Основоположники верёвочного орнамента айны проповедовали анимизм. Они верили в одушевленность природы, поэтому бережно к ней относились. Особенно почитали огонь и считали, что в доме он должен гореть всегда. Погасший огонь предвещал беду в семье. Огонь поддерживали женщины, они не могли надолго отлучаться из дома, а мужчины были добытчиками. Такое положение вещей больше присуще патриархату.

Айны с особым почтением относились к медведю. Мужчины приносили из леса медвежонка и заключали его в деревянную клетку. Медвежонок вскармливался грудью женщины, что было чуждо любому другому народу, кроме айнов. На протяжении всего времени, пока медведь жил в общине, айны относились к медведю с почтением, а когда он вырастал, в медвежий праздник его убивали. Это действо сопровождалось песнями, танцами, пиршеством и одновременно плачем. Айны просили у медведя прощения за то, что лишили его жизни, но иначе он не смог бы отправиться к духу гор и передать ему, что племя заслужило благосклонность богов.

Айны создали необычную и богатую культуру. Их орнамент, резьба и деревянная скульптура удивительны по красоте и выдумке. Следы существования этого народа обнаружены в местах неолитических стоянок на Японских островах. Именно там зародилась дзёмонская культура.

Для японцев айны были всегда только варварами. Но, несмотря на это, большую часть своей культуры, религиозных представлений, военного искусства и традиций японцы переняли именно у айнов. В частности, самурайское сословие средневековой Японии переняло у айнов обряд «сеппуку» («харакири») – способ самоубийства путем вспарывания живота кинжалом, истоки которого уходят в глубокую древность – к языческим культам айнов.

Айны – аборигены Японских островов, народ, населявший низовья Амура, юг полуострова Камчатка, Сахалин и Курильские острова. Загадочное племя, представители которого считают себя спустившимися с небес. Айнский язык не похож ни на один из языков мира. Белолицые и прямоглазые, айны по своему внешнему облику разительно отличаются от других народов Восточной Азии. Они явно не монголоиды, скорее тяготеют к антропологическому типу Океании. Так же, как у жителей Австралии и Новой Зеландии, в орнаментах айнов часто присутствует змея.

Несмотря на то что японцы и европейцы застали это племя жившим в хижинах и землянках, с длинными, сбившимися в колтуны волосами, нестрижеными ногтями, в неопрятной одежде, есть факты, указывающие на то, что раньше это был высокоразвитый народ.

У айнов причудливо и противоречиво переплетаются черты северных и южных жителей, элементы высокой и примитивной культур; в преданиях айнов рассказывается о сказочных сокровищах, крепостях и замках, которых у них никто никогда не видел.

Ныне айнов осталось совсем немного, они живут на острове Хоккайдо. Об айнах известно не много. Японцы предпочитают не уделять культуре айнов внимания, позиционируя этот народ как отстающий в развитии и замкнутый.

Не найдя ответа на вопрос о предназначении керамической фигурки, Валентина все-таки решилась задать его Потемкину.

Она набрала его номер и изложила суть дела. Нисколько не удивившись вопросу, Сергей ответил на него бойко и обстоятельно, как вызубривший урок отличник.

– Дело в том, что керамические статуэтки древними айнами использовались для лечения болезней. Они изображали людей, страдающих от каких-либо недугов. В такие фигурки при помощи наговоров айны переносили болезни пациентов, и затем фигурки разбивались, тем самым избавляя больных от страданий. – В голосе Потемкина послышались нотки ехидства.

Чтобы Сергей, по обыкновению, не принялся опять ее чему-нибудь учить, Семирукова поблагодарила его за информацию и положила трубку.

А может, эксперт ее разыгрывает, и никакой это не осколок древности, а вполне современная безделушка? – закрались у Валентины сомнения. Нет, Потемкин – серьезный человек, и такими вещами не шутят! Она следователь, а не девочка на свидании, которой можно морочить голову. Но, с другой стороны, все тут, и эксперт в том числе, воспринимают ее как девочку. Может, он таким образом хочет ее научить уму-разуму? Дескать, не верь на слово, а только бумаге. Официального заключения, в котором черным по белому было бы написано, что найденная на месте преступления керамическая фигурка относится к периоду неолита, ей никто не присылал. А то, что эксперт сказал, к делу не пришьешь. «Да мало ли кто что наговорит! – разозлилась Валя. – Взрослые дядьки, нашли себе забаву – сбивать с толку следователя! И ведь ничем их не прищучишь! Рапорт на них не напишешь – у них круговая порука – сама же крайней останешься».

Но, с другой стороны, версия про дзёмон такая притягательная! Как было бы здорово, если бы она оказалась верной! Ведь это так интересно – получить в производство не заурядную бытовуху, а что-нибудь таинственное, окутанное шлейфом загадок древности.

На следующий день, как и обещал, к Семируковой с докладом явился Миша.

– Дмитрий Николаевич Мохнаткин в ночь с шестого на седьмое августа был в Твери, чему есть документальное подтверждение, – перешел сразу к делу Небесов. – Мохнаткин вообще часто ездит по работе. А вот его жена в это время находилась дома. Одна, если не считать трехлетнего ребенка. Но ребенок алиби составить не может. Самое любопытное, что Мохнаткины проживают как раз в той парадной, в которой, по словам Рыбакова, скрылась рыжеволосая женщина. Кстати, вот фото Екатерины, – Небесов достал из папки несколько фотографий – крупным планом и в полный рост. С них смотрела миловидная, модно одетая молодая женщина. И ножки у нее что надо, короткую юбку нестыдно надеть, отметила про себя Валя. И вообще, она эффектная, мужчинам такие нравятся.

– Ну как, хороша? – игриво спросил он.

– Так себе, – пожала плечами Валя. – Но это к делу не относится.

– Не относится… – передразнил ее Миша. – Много вы, девушка, понимаете! Женщины делятся на красивых и некрасивых. Красивые к делу относятся гораздо чаще.

– Откуда такие сведения?

– Из богатого оперативного опыта. Сама посуди: из-за красоток чаще разгораются страсти, да и сами красотки склонны пускаться в авантюры. Дурнушке в кои-то веки выпадет женское счастье в виде соседа Васи, она им и дорожит, чтобы шаг влево или вправо, так это ни-ни.

– Красивые – некрасивые…Что за примитивная градация! – фыркнула Семирукова. Уж ее-то красоткой никто никогда не считал, и этот Небесов смотрит на нее со своего невеликого росточка и, поди ж ты, мнит себя царем горы.

– Как знаешь, Валечка, можешь верить, можешь – не верить, но так оно и есть. Мы, мужики – неважно, интеллектуалы или дегенераты – шею свернем, оборачиваясь вслед красавице, ради нее многое сделаем, в то время как на замухрышку даже не взглянем.

– «Мы»… Не надо обобщать, – уколола его взглядом Семирукова. Ей надоело слушать шовинистские рассуждения. – А что Рыбаков? Опознал Мохнаткину?

– Затрудняется с ответом. Говорит, что вроде бы похожа, а вроде и нет. Он плохо ее лицо разглядел, больше на ноги пялился.

– Рыбаков на ноги пялился?! Ему же шестьдесят лет!

– Да хоть бы и девяносто! Мы, мужики, всю жизнь пацаны.

Ну да, а мы после двадцати пяти уже старые девы, после тридцати и вовсе должны подумывать о душе, отметила про себя Семирукова. Этот капитан наверняка и ее считает бабушкой. Знает она эту породу мужчин – они отчаянно боятся стареть, поэтому всеми силами цепляются за уходящую молодость: носят молодежную одежду, не обзаводятся семьей, потому что им «еще рано», и девушек предпочитают исключительно юных, чтобы самим казаться моложе. Ходят вместе с ними на дискотеки, торчат в ночных барах, играют в боулинг, и все ради того, чтобы оставаться в обойме.

Небесов следователя уже не смущал. Валя сочувственно окинула взглядом Михаила: футболка с надписью «Cool», потертые джинсики и заношенные кроссовки; за плечами у опера болтался неизменный рюкзачок с брелоком – мягкой игрушкой. Ее всегда смешили такие подвески на вещах у взрослых мужчин. Они смотрелись нелепо и сразу отправляли их хозяев в лагерь инфантильных людей.

– Миша, как вам показалось, Катя могла убить Плюшева?

– Могла ли Катя убить? – задумался Небесов. Он вспомнил, как пришел к ней домой. Во время поквартирного обхода женщина дверь не открывала, хоть и находилась дома. Либо боится открывать незнакомым людям и сомневается, что к ней пришел представитель правоохранительных органов, а не проходимец с поддельным удостоверением, либо ей есть что скрывать от полиции.

Тогда Михаил решил прибегнуть к уловке. Попросил соседку с нижнего этажа, чтобы она позвонила в дверь Мохнаткиным. Михаил встал на лестничной площадке в закутке. Соседке открыли не сразу. Сначала раздался еле слышный голос за дверью – хозяйка попыталась решить вопрос, не отпирая двери, но потом все же сдалась.

– Что вам? – спросила она неприветливо в дверной проем.

– Добрый день! Мне… мне ничего. К вам товарищ, – кивнула соседка в сторону подошедшего оперативника. При виде Небесова Мохнаткина хотела закрыть дверь, но не успела – нога Михаила протиснулась в щель.

– Что же вы, госпожа Мохнаткина, так настойчиво игнорируете правоохранительные органы? Это наводит на определенные мысли.

– Ничего я не игнорирую! – отступила она от двери, но в дом не пригласила.

Небесову приглашения не требовалось – он вошел в квартиру, воспользовавшись замешательством хозяйки. В кокетливом шелковом халате, изящных тапочках из белого атласа с норковой отделкой, при макияже, с огненной гривой волос и по-детски распахнутыми серыми глазами, Катя выглядела девушкой-куклой, украшением интерьера, ангелом-хранителем домашнего очага. На их с Небесовым голоса из комнаты прибежала заспанная девчушка. Она тут же уткнулась носом в мамин халат и что-то зашептала, недоверчиво оборачиваясь на гостя.

– Зайка, иди поиграй, пока мы с дядей поговорим. Подождите, я сейчас ей мультфильм включу.

Катя с дочкой ушли в комнату, а Небесов, не теряя зря времени, заглянул в шкаф с обувью.

Оперативник обомлел: столько туфель, сапог, босоножек всевозможных цветов и фасонов… Среди этого разнообразия он заметил подходящие под описания Рыбакова босоножки на высоченных каблуках.

– Проходите в гостиную, – предложила вернувшаяся хозяйка. К тому времени Небесов успел закрыть шкаф и принять непринужденную позу оставленного без внимания гостя.

– Я полагаю, вы уже в курсе, что Елисей Плюшев погиб.

– Да.

– Откуда вам это стало известно?

– Дима, мой муж, сказал. Он тогда был в командировке, ему позвонили.

– Кто ему позвонил?

– С работы. С бывшей. Их общий знакомый. Они раньше вместе работали.

– А вы? Где вы были в ночь с шестого на седьмое августа?

– Дома, где же еще? – возмутилась Катя, словно ее в чем-то обвиняли. При этом лицо ее исказилось в злобной гримасе.

– Это может кто-нибудь подтвердить?

– Что значит подтвердить? Я дома была! – продолжала закипать Мохнаткина. – И вообще, по какому праву вы меня допрашиваете?

– Я пока вас не допрашиваю, а всего лишь беседую. Кроме вас был кто-то еще дома?

Катя уставилась на Небесова. Маленький, невзрачный – и он еще смеет так разговаривать с ней, словно она преступница? В Катиных ярко накрашенных глазах читалось презрение. Она, конечно же, могла проигнорировать его вопросы и ничего бы он ей не сделал – права не имеет. Смекнув, что лучше ответить, тогда он быстрее покинет дом, Мохнаткина вымолвила:

– Да, дочь.

– Не свидетель, – заключил Михаил.

– Что значит не свидетель? Вы меня в чем-то подозреваете? Да кто вам позволил?! – взорвалась хозяйка. Это было уже слишком!

– Не шумите, дамочка! Под подозрение может попасть любой, и вы не исключение.

Катерина не нашла что ответить. Все ее аргументы закончились, а надутые губки на него не действовали – это она определила сразу и безошибочно. Таких типов ничем не прошибешь! Манера оперативника разговаривать ее возмущала, но что-то изменить она не могла. Катя лишь демонстративно отвернулась.

– Какие у вас были отношения с потерпевшим? – продолжал Небесов, не придавая значения выкаблучиванию Кати.

– Нормальные. Нормальные дружеские отношения.

– Вы с ним дружили?

– С Еликом дружил мой муж, а я, естественно, поддерживала с ним хорошие отношения.

– В чем это выражалось? Плюшев приходил к вам, когда вашего мужа не было дома? Ведь Дмитрий Мохнаткин часто бывает в разъездах, не так ли?

– На что вы намекаете?! – зло ответила она, как показалось Небесову, слишком быстро.

– Я ни на что не намекаю. Но буду иметь в виду, что здесь есть над чем задуматься.

– Вовсе нет, – пробормотала Катя.

– Кстати, ваш муж сейчас где?

– На работе он. Ваши сотрудники его уже допрашивали. Что вам еще от него надо?

– Значит, не все еще с ним выяснили.

– Послушайте, – примирительно сказала Катя. – Дима много работает, устает, и ему ни к чему после работы еще отвечать на вопросы полиции. Я с Елисеем, как и со всеми друзьями Димы, которые ходили к нам в гости, много общалась. Может, вам будет достаточно разговора со мной? Вы у меня спрашивайте, я расскажу все, что знаю.

Боже ты мой! Святая женщина! Какая беззаветная любовь к мужу! Ради его покоя она готова пожертвовать покоем собственным! Если бы не годы работы в розыске, оставившие неизбежный налет цинизма в его душе, Небесов бы прослезился. Катю он видел насквозь. Если женщина, только что не желавшая его и на порог пускать, внезапно стала любезной, значит, он нащупал ее больное место. Катерине явно не хочется, чтобы он беседовал с ее мужем.

– Хорошо, – покладисто согласился Миша, думая, что Мохнаткина допросить они всегда успеют. – Итак, с самого начала. Как давно вы были знакомы с Плюшевым?

– Ну… лет десять, наверное.

– Где вы познакомились?

– Да я уж и не помню. На какой-то вечеринке, по-моему.

– В школе на дне встречи выпускников, – подсказал ей Миша.

Катя уставилась на него, хлопая ресницами. Она пыталась сообразить, насколько подробно осведомлен оперативник об их отношениях с Елисеем. По всему выходило, что достаточно подробно для того, чтобы задавать неудобные вопросы.

– Может, и в школе. Разве это так важно?

– Важно все. Итак, вы познакомились с Плюшевым десять лет назад, и у вас с ним завязался роман.

– Да какой там роман! Елик за мной ухаживал, как и другие мальчики, но ничего серьезного у нас с ним не было.

– А потом вы встретили Дмитрия.

– Да, я встретила Диму. И вышла за него замуж.

– Как на это отреагировал Елисей? Он продолжал за вами ухаживать?

– Нет, конечно! Они же с Димой были друзьями. Разве что помогал иногда по-дружески – подвозил куда-нибудь, когда Дима был занят, или дочку из садика забирал, но это ведь не ухаживания.

Стрекотанием сверчка прозвенел дверной звонок, оповещая о том, что кто-то пришел.

Катя насторожилась.

– Пойду открою. Это соседка, наверное, – растерянно пробормотала Катя.

– Никак за солью пришла, – поддел ее Миша и тенью прошмыгнул вслед за ней. Небесов слабо себе представлял, чтобы нынче в многоквартирных домах соседи ходили друг к другу в гости.

– Катюша! Ну как ты? Как Люсенька? А где Димочка? – рассыпаясь вопросами, в квартиру ворвалась дородная дама лет пятидесяти.

– Мама, тише, – Катя хотела куда-нибудь выпроводить гостью, но не успела – Небесов уже стоял тут как тут.

– Люся спит? – перешла на шепот дама. – А это кто?

– Оперуполномоченный капитан Небесов, – взмахнул он удостоверением.

– Ой, – ойкнула женщина. – Вы, наверное, из-за Елюши. Мне Катюша все рассказала. Какое горе, какое горе!

– Вас как зовут?

– Лидия Павловна я. Такой хороший мальчик был! Катюша, ты напоила капитана чаем?

– Мама, он уже уходит. Мне с ребенком надо заниматься.

– Лидия Павловна, я с удовольствием выпью с вами чаю, – возразил Миша.

– Катюша, ты иди к Люсе, а мы с молодым человеком сами справимся, – ей страсть как хотелось узнать подробности гибели Елисея.

Катя с нескрываемым недовольством ушла в детскую, а Небесов с ее матерью последовал на кухню.

– За что же его убили-то? Еличка ведь таким славным был, мухи не обидел! Нашлись ведь сволочи! Как только таких земля носит?! – Лидия Павловна вопросительно смотрела на Небесова, ожидая рассказа.

– Хватает всякого сброда.

– Вы уже кого-нибудь подозреваете?

– Ищем. Вы Елисея хорошо знали?

– Не так чтобы очень. Он хороший был парень, но немного замкнутый. Не любил делиться наболевшим, все в себе держал. А это, я считаю, неправильно. Выговариваться надо, иначе печаль душу изнутри выест. Ну уж, видать, уродился таким. За Катькой моей бегал, как привязанный. Одну ее любил. Я такую любовь только в кино видела. Дело к свадьбе шло. Он свататься приходил, и Катюша вроде бы согласилась, а потом возьми да за Димочку и выйди. Такая любовь была, такая любовь! Даже жалко. И любовь жалко, и Елюшу. Он тогда сам не свой сделался, с Димочкой в дым поссорился и уехал куда-то. Думала, что не увижу его больше, а потом гляжу, вернулся. И с Димочкой они помирились, и на Катю больше не дулся. А я думаю, и хорошо, что так сложилось. Что ни делается, все к лучшему! Ведь Еличка как был бобылем, так им и помер – ни ребенка, ни жены. Так что еще не ясно, как оно вышло бы, если бы они с моей Катей поженились бы. Может, он не способен был детьми обзавестись, и я тогда без внуков осталась бы. А так у меня уже второй на подходе!

– У вас кроме Кати еще дети есть?

– Вот именно что нет! Катюша у меня единственная дочь, и она ждет ребенка! – заулыбалась женщина. Ей было приятно делиться этой новостью.