– Моли Бога, аспирант, что содержимое не растеклось. Тогда бы ты узнал про «розочку».*– А поднявшись с колен, осклабился:– Шутка юмора.

В словесную копилку Э.Э.:

«Розочка»– отбитое, с острыми краями горлышко бутылки, орудие нанесения телесных повреждений.

Зажав бутылку под мышкой, Вован дёрнул за рюкзак:-Чего тормозишь? Сымай!

Эрик не стал возражать, а двинулся следом, наступая на собственные шнурки.

На кухне хозяин раскупорил «беленькую», плеснул в стакан и залпом отправил в глотку.

– Пошли!

В чердачном воздухе кружились мириады пылинок. За окном плавно, как в трансе, раскачивалась берёза, а на её ветках резвились солнечные зайчики. Ещё оставалась нелепая надежда: гроб- это всего лишь порождение помутнённого алкоголем мозга. Но домовина ожидала их на старом месте. Рядом валялась крышка.

Как перед прыжком в прорубь, испытуемый набрал в лёгкие воздуха. «Где-голова, а где-ноги?» Поставил на днище одну ступню, следом другую. Присел, а затем вытянул конечности. Они упёрлись в торец.

Вован подхватил крышку, как пёрышко. Без всяких церемоний покрыл «покойника». Солнечные зайчики пропали.

– Один, два, три…

На цифре «сто» крышка затрещала и прогнулась. Это могильщик водрузил на неё свой зад.

А потом прямо над его ухом «покойника» раздалось: « Бямц-бямц!»

Да, это был звук забиваемых гвоздей.

"ГРОБ! И ОН ШЕВЕЛИТСЯ…"

После дома почтенной старости Аля, переодевшись в джинсы, направилась к магазинчику «Триада», чья площадка служила своеобразным дискуссионным клубом. Как обычно, перед торговой точкой было людно, но знакомая футболка нигде не просвечивала. Она схватилась за мобильник, но вспомнила: здесь он без надобности.

Прождав с полчаса, она отправилась в обитель.

У ворот согбенным стражем сидел, обстругивая деревяшку, послушник. Какой-то неведомой силой уголок рта юноши был задран вверх. « Человек, который смеётся.» Этот роман Гюго мама пересказывала Альке в детстве. Правда,у главного героя ( как же его звали?) изуродованный рот был растянут в обе стороны.

Юрочка- в курсе всех передвижений монастырских насельников.Вот и сейчас, не дожидаясь вопроса,он объявляет:

– Блат Элик ушёл!

– Когда?

– Тла-а-а-пезу плопустил!

В глазах послушника- происшествие чрезвычайное. Пустой Алькин желудок также напомнил о себе. Пришлось тащиться домой, где её ждали с обедом.

– Васёк, требуется помощь!-объявила она, управившись с едой.

– И чё? Опять…

– Не опять, а снова!-осекла его девушка.– Следует проверить одну версию…

Но пацан лишь хмуро заметил:

– Надо воды в баню натаскать.

– А если помогу?

– Посмотрим…

Управились за полчаса. Но пока то да сё, перевалило за полдень.

Тем не менее, сделав крюк, зашли в монастырь, чтобы удостовериться:не вернулся ли « блат Элик». Однако Юрочка лишь покачал головой, увенчанной чем-то вроде схимнического куколя, и показал деревяшкой на закат.

– Иди туда- не знаю куда!-едко прокомментировал Васёк.

Шли не так чтобы споро: сказывалась усталость, а от ведра саднили ладошки. Когда вдали показалась какая-то фигура, близорукие Алькины глаза приняли его за Эрика. И правда, рост и сложение схожи. Но всё остальное…

– Здравствуйте!-первым, как и подобает, приветствовал путника Васёк.

– Здорово…-облако перегара накрыло молодых людей с головой.

– Вам не встречался человек в коричневой футболке и джинсовой куртке?-скороговоркой проговорила Алька, стараясь не дышать.

– Коричневая футболка?– сморщил переносицу мужик.-Вроде видал…

– У него ещё рюкзак « милитари».

– Какой?

– Зелёный.

– Дак он шёл туда. -Незнакомец махнул татуированной кистью-клешнёй в сторону Таракановки.

– Давно?

– Врать не буду. Может, с час.. А может, поболе…

И мужик зашагал прочь.

– Выходит, всё нормально с Эриком,– сделал вывод Васёк.

– Наверное, мы разминулись.

– Тогда айда домой!– предложил пацан, у которого имелись планы на остаток дня.

Так бы они и поступили… Если бы не жажда. Ведь на обед подавали местную достопримечательность -солёные рыжики.

В будущий сборник легенд планировалось включить историю о том, как великий Фёдор Шаляпин, большой любитель северных рыжиков, обратился в Гаагский суд с требованием- платить ими за прослушивание его грампластинок в СССР.

Как-то незаметно,за разговором про рыжики они достигли уединённого строения, естественным ограждением которого служила разросшаяся растительность. На стук никто не подал голоса. На огороде тоже пусто. Но картошка окучена.

– Что-то слышно…– мальчик насупил переносицу. Ему не доставало словарного запаса для передачи донесенияушей-локаторов. Тем временем Аля дёрнула за дверную ручку…

В сенях стояли вёдра с водой, на одном висел алюминиевый ковшик. Васёк как джентельмен протянул ковшик спутнице, после чего зачерпнул себе.

– А теперь уносим отсюда ноги!-объявила Аля, когда он опустошил ёмкость и принялся оглядывать кроссовки, аккуратно выставленные у порога.

– Владелец использовал их сравнительно недавно…-с глубокомысленным видом констатитровал пацан.

– Господин Шерлок Холмс! Я хочу домой!

– Мужчина косолапит. Внешняя сторона сношена больше.

Аля глянула на находку. Обычные кроссовки : не из дешёвых, но и не фирменные. А Васёк уже открывал дверь в заднюю избу.Неприглядная картина предстала их взглядам: надкушенные куски хлеба, ощерившиеся консервные банки, опорожненные бутылки. Девушка повернула было назад, но…

– Слышь?

Алька добросовестно задействовала слух, но, кроме мушиного жужжания…Тогда Васёк предложил установить «минуту тишины».

– Будто дятел долбит!– сделал он вывод, когда минута истекла.

– Хватит с меня!-объявила ничего не услышавшая напарница и ринулась прочь. А пацан пошёл на источник звуковых волн. Одна комната… Другая… Ничего! Раздосадованный, он вернулся в сени. В дальнем углу-лестница на чердак. Добравшись до середины, он понял: на этот раз не ошибся.

Чердачный люк был закрыт, и скромным пацанским бицепсам пришлось поднапрячься, чтобы поднять его. Солнце висело над горизонтом низко, отчего по помещению расползлись тени.

– Есть кто-нибудь?

В ответ- придушенный вскрик.

«Бросить крышку и бежать?»

Мало-помалу глаза привыкли к жидкому сумеречному свету. По натянутой паутине сновали возбуждённые пауки. Последний луч солнца упал на предмет, напоминающий… Напряжённые нервы не выдержали. Васёк кубарем скатился вниз.

Алька нежилась в закатных лучах на завалинке.

– Гроб ! И он шевелится!

Но от сенсационного заявления поспешили отмахнуться:

– Прикалываешься? Как с лешаком на кладбище?

– По правде!

Но Алька непреклонна:

– Пошли домой ! А то сестрица разбухтится.-И они повернули на Таракановку.В дороге захотелось пить – снова напомнили о себе солёные рыжики. Пожалев, что не запаслись на мызе водой, путникизавернули к источнику рядом с валуном, на треть ушедшим под землю.

– Когда камень совсем провалится, наступит конец света,-оповестил Васёк.

Напившись из родника, оба не удержались и вскарабкались на мшистый камень. Аля разулась и поставила ступню в запечатлённый в каменной поверхности след.

– Загадывай желание!– велел мальчик.

– Зачем?

– Говорят, сбывается…

Тем временем Алькины кроссовки, оставленные без присмотра, покатились по каменной поверхности. Завороженно проследив за их полётом, «московка» завопила :

– Карамба!

– Чего ругаешься-то?

– Вспомнила!

– Цё ты вспомнила?– осведомился пацан, дурашливо намекая на то, что происходит из деревни «цивкунов».

– Это кроссовки Эрика!

– Ну и цё из того?

– А то, что надо вернуться в тот дом.

И что оставалось делать пацану?

Кроссовки были месте. Алька потрясла ими перед Васиным носом:

– Это его обувь!-Лёгкое пожатие плечами было ей ответом.

Василий снова задействовал слух, но ни одна звуковая вибрация не тревожила больше ушные мембраны. Они принялись осматривать комнаты.

– А где гробик?

Василий ткнул пальцем в потолок.

– Пошли!– скомандовала Алька.

И вот уже белобрысая макушка выныривает над чердачным проёмом. За ней следует бейсболка с принтом в виде всевидящего ока- замена шлему инопланетянки.

– Ы-ы-ы!– доносится из дальнего угла. Оба застывают, готовые дать дёру.

И тут громыхнуло. А следом поднялось пыльное облачко. Оттуда выплыл гроб. Из него показались окровавленные кисти рук.

О, РЕВНОСТЬ! ТЫ КАК ЗУБНАЯ БОЛЬ В СЕРДЦЕ!

Хозяйка выкладывает из буфета чайные принадлежности. Все они из разных сервизов и представляют собой пёструю смесь стилей и вкусов. Самая древняя в посудно- чайном сообществе – розовая сахарница. Досталась от прабабушки Евстолии, предпочитавшей пить чай вприкуску.Этот способ угождения плоти практически исчез с российских просторов. Правда, ещё остались кое-где конфеты-подушечки «Дунькина радость», принявшие эстафету от кускового сахара.

Хранится в буфете и другая прабабкина вещь – на половину сократившаяся в размерах алюминиевая ложка. Это про неё в Таракановке говорили: «Староверка свою ложку съела». Не мудрено, если доживёшь до 90 лет.

В тех же сумрачных недрах притаился ещё один предмет. Извлекают его перед Пасхой, в генеральную уборку. Это керамическая кружка, на которой изображён луг скоровками. Из неё сделала последний свой глоток Поликсея Беспоповцева. Кружку из больницы привёз отец. Вместе с ночнушкой и халатиком.

–  Матушка родимая,

–  Свеча неугасимая,

–  Горела да растаяла,

–  Любила да оставила…

Так поётся в северной песне.

Когда мама заболела, на семейном совете решено было зарезатькорову Зорьку. Беспоповцевы надеялись, что вырученные деньги помогут приобрести дорогие лекарства. Когда Соломка узнала о заклании любимицы, плакала три дня. А потом не то что есть мясо – смотреть на него не могла.

– Эка, девка, тебя отвернуло!– дивился отец.

Думали, пройдёт. Но нет, с той поры не берёт в рот говядину. Впрочем, никто особенно и не предлагает: на Севере предпочитают рыбу.

…В день субботней приборки всё идёт по заведенному порядку. Нет, не всё. Девичьи помыслы занимает библиотека, вернее, предложение коллекционера Эрика. По прошествии времени оно не кажется уж таким неприемлемым, по крайней мере, в отношении сочинений этой самой баронессы. « Метод молитвы»– это не староотеческие предания, а всего лишь писанина какой-то католички. И почему бы не обсудить всё с потенциальным покупателем? Деньги были бы кстати.

Управившись по хозяйству, Светлана-Соломия выходит на Монастырку. Под ногами пружинят деревянные мостки. Весь её вид говорит: « Не задавайте лишних вопросов, и мне не придётся врать». И действительно, врать не приходится, потому что жиличка в этот момент в нерешительности топчется в подлеске – напротив монастыря. В струящемся свете лунного серпа всё преображается: и эти старые заборы, и новая крыша дома Анфисы Павловны, на которую, по словам бабушки, ушло двести листов шифера.

Из переливчато-серебристого сияния вырисовывается знакомый силуэт и тут же исчезает в лесистых складках речной кручи.Алины ноги несут её в сторону, где в сыром воздухе растворился этот любитель вечерних прогулок.

У щельи вспыхивает малиновый огонёк, доносится дразнящий ноздри аромат. Но что это за тётка движется туда, где стоит «МЧ»? Подол юбки полощется вокруг ног, шуршит по мокрой траве. Платок покрывает голову… Мужчина тушит сигарету и делает шаг навстречу. Они приступают к беседе без всяких предисловий. Как будто возобновляют прерванный диалог. Пространство между ними сжимается на глазах. Ещё чуть- танго можно танцевать.

О ревность! Ты как зубная боль в сердце…Но Алька не в силах отвести глаз.

Мужчина пытается завладеть ладошкой своей визави. Та отстраняется… Он настаивает… И в конце концов ему удаётся коснуться пальчиков: так трудно противостоять мужским ладоням. Особенно в бинтах.

Что произошло дальше, осталось тайной.

Потому что Алькин каблук проваливается в рыхлую почву. Она машет руками, пытаясь сохранить равновесие, но стремительно заваливается на бок. Пальцы хватаются за ветки ивняка, но те вырываются. Алькино тело катится, оставляя на склоне едва заметный след.

И КРЕСТЫ -НА ДВЕРИ И ОКНА!

В тот вечер Васёк не застаёт дома никого. Насчёт жилички всё ясно: караулит своего « МЧ». Но куда запропастилась сестрица? Он бросает взгляд на старинные часы-ходики, потом поднимает крышку кастрюли, но ужинать в одиночестве не решается. Не заведено подобное у Беспоповцевых. Мальчик подходит к этажерке, где лежит тетрадка с таракановскими легендами и перечитывает кренящиеся влево строчки. Сколько сестра билась с его неправильным наклоном букв! И разберёт ли его почерк отец Авель? Но самое главное- напечатают ли..?

Во дворе лязгает собачья цепь. «Соломка!»

Она входит в избу. Не глядя на брата, а лишь бросив « Я мигом!» извлекает из буфета бутылочку с «елеем» – растительным масло, над которым прочитали специальную молитву.

« Узнала про меня и…!»– молнией проносится в мальчишечьей голове.-Имя Анки Палкиной ( «Не к ночи будь помянута!») в доме не произносится даже шёпотом.

Обмакинув палец в желтоватую жидкость, сестра выводит ею кресты на рамах и дверях. Одновременно читает «Отче наш». Защита от злых сил.

«Точняк! Донесли сплетницы!»

Сестра поднимается в вышку- светёлку. Её пробирает дрожь. Она, конечно, справится. Как и все её бабки и тётки.

Из окна видна река, которая невозмутимо несёт своё мощное тело к Белому морю. Её зрение способно различить мельчайшую деталь. К примеру,огонёк, ежевечерне появляющийся на берегу. Сейчас малиновые росчерки по воздуху замедляются. Вот он совершает плавный полёт над обрывом и гаснет. Курильщик разворачивается в сторону дома Беспоповцевых. На нём капюшон, но её хрусталик фокусирует утонувшее в нём лицо. Их взгляды встречаются. Светлана-Соломия задёргивает занавеску и отступает вглубь спальни.

Что там москвичка говорила про солнечный удар? Северянке не понять. Для неё это скорее удар электричеством. Но неужели этот озноб и есть любовь?

Светлана-Соломия спускается в столовую, где в одиночестве сидит Васёк.

– Пора спать, – буднично говорит она, стараясь не выдать волнения.– А где Аля?

– Гуляет где-то.-Голос брата тих и бесцветен. -Ужинать будем?

И только тут девушка вспоминает: брат-то некормлен! В порыве вины она касается белобрысой макушки- той, что справа. Макушек у брата две. Говорят, это добрый знак. Хочется верить…

ТАРАКАН ИЗ ПАЛЬЦА

Лариса отбрасывает одеяло, накидывает халат, затем ветровку. Комары писклявой свитой устремляются следом. А она шкандыбает по Монастырке к бабе Махоньке. Та делает настоечку из одуванчиков. Лучшее средство от бессонницы. Однако на стук травница не отвечает. «Не иначе в Доме почтенной старости!» С пустыми руками визитёрша идёт восвояси, но не домой, а к реке. Где-то тоскливо «донькает» птица. Лариса останавливается у самой кручи. Десятки комаров сладострастно впиваются в кожу. Взгляд упирается в большой палец на ноге. А тот зажил собственной жизнью.

…Из-под ногтя вырастают две закруглённые проволоки. Тёмным окрасом они контрастируют с молочностью ногтевого ложа. – «Усики!» Насекомое отличается от собратьев грязно-белым цветом, и его стекловидное тело со скрежетом выползает из пальца!

– Тараканы здесь не водятся!– кричит его обладательница.-Это святая земля. Здесь жил…

Нет, она не может вспомнить имя.

– То-то и оно-то!-пищит тварь.– Святой Ферапот мне известен. Хороший был мужик. А вот ты, бабонька…

И «оно» деловито ползёт по щиколотке. Лариса судорожно трясёт ступнёй. Но благодаря присоскам насекомое держится крепко.

– А-а-а!

– О-о-о!– отвечает эхо.

…Лариса открывает глаза. Мучнисто-серое небо заглядывает в спальню. «Это всего лишь сон».

Она набрасывает халатик и выскальзывает из избы. Маршрут прежний- к Северной Двине.Тишину прореживаютчавкающие звуки, точно кто-то ходит по болоту. Раздаётся робкий плач ребёнка, потерявшегося на гигантском вокзале. Узкие женские плечи зябко передёргиваются. Слышится чьё-то сопение. Кто это?

– Чур три раза! Не моя зараза!-шепчет Лариса.

Существо ползёт по размытому дождями обрыву. Шевелится потревоженный кустарник. Женщина оглядывается. Ни души. Деревня давно завалилась спать. И рыбаков не видать. Тем временем маленькая фигурка приближается к кромке. Лариса ступает вниз по песчаным выступам. Коричневые, вымазанные глиной пальцы устремляются навстречу. Женщина наклоняется и хватает их. Но они выскальзывают- тело беспомощно съезжает вниз.

Набухшие от дождя тучи склонились над берегом. Но порыв ветра проделывает в их завесе брешь. В него и пролезает стекловидное туловище таракана. Женщина бестолково машет руками, будто старается отогнать насекомое, но запутывается в жесткой, как наждачная бумага, траве. Потеряв опору, она катится вниз. Как ей кажется – в бездну.

НОЧНОЕ ОМОВЕНИЕ

После ужина брат и сестра расходятся по своим комнатам. Пора на боковую. А эта московская гулёна пусть развлекается. Не маленькая.