинному коридору, на котором легко можно изучать балетные па, фонарики и зажженные свечи из запасов. Упавшая женщина стонала, кряхтела, но не звала на помощь. На шум выбежала Лиза, попыталась поднять тетушку, но та осерчала еще больше, и поковыляла в комнату сама. В темноте она ориентировалась не хуже кошки. Сразу понятно, в квартире она себя чувствует хозяйкой и знает каждый уголок и щелочку. Вызванный электрик пришел часа через два и развел руками:

– Чертовщина какая-то! У вас все в порядке с напряжением, электричество поступает, перебоев нет, счетчик недавно меняли, замыкания нигде на линии нет! Будем ждать…– не очень профессионально вынес вердикт специалист и ушел. К вечеру свет зажегся сам по себе, чем вызвал шоковое состояние у обитателей квартиры. Тетка же лежала все это время в кровати, изображала из себя жертву террора, охала и бурчала, но нога ее опухла и синела на глазах. Кот Пуша набрался смелости, вылез из убежища и урчал возле хозяйки на постели, боязливо поглядывая на Лизу. Когда свет включили, девушка побежала на кухню ставить чайник, чтобы хоть как-то угодить тетушке. В тот день она впервые увидела его. Сына соседки Любки. Девушка застала его пытающимся, с матерком, отдраить заскорузлый общественный противень от жира и гари в общественной, такой же грязной, раковине. В наушниках он не сразу услышал, что Лиза неуверенно просила уступить единственный рабочий кран с водой, чтоб налить воды в чайник. Противень скорей всего принадлежал первым хозяевам квартиры, профессорской семье, которые жили здесь в конце прошлого века. Он уже настолько не поддавался столь редкой санобработке, что Артур в сердцах бросил его в раковину, резко развернулся и хотел выйти на лестницу для перекура, когда увидел ее. Перед ним стояла прекрасная незнакомка с необыкновенно голубыми грустными глазами и черными, как вороново крыло, волосами. Она продолжала что-то лепетать, а он стоял, как зачарованный, и смотрел в глаза девушки, не отрываясь. Потом будто спала пелена с затуманенного рассудка и растерявшийся сосед, молодой и симпатичный, вынул из ушей музыку и представился.

 Так они встретились. Лиза, назвав свое имя, оторопело уставилась на молодого человека, затем быстро набрала воды в чайник, поставила его на плиту и убежала в комнату, как дикая лань. Будто завороженный, Артур остался пребывать в недоумении, рассуждая, откуда в этом захолустье оказалась прекрасная фея.

 *****

После этих невероятных мистических зигзагов судьбы жизнь Лизы менялась стремительно. Компашка подобралась в квартире весьма разнообразная. Любка – заводила, дебоширка, редко бывающая трезвой, не работала и жила тем, что собирала у себя в гостях совсем непривлекательный люд, таких же прожигателей жизни и любителей содержимого чужих карманов. Попойки и сборища бывали здесь частенько, ошивались и проститутки с Московского вокзала, и наркоманы оттуда же, и менты местные захаживали за долей малой. Так что оставшимся соседям, пытающимся вести здоровый образ жизни, жаловаться было некому, а бороться с этой гопотой было невозможно. Таких, как Любка, надо или уничтожать, или терпеть их пребывание на этой бренной земле для баланса. Они терпели: Антонина Михайловна, бабулька Серафима Ларионовна, Катя с дочкой Маришкой. А еще сын Любки, Артур, названный в честь любимого актера 60-х Артура О’ Коннела. Артурчик бывал здесь очень редко, жил отдельно, снимал квартиру – с матерью жить не получалось по определению, как часто выражался молодой человек, емко и лаконично!