Конечно, обидно слушать, когда бабушка язвит о родителях, но, пожалуй, в чём-то она права. Владу всегда удивляла мамина наивная вера в повсеместное добро. Солнце светит – хорошо, дождь пошёл – тоже хорошо, денег нет – так зарплата скоро. Муж ничего толком по хозяйству не умеет, так зато он умный. Старшая дочка вечно насупленная – так у неё одни пятерки, устает очень. Телевизор не цветной, а когда его смотреть-то? Чего Бога гневить, раз всё у неё хорошо? И младшая сестрёнка была точной копией матери. Влада даже ей немного завидовала. Анька словно не замечала, что живут они по поселковым меркам плохо, скудно. Что соседи за спиной с удовольствием злословят: «Галькин муж – никудышный мужик. Ни по хозяйству, ни денег в дом, ни достать чего. Даже пьянице Тимохину больше уважения – вечно с похмелья, а электрик высшего класса. На ногах не стоит, а проводку провести, или розетку, или там починить телевизор – всегда пожалуйста. У соседей и дачников нарасхват. Родионов – жучила каких поискать, по морде видно – жулик. Однако в 90-х Родионов первый поставил в посёлке палатку. Сам ездил за товаром, жена сидела за прилавком. У Стрельникой муж в ГАИ работает, Семыкины и Морозовы торгуют на рынке. Конечно, не все зарабатывают по совести, но хоть стараются, чтобы дома достаток был. А у Гали пропащий муж. Что это за работа для мужика в детском саду на пианино играть? Это ещё жене спасибо, упросила, чтобы взяли. А раньше в школе учителем музыки работал. Поселковая школа была маленькой, закрыли её, ребят стали в районный центр возить, а там своя учительница есть. Уж лучше бы на бухгалтера выучился, раз руками ничего делать не умеет. Одно время выпивать начал, но и тут компанию поддержать не смог. Выпьет, засмущается и домой. Как Галя его терпит?

В школе Влада решила, что взять ей, кроме как учёбой, нечем. Пусть зубрилка, зануда, пусть. Поставлена была цель, золотая медаль, а остальное неважно. И даже легче прослыть нудной отличницей, чем чувствовать себя хуже всех. Можно не выходить вечером гулять с одноклассниками, не шептаться на перемене с закадычными подружками, спряталась за книжку и всё – я в домике. В седьмом классе многие девчонки прокололи уши. Крошечные золотые шарики были предметом гордости. Ну и ладно, ну и не надо, когда-нибудь у Влады будут такие серьги, что вам и не снилось. Мама предлагала купить простенькие «гвоздики», их между собой называли «медицинские», Влада отказалась, папа с гордостью сказал, что дочка умница: лучше золотая медаль, чем серьги. Она кивала, вроде как согласна. Ничего, ничего, вот посмотрите, она будет жить в городе, даже не в районном центре, а вообще в Москве! И как приедет однажды в посёлок такая благополучная, такая шикарная, что все рот разинут: это что дочь Миши-интеллигента так в люди вышла? Вот это да! Кто бы мог подумать! И этим появлением Влада им всем отомстит. За что конкретно собралась мстить, она сама не знала. Да какая разница?

Влада очень хорошо запомнила, как на выпускном награждали медалистов их всего двое было: она и Лидка Терехина. Но Лидка получала всего лишь серебряную медаль, да и то больше за оголтелое рвение в общественной работе. И как чужие родители завистливо поглядывали на папу с мамой. Для Влады это был сладкий миг достигнутой цели. Хотя бы на несколько минут отец стал удачливым счастливчиком. Значит, правильно Галя говорила: муж умный, дочка, видно, в него пошла. Ну хоть какой-то толк от мужика. Но триумф продолжался недолго, уже на следующий день всё опять стало по-прежнему. И о них опять все забыли. Гораздо интересней посудачить о Гридневых, как их Наташка, только закончив школу, выходит замуж. У отца жениха, между прочим, своя автомастерская в городе. Вот повезло! Мишина дочка поступила в Московский ВУЗ. Ну хорошо, а что ещё ей делать? Не пропадать же медали. Если повезёт, выйдет замуж за москвича или пристроится на хлебное место.

Пусть конечная цель королевского появления в посёлке ещё не достигнута, но теперь Влада чувствовала себя уверенней. За спиной незримо стояла пани бабуся, нагловатая, язвительная, знающая себе цену. Маме о бабушке сообщала скупо: мол, ходит иногда проведать, ну кофейку попьет, так – ничего особенного. Только ночью рассказывает Аньке о дедушке, Мареке и самой бабушке.

Сёстры забрались в одну кровать, и Влада шёпотом говорила и говорила. Анька охала, иногда хватала рассказчицу за руку:

– И что, Марек так насмерть и разбился?! Ой, бедная! Такого молоденького сына схоронила!

Анька готова зареветь от жалости и сострадания к пани бабусе. Жалобно всхлипывала: дедушка-то, оказывается, как рано умер. Бедная, бедная женщина, столько перенесла, может, и характер испортился поэтому. Влада хмыкнула в точности как Стефания Юзефовна: характер испортился? Да она с таким родилась!

Анька, заслушавшись, машинально двигалась в сторону старшей сестры, ещё чуть-чуть – и, как в детстве, окажется на полу рядом с кроватью. Владу то смешила, то раздражала Анькина манера смотреть в рот рассказчику. Когда девочки были маленькими и папа читал им вслух, Владиславе было достаточно прильнуть к его боку, а младшая сестрёнка начинала ёрзать на диване, стараясь придвинуться к папе близко-близко, и зачарованно смотрела, как его губы произносят слова. В итоге, если Влада не успевала заметить, Анька кубарем скатывалась с дивана, но плакала не от боли, а оттого, что по глупости прервала интересную историю.

– Ань, подушка уже съехала, сядь ты как человек! Брякнешься, маму разбудишь! – зашипела Влада. – Ну, слушай дальше…

И вот перед младшей сестрой проносилась история папиной родни, тех, о ком ни она, ни мама и до недавнего времени сама Владислава ничего не знали. У них ведь из родственников была только прабабушка Вера.

Старшая сестра рассказывала интересно, словно передавала сюжет старого фильма. Такого старого, что картинки перед Анькой возникали чёрно-белые и раскрашивались по мере приближения к современности. И начиналась история как в сказке: В давние, давние времена… Прадедушка Юзеф, двадцати с небольшим лет, похоронил родителей и получил в наследство покосившийся домик и десятилетнюю сестру Зосю. Вот родители молодцы! На старости лет «слепили» себе снегурочку! По-хорошему, надо было отправить сестру в детский дом. У него пока ни кола ни двора, только огромное желание жить в большом городе и не как-нибудь, а богато. Конечно, Зоська получается гиря и хвост. Но, поразмыслив, хитроумный Юзеф (пани бабуся наверняка пошла в него) продал дом-развалюху и, прихватив сестрёнку, отправился за счастьем.

Самым близким большим городом был Миасс. И вот правдами и неправдами Юзеф начал налаживать жизнь. И Зоська из гири превратилась в счастливый билетик: как отказать в помощи молодому парню на руках, у которого сирота сестрёнка? Юзеф наловчился проходить в разные кабинеты к важным начальникам, толкая впереди себя сестрёнку. В зависимости от наставлений брата, Зося или жалостливо всхлипывала, теребя выцветший подол старенького платья, или мило улыбалась, встряхивая кукольными локонами.

Наедине Юзеф шёпотом втолковывал сестрёнке, что сирот и без неё хватает, главное, нужное впечатление произвести. Зося уже поняла, что, если хозяйка важного кабинета некрасивая и суровая тётка, надо гладко заплести волосы в косу и в руках желательно держать правильную книгу. Какую именно, девочке было всё равно, читать она не любила. А когда за столом сидит грузный пожилой дядечка, надо испуганно прижиматься к брату. У таких дядек обычно были свои дети или даже внуки. Они-то счастливчики, жили при маме с папой, а Зоська бедная сиротка. Как не пожалеть?

В итоге Юзеф добился ордера на комнатёнку, правда, на окраине города и в густонаселённом старом доме. И пристроился работать не на завод, а в ресторан при вокзале.

Через два года он женился. Буфетчица Наташа была некрасивая, высокая и худая, как палка. К тому же на шесть лет старше. Но у неё была большая комната в доме, что стоял почти на центральной улице. Отчаявшись когда-нибудь устроить личную жизнь, Наташа Вострякова была рада-радёшенька.

Когда родилась Стефания, дом почти соответствовал мечтам родителей о правильной жизни. На окнах в два слоя висели занавеси шёлковые с вышивкой и бархатные с бомбошками. Стол накрывался ковровой скатертью, поверх неё – тонкая с узкой кружевной каймой, а на неё уже стелилась клеёнка. В «горке» за стеклом красовались хрустальные рюмочки, фужеры цветного стекла, пузатая сахарница с серебряной крышкой. Огромный ковёр спускался со стены прямо на кушетку. Шёлковый абажур настольной лампы, обшитый бахромой. Отец с матерью работали в ресторане, домой возвращались поздно, и маленькая Стефа была на попечении Зоськи.

Несмотря на разницу в возрасте и невзрачную Наташину внешность, Юзеф был вполне доволен своим браком. Жена полностью разделяла взгляды мужа на жизнь. Дружбу водили только с нужными людьми. К себе почти никого не приглашали и сами по гостям не разгуливали. Чего гуртом собираться? Есть семья, свои, а чужие им без надобности. Лишние завидущие глаза ни к чему. Теперь осталось дождаться, когда сестре исполнится восемнадцать лет и выдать её замуж за большого начальника. А что? Зоська хорошенькая блондинка с маленьким аккуратным носиком и голубыми, блестящими, словно эмаль, глазами. А зять-начальник в семью нужен до зарезу. Спокойнее будет. И так они вынуждены разогревать ресторанную еду на керосинке прямо в комнате. На общей кухне под бдительными взглядами соседей мать варит картошку и постные щи. За шкафом, словно в норе, мешки и банки с провизией. Так и томится в шкафу не надёванная шуба. В холщовом мешочке под кроватью за вынутой половицей припрятаны кольца, серьги с жемчужинками, браслет чернёного серебра и с десяток золотых монет. Да ещё отрезы ткани, батистовая скатерть с вышивкой и бархатное одеяло, Зоське на приданое. И что? Живи с оглядкой? Недавно пришлось маленькой Стефке отвесить хорошую оплеуху, чтобы не таскалась по общему коридору с пирожным в руках. Заодно и Зосе шипящим голосом высказать: хороша нянька, не уследила. Но на неё грех жаловаться: почти каждый день, взяв с собой Стефу, она, выйдя из комнаты громко спрашивала:

– Тётя Наташа, чего на ужин-то купить?

– Капусты кочанчик помельче да картошки. А если денежка останется, то баранку с маком для маленькой, – постным голосом вещала из-за двери мать.

Ленивая на учёбу Зося, окончив с грехом пополам семь классов, ждала, когда брат с женой найдут жениха начальника или, на худой конец, пристроят её в буфет при ресторане.

Но свадьбы Зоськи родители не дождались. У Наташи померла в деревне тётка. Старуха была одинокой, и родственники давно о ней позабыли, а теперь выходит, какое-никакое наследство. Вроде дом у неё был свой. Да и мало ли одинокий человек добра мог нажить? Тратиться-то не на кого.

Родители мигом собрались. Путь неблизкий, надо поездом часа три ехать, а там, может, повезёт, и попутная машина попадётся или подвода.

Наследство оказалось ерундовое. Избу сумасшедшая старуха отписала колхозу! Только и осталось, что перина, три подушки и по мелочи ещё. Зря только на дорогу потратились. Но не бросать же. Увязали два узла и отправились восвояси. Зимний день угасал быстро, в темноте да с узлами страшновато. И мать с отцом решили сократить путь. До моста часа полтора ходу напрямки через замёрзшую речку, в полчаса обернутся. Коварная полынья словно нарочно поджидала самонадеянных путников. Ровно на середине реки лёд под ногами предательски хрустнул. В сумерках заметили их не сразу, и когда подоспела помощь оказывать её было уже некому.

Зарёванная Зоська мигом пришла в себя, когда к ним явились тётки из женсовета. Вспомнив, что покойные брат с женой незваных гостей не жаловали, наскоро вытерла слёзы, пригладила волосы и вышла в коридор. К ним нельзя, Стефка плакала, теперь задремала, пусть поспит. Нет, ни в какой приют племянница не пойдёт. Зосе через полгода восемнадцать исполнится, имеет право девочку у себя оставить. Пусть лучше пособие оформят по потере кормильца, Стефка же получается круглая сирота, да и Зося круглая сирота. Им положено.

Она говорила убедительно, доказывала, что почти уже комсомолка и воспитает племянницу достойным советским человеком. Бессознательно Зося повторяла то, что когда-то говорил её брат. Хотя после пламенной речи в комсомол ни Юзеф, ни Зося так и не вступили.

Но женский комитет согласился. Пусть девочка остаётся с молодой тётей. Конечно, их без надзора не оставят и будут проверять и помогать. А в детском доме и так хватает сирот. Вон сколько за последнее время выявили врагов народа, их детей надо воспитать в верном партии духе. А тут происхождение самое что ни на есть пролетарское – скромные работники пищеблока. Пусть живут.

Стефанию действительно пристроили в детский сад. И Зосе пришлось устроиться на работу. От слов завод или фабрика девушку кидало в дрожь. Пошла в ателье ученицей. Вечерами Зоська проливала злые слёзы, глядя на исколотые не привычные к шитью пальцы. Не о такой жизни она мечтала. Братец с женой молодцы, из-за паршивого барахла обрекли их со Стефкой на такую жизнь. Спохватившись, она испуганно крестилась и просила покойным Царствия Небесного.

Все тайники в комнате она давно нашла. Вечерами, накрепко заперев дверь и задёрнув тяжелые занавеси, бережно перебирала их содержимое.

Нет, не останется Зося влачить жалкое существование портнихи. Брат смог, и она сможет. На ночь, уложив Стефанию спать, вместо сказки она говорила, как чудесно они заживут. Уедут далеко-далеко, может даже, в саму Москву, и будут как сыр в масле кататься. Как и когда, она ещё не знает, не придумала. Но так будет, пусть Стефка даже не сомневается. Только молоть языком об этом нигде и никому не следует. Иначе Зося этот язык просто-напросто оторвёт. И вообще, верить можно только ей и уши не развешивать.

Маленькая Стефа преданно моргала лисьими отцовскими глазами и на всякий случай прятала язык за щёку и сжимала губы покрепче.

В конце весны Зоська выпроводила племянницу на дачу под присмотр воспитателей. Но не прошло и месяца, как детей спешно вернули по домам – началась война.

Первые дни испуганная Зося убеждала себя и Стефанию, что это ненадолго: сейчас красная армия разобьёт врага и с победой вернётся. Но чуда не произошло. Из их дома уходили добровольцами мужчины и молодые ребята. Ушли на фронт почти все Зоськины одноклассники. Молоденькие девочки из ателье каждый день провожали кто брата, кто отца, кто жениха.

Леся и Валя записались на курсы медсестёр. Зоська мысленно поблагодарила судьбу, что у неё на руках маленькая племянница. Теперь она перебирала не тайники с колечками, а тщательно пересматривала запасы еды. Всё-таки брат с женой молодцы, земля им пухом, на полках, скрытых занавеской – мешки с крупой и солью. Жестяные банки с постным маслом, о которых Зося давно забыла. И чугунок, прикрытый чистой холстиной и накрепко обвязанный бечёвкой, доверху набитый колотым сахаром.

Зося ругала себя на чём свет стоит, обзывала себя курвой поганой. Почему раньше не полезла посмотреть запасы! Всё колечки разглядывала, а им что сделается? Теперь пришлось тщательно просеивать муку, искать жучков. Масло прогоркло, крупу пришлось перебирать руками.

На работе она стала потихоньку отматывать нитки на кусочек картона и уносить домой про запас. Каждый раз Зося обмирала от страха, что её поймают и посадят в тюрьму как врага народа и вредителя.

Война не заканчивалась, а жизнь становилась всё скуднее. Зимой Зоська перестала водить племянницу в сад. Ну да, там кормили, но топили плохо и тащить по морозу закутанную поверх пальтишка в материну шаль девочку толку никакого. Шестилетняя Стефка вполне может сидеть дома одна. Топить железную круглую печку ей не разрешалось. До Зосиного прихода она сидела в кровати, завернувшись в бархатное одеяло из тётиного приданого. Рядом – замотанная в старенький шерстяной платок кастрюля с картошкой или кашей. Под подушкой – кусочек твёрдого, как камень, сахара ещё из старых запасов. Всё равно неуютно и тоскливо.

Пани бабуся вспоминала, что была абсолютно уверена: пронырливая Зоська обязательно найдёт выход. Так и случилось.

Из чужих разговоров выяснилось, что на завод прислали главного инженера из самой Москвы! Он-то Зосе без надобности, а вот его супруга…

В ателье с удовольствием сплетничали, что инженерша настоящая барыня. То подай, это прими. Уж такая важная, чего доброго решится кухарку завести, как при старом режиме.

Зося, словно охотничий пес, навострила уши. И вскоре действительно напросилась к инженерше в помощницы по хозяйству. Вероника Антоновна и впрямь оказалась вальяжной дамой с барскими замашками.

Для посторонних было сказано, что Зоську взяли только из-за желания помочь. Девочка молодая, сирота, да к тому же с племянницей на руках. А работа нетяжелая, так, по мелочи: постирать чего или пыль смахнуть. Сама Вероника Антоновна дама грузная, до верхних полок никак не достанет, а Зоська юркая, ловкая. Это для неё и не труд, а так, забава.

Зося улыбалась, скромно опускала глаза. Дома, не стесняясь в выражениях, до слёз смешила Стефку, передразнивая свою хозяйку. Называла её ясновельможной пани и толстозадой курвой.

Конечно, пристроилась, по своему мнению, Зося удачно. Это тебе не у станка надрываться и в ателье иголкой орудовать замёрзшими пальцами. И даже под бдительным оком инженерши она умудрялась утащить домой что-нибудь вкусненькое. А в один прекрасный день в хитроумную Зоськину голову пришла очень выгодная идея.

Всю ночь Стефка спала в платке с накрученными на свёрнутые бумажки прядями волос. Одетая в последнее нарядное платье с надставленным подолом и получившая строгие наставления, отправилась она к инженерше вместе с Зоськой.

Она всё рассчитала правильно. Бездетная, скучающая Вероника Антоновна тотчас умилилась.