Первые дни после смерти Семелы были наполнены вязкой, удушающей тишиной. Они предназначались ветру, шелестящему в голых ветвях, негромкому шуму наполовину замерзшей реки. Казалось, любая беседа, едва начавшись, тонула в белой пелене непрекращающегося снегопада за окном. Оттого стук каблуков и громкие слова, прозвучавшие с порога Царства, заставили Персефону вздрогнуть:
– Привет, не помешаю?
Дионис приподнял черные очки, и его блуждающий взгляд будто нехотя сфокусировался на ней. В дни траура он расхаживал по кампусу в бледно-розовом клетчатом костюме и футболке с надписью «dead end» – видимо, это была пощечина общественному вкусу и прогнозам метеорологов, смысл которой Персефона плохо понимала. Да и сам Дионис с его образом жизни, повадками, артистизмом был ей чужд. Он казался слишком изменчивым, этаким алхимическим соединением легковоспламеняющихся эмоций. Поэкспериментируй – и получится либо драгоценный металл, либо экологическая катастрофа.
– Конечно, заходи. Как ты? – Идиотский вопрос. Как можно себя чувствовать после гибели подруги? К счастью, Дионис сам сгладил конфуз, отшутившись в своей привычной манере:
– Ничего. Хотел бы вскрыться и проверить печень. Удостовериться, что она все еще держится. Ну, знаешь.
– Что ж, в этот раз ты хотя бы закусываешь. Хоть и пончиками.
– Какими пончиками?
– Я вижу сахарную пудру у тебя на футболке.
– Это кокаин.
– Оу…
– Шутка, это и правда пончики. На этот раз.
Не зная, что ответить, она похлопала по подоконнику, приглашая Диониса присесть. Он опустился рядом, бросив быстрый взгляд на сборник в ее руках, испещренный сделанными впопыхах пометками.
– «Цветы зла», – прочитал он вслух, убирая очки во внутренний карман пиджака. – Кажется, Бодлера судили из-за них. Что-то насчет богохульства и нарушения норм общественной морали, ты знала об этом?
Вблизи он казался уставшим. Черные круги под покрасневшими глазами, разбитые костяшки, развязанные шнурки. И вечно взъерошенные волосы и ухмылка «души компании» – их Персефона видела и раньше, но сегодня привычные детали его облика складывались в какой-то неприятный, зловещий ребус. Ей не нравился этот нескладный диалог.
– Знала, – ответила она ровным голосом, размышляя, почему он явился сюда. – Это же написано в предисловии.
– А я никогда не читаю предисловия. Только если книга очень понравится, если финал будет неожиданным… Хотя с меня, кажется, хватит неожиданных финалов после этой чертовой вечеринки. На целую вечность вперед хватит.
– Соболезную твоей утрате, – быстро сказала она.
Это было ложью. Персефона честно искала в сердце сочувствие к покойнице, но лишь в очередной раз пришла к выводу: смерть не пугала ее. Течение времени казалось понятным и логичным, оно вихрилось месяцами, годами, столетиями, исчезая неравномерно, но все же неумолимо быстро. Люди и растения, города и эпохи, величественные храмы и жалкие лачуги – все рассыпалось на атомы, перемешивалось и сплеталось в новых формах и видах, чтобы обратиться в прах снова. Она думала, что будет бояться смерти после их с Аидом приключения в том небольшом темном кафе. Но нет: и цветение, и тление по-прежнему обладали в ее глазах определенным очарованием. Все предопределено.
«Смерть поимеет всех».
Она не хотела выдавать отсутствие жалости и опустила взгляд, сильнее натягивая рукава свитера, обхватила книгу двумя руками. Но Дионис лишь слабо улыбнулся – едва-едва поднимая уголки губ, так, будто все про нее понял и не осуждал.
– Хотел спросить кое-что. Помнишь, на вечеринке мы немного… – он побарабанил слегка дрожащими пальцами по колену, – экспериментировали с напитками?
– Точнее, это ты экспериментировал, а мы просто были подшофе и согласились попробовать.
Он поморщился, покачал головой, вздохнул, с деланой неуклюжестью полез в карман – на секунду Персефоне показалось, что она смотрит хорошо продуманный спектакль.
– Спрошу прямо. Что из этого может вызвать кому?
Она бережно взяла смятый лист, провела ногтем по списку, остановившись на шестой строчке.
– Conīum maculātum[7]. Только не говори, что ты давал нам это дерьмо… Стоп, ты давал нам это дерьмо?
– Нет, нет. – Засмеявшись, он отвел взгляд. – Ты ведь еще не парализована, разве не так?
Персефона холодно улыбнулась, придвинувшись чуть ближе, так, что можно было увидеть запекшуюся кровь на его потрескавшихся от холода губах.
– Я буду честной, Дионис. Ты производишь впечатление того второстепенного персонажа, который всю дорогу балагурит и развлекается, как может, а в финале оказывается, что он замышлял едва ли не государственный переворот и все это время просто отвлекал внимание главных героев.
– Мне нравится твой поэтический слог, но, – он по-мальчишески трогательно склонил растрепанную голову набок, его глаза нездорово заблестели, – у тебя разыгралось воображение. Я не главный герой и не второстепенный. Просто тот персонаж, которому остался лишь один толчок, еще одна трагедия до того, чтобы превратиться в злодея, так что…
Персефона вздрогнула от стука – книга соскользнула с колен на пол, и Дионис нагнулся за ней, не разрывая зрительного контакта.
– Шучу, Перси! Не воспринимай все слишком серьезно. Не все так плохо.
– Конечно. – Она понимала, что, очевидно, все было не просто плохо, а ужасно. Взяла похолодевшими пальцами книгу, кивнув в знак благодарности. – Но ты ведь сейчас не просто выдумываешь рецепт для нового коктейля. Зачем тебе экскурс в ботанику?
Дионис посмотрел куда-то поверх ее головы, пожевал губами, будто на секунду задумавшись, стоит ли вообще говорить с ней дальше.
– Мне нужно попасть на Сайд.
У Персефоны перехватило дыхание. Липкий кошмар воспоминаний нахлынул с новой силой, и она резко поднялась на ноги. «Спокойно, – напомнила она себе. – Может, это только у тебя с Аидом было неудачное путешествие на ту сторону. Может, это вообще была случайность и другого мира, который вы увидели, не существует».
– Хочу повторить состав того, что получилось на вечеринке, – продолжал Дионис. – Желательно так, чтобы был тот же эффект, но при этом мне не пришлось падать с лестницы и разбиваться насмерть, как Семеле. Химия мне легко дается, смогу что-то придумать. Но небольшой совет все-таки не помешал бы.
«Обычно так оно и бывает: за все, что легко получается, приходится очень дорого платить». Вслух она сказала:
– При неудачном выборе дозировки Conīum maculātum ты в итоге как раз захочешь упасть с лестницы, лишь бы побыстрее отойти на тот свет. Возможно, я смогу что-то посоветовать, если увижу картину целиком.
Молчание. Когда тиканье часов среди библиотечной тишины начало действовать на нервы, Персефона настойчиво повернулась к собеседнику:
– Не знаю, заметил ты или нет, но я правда хочу помочь.
«Нет, неправда. Тебе просто любопытно, потому что ты была на Сайде и столкнулась с неизведанным, а твоя природа не любит нерешенных загадок».
Будто услышав ее мысли, Дионис ухмыльнулся:
– «Кажись цветком и будь змеей под ним»[8].
– Что ж, если у тебя больше нет вопросов…
– Подожди. Извини, сам не свой. – Он выдохнул, закрыв лицо руками, но сквозь неплотно сдвинутые пальцы Персефона по-прежнему видела лихорадочно блестящие глаза, следящие за ней. – Вот, как я вижу этот пазл. Семела веселится на вечеринке, пьет ту бурду, которую я намешал во внезапном творческом порыве…
Персефона вскинула голову:
– Случайно создал питье, переносящее в другое измерение? – Она коротко хохотнула. – Пардон, продолжай, продолжай.
Дионис, наконец, отнял руки. Она видела множество эмоций, сменяющихся на его лице, но не верила ни одной. Разве что едва различимой, но, несомненно, глубокой скорби, вот только что ее вызвало? Лишь смерть подруги или то, что из-за него она застряла на той стороне? «Экспериментатор хренов. Знал ведь, что может произойти, и все равно угощал нас этим дерьмом».
Калейдоскоп эмоций внезапно остановился на привычной кривоватой улыбке:
– Я ведь говорил о возможных последствиях, просто… Оставим дебаты об этичности произошедшего, хорошо? Прошу тебя.
Персефона пожала плечами, стараясь скрыть нарастающую тревогу.
– Она выпила это, – продолжил Дионис, растянувшись на подоконнике. – Пошла наверх. Я не был уверен, что напиток подействует, думал, будет просто очередная галочка в списке моих проебов. А потом сверил с записями, которые делал в пьяном угаре, и понял – да, это оно. Все сработает, ее сознание попадет на Сайд, вот только для этого организм должен оказаться на пределе возможностей. Проще говоря, она должна почти умереть. И я, как ты понимаешь, не рассчитывал, что эта… почти-смерть действительно наступит.
– Вот только она не почти умерла, Дионис! В ту ночь она правда умерла. Все видели ее тело, и у копов были основания для подозрения, что ей «помогли», – Персефона изобразила пальцами воображаемые кавычки, – упасть.
Он встряхнул головой, все еще продолжая полулежать на подоконнике, но его тело напряглось, как струна. Внезапно Персефону пронзила жуткая догадка: не мог ли он сам убить Семелу? Посмотреть, что будет, например. Или просто ради веселья.
Усилием воли она отогнала эту мысль и сосредоточилась на его речи.
– А почему я тогда вижу ее? Не так, как во сне. А так, как мы во время ритуала видим чудищ Тартара. Вроде понимаешь, что это нечто чужое нашему измерению, но при этом оно настоящее. И Семела тоже реальна.
Это было выше ее сил.
– Не хочу разрушать твои доводы, – Персефона вскинула руку, прерывая его, – но даже если ты не допился до белой горячки и сознание Семелы действительно живо, подумай еще раз. Допустим, ты найдешь ингредиент, который может сымитировать смертельную опасность для твоего организма и безопасно ввести его в коматозное состояние – хотя, черт побери, где ты вообще собрался такое найти? – но даже если ты придешь на Сайд сам и каким-то чудом найдешь Семелу, что будешь делать дальше? Спросишь, кто ее убил? Ради возмездия?
Дионис отвернулся, поморщившись, как от боли. Она перевела дыхание, отчетливо понимая, что ее слова не имели для него никакого смысла. Зря надрывалась. Он в отчаянии, он чувствует вину, и он нестабилен. Комбо.
– Тело пропало, – сказал он так тихо, что Персефона не сразу поняла смысл слов.
– Я думала, семья похоронила ее вчера. Мы видели труп, когда приезжала полиция. И что с того? Что это вообще дает?
– Надежду. – Он медленно надел солнцезащитные очки и уставился в окно на пасмурный, затянутый снежной пеленой кампус. – Может, все-таки попробуешь придумать сценарий, в котором я попаду на Сайд и мне не понадобится умирать? Больше у нас таких задротов в ботанике не найти.
Она приподняла бровь:
– Есть что-то в этом мире, способное тебя переубедить?
Нервный смешок.
– Лоботомия разве что.
Кто бы сомневался.
– Есть ведь и другой путь попасть на Сайд. Ты ведь знаешь его, да? Почему не говоришь о нем?
– Не знаю, какие у тебя были от него впечатления, но лично у меня – не самые радужные…
– Подожди, подожди, – перебила Ари, выпрямляясь. – Так ты правда видела Сайд?
Персефона медленно моргнула, словно выходя из транса. Рассказчик из нее был не самый лучший: мысли явно были заняты чем-то еще, она постоянно запиналась, тщательно подбирая слова, будто в конце месяца придется платить за каждое из них.
– Пожалуй, – неопределенно протянула Персефона.
Море скребло берег белыми когтями, почти доставая до ее оксфордов. Ари нетерпеливо шумно выдохнула, пиная камушек:
– Сайд – это просто легенда.
В ее голове все уже пришло к простой и понятной цели: найти Диониса, который перед исчезновением говорил с Персефоной. Была неизвестная переменная – Семела и ее внезапная смерть, но Ари надеялась, что уж с этим она как-то управится. В конце концов, это не ее забота, а полицейских. Но теперь в игру помимо «икса» вступил «игрек» – Сайд, сторона, игравшая сюжетообразующую роль в своеобразной мифологии Эллинского университета, сложившейся за десятилетия студенческого фольклора.
Ходил слух, что кампус был поставлен на древнем захоронении. По легенде, главное здание было одним из немногих священных мест на Земле, где встречались четыре ветра. Впервые попав туда, Ари почувствовала, будто очутилась в параллельном измерении, в источнике чего-то важного. И притягательная, мистическая энергетика кампуса была идеальной почвой для преданий о Сайде, передающихся студентами из поколения в поколение. Что-то вроде другого измерения, существующего параллельно их кампусу. Как Тартар, только в Тартаре обитают чудовища и царит непроглядная тьма, а Сайд, якобы, представляет собой зеркальное отражение привычного им мира. Тоже есть животные, растения, изобретения и искусство – впрочем, там все не то, чем кажется, и лучше туда не соваться. Некий студент когда-то даже изобразил на стене общежития граффити с предполагаемыми страданиями некой жалкой душонки, забредшей в одну из ловушек Сайда. Творец явно вдохновлялся босховскими представлениями о земных наслаждениях[9] с налетом современного сюрреализма, но работа все равно имела большую популярность.
– Ты учишься там уже два года и до сих пор не поняла, насколько серьезны все их предания?
Ари не понравился ее тон. Снисходительный. Королевский.
– Не думаю, что стоит слепо верить всему, что слышишь.
– Нет, Ари, здесь не легенда. Что-то большее. И Дионис сразу понял, что к чему. «Но открою тебе секрет: безумцы всех умней»[10], – процитировала Персефона.
Опять. Будто черная змея внутри сжалась перед прыжком.
– Он не безумец.
– Я в хорошем смысле. Странные парни даже прикольные. Просто… иногда он слишком странный, если ты понимаешь, о чем я.
– Ничего удивительного. Моя ошеломительная красота затуманивает его разум, – мрачно пошутила Ари.
Персефона тихонько засмеялась своим очаровательно-вежливым смехом:
– Не исключено.
– Эй, – Ари быстро дотронулась до ее плеча, точно боясь обжечься, – я ни секунды не верю в то, что он убил Семелу. Понимаешь?
Персефона проигнорировала ее вопрос.
– В общем, да, мы с Аидом видели Сайд. Вернее, мы будто заглянули в замочную скважину и сбежали, сломя голову.
– Что случилось?
Персефона отвернулась. Внезапный порыв ветра дернул ее длинные белые волосы, и она нервно закрутила их в узел.
– Это бред сумасшедшего, – пробормотала она. – Мы всего-то выпили гранатовое вино. Его оставил в ящике этот… экспериментатор, чтоб его.
«Экспериментатор». Ари ощутила укол совести – Дионис мягко, исподволь пытался поговорить и о своих изысканиях в химии, и об успехах в распространении веществ сомнительного толка. Возможно, он пытался таким образом прощупать почву, понять, можно ли доверить ей опыты с попытками пройти на Сайд? Если честно, она эти разговоры предпочитала игнорировать. Может, потому что не особо хотела замечать его «проблемную» сторону. В конце концов, она никогда не строила иллюзий на его счет. Он был хаотичным, доброжелательным парнем, прекрасной катастрофой – как и она сама. Его гротескная порочность, пагубное очарование, развращенность казались лишь следствием пребывания в их университете. Эдакий очаровательный персонаж сказки – впрочем, какая же сказка обходится без покушений на убийство?
– Слушай, я… – Ари медлила. «Черт, мне и правда стоило взять у Афины пару уроков ораторского мастерства».
– Все, что мне нужно, – понять, куда мог деться Дионис. Любая зацепка. Мне стремно доводить дело до полиции… по личным причинам. И потому что они ни хрена не сделают, это любому понятно. В моих интересах просто выслушать твою историю! Даже если вы там кого-то убили, я и слова не скажу, клянусь.
– Там и убивать никого не пришлось. Они были уже мертвы. – Бледные пальцы Персефоны сжались в кулак, и, когда она разжала ладонь, на ней отпечатались глубокие розовые следы от ногтей. Когда она снова заговорила, от Ари не укрылась легкая дрожь в голосе.
О проекте
О подписке