Жалкие остатки команды вынуждены были сдаться в плен, даже не подозревая, что их ждет. Вскоре большинство пленников умерло от ран, других продали в рабство прямо в порту. Орсо был одним из тех, кто попал во вторую категорию. Сначала он радовался, что остался в живых, считал, что ему повезло. Но спустя пару дней понял: повезло тем, кто умер во время шторма. А через неделю он уже призывал смерть, как блаженство.

Первой его хозяйкой стала безобразная старуха, увешанная золотом с ног до головы. Молодому парню пришлось пройти унизительную процедуру, в течение которой ему заглядывали в рот, мяли гениталии и даже заставили нагнуться и раздвинуть ягодицы собственными руками. За непокорность и промедление надсмотрщик бил плеткой, чьи раздвоенные концы украшали свинцовые гирьки. Эти гирьки разрывали кожу и глубоко, почти до кости, входили в податливую плоть. А палачи присыпали раны особым порошком, от которого сворачивалась кровь, но тело жгло, как огнем, делая боль практически невыносимой.

Орсо, испытав на себе эти изобретения человеческой жестокости, молча подчинялся, тая надежду на побег.

Осмотрев новоприобретенного раба, хозяйка приказала заклеймить его правую ладонь чем-то похожим на печать. Но оказалось, что эта штука разъедает кожу не меньше кислоты, заставляя кричать от боли и терять сознание даже самых крепких мужчин. Уже много позже Орсо узнал, что обычно рабам дают обезболивающее, чтобы они оставались на ногах после процедуры клеймения, но ему такой роскоши ни разу не досталось, хоть и пришлось сменить несколько хозяек. Хуже нанесения нового клейма было только срезание старого – и это он тоже испытал на себе.

У первой хозяйки он не задержался надолго. Когда она поняла, что «привязка» не действует, то постаралась сплавить проблемного раба своей родственнице, набиравшей аскаров. Но и той он не подошел в силу своей специфичности, и тогда эта дама отдала его подруге, которая и нашла ему применение. В подвалах ее дворца было очень много комнат для особого вида развлечений. Именно там Орсо потерял правый глаз, половину зубов, обзавелся переломами в нескольких местах и вывихнутыми суставами.

Сколько раз он пытался себя убедить, что эта женщина безумна, но нет, в ее спокойных серых глазах не было и грамма сумасшествия. Она приходила в подвал, где на цепях висели распятые рабы, садилась в роскошное бархатное кресло и с аппетитом поглощала изысканные сладости, наблюдая за тем, как ее палач истязает очередную жертву. Иногда она брала в свои изящные ручки пыточный инструмент, и тогда в ее спокойных глазах появлялось странное выражение. Ни гнева, ни ненависти, ни зла – нежная ласковая улыбка расцветала на ее губах. И с этой улыбкой она дробила кости, выворачивала суставы и снимала кожу с еще живых рабов во славу своей кровавой богини.

После очередного ее посещения Орсо был настолько плох, что его приняли за труп. Два бритоголовых аскара оттащили безвольное тело далеко за границы дворца и скинули в глубокий ров, где обычно находили последний приют все жертвы сероглазой красавицы. Там он лежал три дня, умирая без пищи и воды под палящим солнцем, задыхаясь от трупной вони и пытаясь сохранить остатки рассудка. И после всех испытаний эта яма, полная человеческих костей, показалась ему райским садом.

Но боги решили, что ему рано еще умирать. Дом, в который он попал, находился на самой границе Амарры, и на рассвете четвертого дня произошло нападение. Многотысячная армия маленькой Левантии – соседнего государства – ворвалась на вражескую территорию. Это были высокие бронзовокожие мужчины, чьи мускулистые тела украшали замысловатые татуировки. Темноволосые, с хищными чертами лица и ястребиным профилем, делавшим их похожими на этих гордых и свободолюбивых птиц. Они делили свои войска на когорты и легионы, а под короткой туникой носили кожаные штаны выше колен. Именно левантийцы нашли и выходили Орсо, а спустя какое-то время отправили измученного парня торговым кораблем назад на Северный материк.

Все это в одно мгновение промелькнуло в голове у Лирин. И девушка застыла, чувствуя, как внутри поднимается волна паники.

Нет, она не могла оказаться за тысячи лиг во владениях кровавой богини. Такого не может быть!

Но тогда почему эти люди называют ее госпожой и падают ниц? Ведь только в Амарре женщину величают госпожой и ставят выше мужчин…

– Эсмиль, он тебе ничего не сломал? – над ней склонилось лицо Аини. – Нигде не болит?

В глазах черноволосой девочки застыло участие, слишком похожее на досаду. Кажется, она была бы не прочь услышать утвердительный ответ.

Лирин моргнула, возвращаясь в действительность. Сон это или реальность, но молчать и делать вид, что ничего не происходит, она не могла.

Может, стоит сказать этим людям, что они ее с кем-то перепутали? Но не сделает ли она себе хуже? Что если они убьют ее, когда поймут, что она не их госпожа?

Готова ли она расстаться с жизнью прямо сейчас?

Нет, не готова…

Зажмурившись, Лирин набрала полную грудь воздуха и выпустила его маленькими толчками. Потом тихо произнесла:

– Нет, все хорошо.

Действительно, хорошо. Потому что лучше сидеть в золоте и шелках, пусть и среди незнакомых людей, чем очнуться в постели лэра и продолжить удовлетворять его похоть.

– Тогда вызови жрицу, пусть заберет это отребье и принесет в жертву, пока он дышит, – девочка нетерпеливо пристукнула пяткой. – Ты же знаешь, что трупы Бенгет не принимает.

Лирин подняла на нее ошеломленный взгляд, полный смятения.

– Какое отребье? Какую жрицу? – она не могла понять, чего от нее хотят эти люди.

– Вот это! – Аини ткнула пальцем в сторону окровавленного тела. – Похоже, он все-таки сильно тебя приложил! – девочка недовольно скривилась. Заторможенность сестры начала ее раздражать. – Посмотри на него, – она брезгливо поддела лежащего мужчину носком туфли, – ты же не потащишь «это» в дом? Ему одна дорога – на алтарь. Пусть хоть так отработает тебе потраченные деньги.

Последняя фраза заставила девушку нахмуриться.

– Я его купила? – пыталась сообразить Лирин.

Нет, это невозможно. Она не могла никого купить… Она сама рабыня.

Она уже хотела сказать, что все это ошибка, но вместо этого какая-то неведомая сила заставила ее произнести:

– Если я его купила, то он принадлежит мне.

– И что? – Аини капризно оттопырила нижнюю губу.

– Я не буду приносить его в жертву…

Сказала – и замерла, вслушиваясь в собственный голос. Даже этот снисходительный тон был чужим. Такой бархатный, такой мурлыкающий, вальяжно растягивающий гласные звуки. Он просто не мог принадлежать рабыне. Это был голос женщины, привыкшей ко всеобщему поклонению.

– Что ты сказала? – Аини показалось, что она ослышалась. – Ты серьезно? Потащишь его домой?

Лирин кивнула. Как бы там ни было, сон это или сумасшествие, но девушка была твердо убеждена: этого человека нужно забрать с собой. Зачем и куда она даже не думала.

– Мать тебя убьет! – простонала девочка, театральным жестом заламывая руки. – И как ты собираешься это сделать? Он не дойдет сам, а тащить его некому. Хочешь, чтобы он сдох прямо на мостовой? Никто ему не поможет! Мы взяли только четырёх рабов, и они несут наш паланкин.

– Паланкин! – О, Пресветлая Арнеш, неужели здесь есть паланкин?! – Его можно доставить на паланкине.

– Ты сумасшедшая! – Аини пораженно уставилась на сестру, надеясь увидеть на ее лице следы безумия. – Ты хоть поняла, что сказала?

– Да, – Лирин улыбнулась, чувствуя невероятное облегчение. Как будто сила, заставлявшая ее говорить, ослабила хватку. – Мы положим его в паланкин.

– Что?! В паланкин? А мне прикажешь идти пешком или, может быть, ехать вместе с этим рабом?! – застонала Аини, дергая себя за косички. – Я все расскажу маме!

– Маме? – Лирин прикрыла глаза, пробуя на вкус это слово. Надо же, у этой девочки до сих пор имеется мать…

– В общем, так, можешь делать, что хочешь, но я не позволю тебе позорить свой Дом! Я сейчас же убираюсь отсюда! И сообщу, куда следует, что наследница Маренкеш повредилась умом.

Аини выскочила за дверь, захлопнув ее за собой с громким стуком, а Лирин перевела рассеянный взгляд на коленопреклоненных мужчин. Раздражающий шум в ушах уже прошел, сознание было ясным и чистым. Сила, только что контролировавшая ее действия и слова, куда-то исчезла, оставив после себя только легкое недоумение.

Она осталась одна среди незнакомых мужчин… Но эти мужчины стоят на коленях.

И она, во что бы то ни стало, должна забрать раба, который сейчас корчится на полу.

Нет, наверное, это все-таки сон.

– Позвольте мне помочь вам добраться до дома, ясновельможная госпожа, – управитель рискнул поднять голову. Если с высокочтимой гостьей Дома Нальсарин что-то случится, в первую очередь полетит голова управителя.

– Да… пожалуйста… – девушка, сглотнув, машинально коснулась горла, но вместо привычного ошейника под рукой оказалось колье из крупных камней.

Толстяк растерянно замер. Так непривычно прозвучало слово «пожалуйста» из женских уст. Видимо, госпожа Эсмиль пострадала больше, чем это видно со стороны.

– Вы уверены, что все в порядке? – переспросил он. – Может быть, пусть лекарь осмотрит вас?

– Нет, – Лирин покачала головой и поднялась. – Со мной все в порядке. Покажите, куда мне идти…

– А что делать с рабом? Вы его забираете? – управитель с сомнением покосился на полутруп – иначе не назовешь.

– Да.

– Тогда вам лучше нанять крытый экипаж. Там вы сможете поместить его в специальный отсек для рабов.

Но не факт, что он будет все еще жив, когда экипаж прибудет к конечному пункту.

– Хорошо.

Лирин готова была согласиться уже с чем угодно, лишь бы убраться из этой комнаты, где даже на стенах засохла кровь.

– Как скажете, госпожа Эсмиль, но сначала придется раба заклеймить. Правилами запрещается выводить неклейменого раба за границы аукциона, а ему даже старое тавро не сняли. Только в качестве ритуальной жертвы можно оставить его безымянным. Бенгет не спрашивает имен.

– Он безымянный? – Лирин непонимающе уставилась на толстяка, пропустив мимо ушей информацию о клеймении.

– Ну, – замялся управитель, – «привязка» же не сработала. Значит, ваше имя он не принял. Но какое-то у него точно должно быть.

Девушка шагнула к измученному пленнику, словно ее тянуло к нему невидимой нитью, и нагнулась над ним, пытаясь рассмотреть его лицо под спутанными волосами. Появилось желание коснуться его, утешить, хоть чем-то помочь, но она не смогла заставить себя дотронуться до него. Все его тело казалось одной сплошной раной, куском мяса, залитым кровью. И сердце Лирин дрогнуло от жалости.

Она видела, как наказывают плетьми. И сама не раз испытала подобное. Но ни отец, ни нхир Марх, ни другие мужчины, поднимавшие на нее руку, не были настолько жестоки, как эти люди, забившие человека почти до смерти.

Пленник с надрывным хрипом втянул в себя воздух и вдруг распахнул глаза. Его помутившийся взгляд, полный презрения, заставил девушку испуганно отшатнуться.

– Эй, – неуверенно позвала она, чувствуя в груди холодок. – Как вас зовут?

– Эйхард, – выплюнул незнакомец вместе со сгустками крови и повторил на одном упрямстве: – Мое имя Эйхард орн Дриз…