Лучшим другом принца был виконт Ян Дейк, сын графа Рауля Дейка, занимавшего при дворе какую-то совершенно незаметную должность, но известного одиннадцатью детьми, из которых десять – дочери. Граф был богат, но подрастающие девочки грозили в ближайшем будущем изрядно уменьшить его состояние. Злые языки шептались о том, какие надежды возлагал Дейк на сына в будущем; действительно, месту Яна при особе принца можно было позавидовать. Никто не знал, что думает по этому поводу сам молодой виконт – со стороны казалось, будто шепотки и слухи занимают его меньше всех остальных. И уж тем более не обращал на это внимания Патрик. Дружба этих двоих была действительно дружбой, какая складывается иногда у очень разных меж собой людей. Неторопливый, обстоятельный и рассудительный Ян и смешливый, легкий на подъем, открытый Патрик не имели, кажется, ни одной общей черты, но изгибы их характеров удачно дополняли друг друга. С недавних пор третьим к этому дуэту присоединился Марк де Волль, самый младший в окружении принца, но серьезный и спокойный не по годам.

Среди фрейлин принцессы Изабель – девушек от тринадцати до восемнадцати лет – были как дочери старинных, прославленных знатностью и достоинством родов, так и девочки из семей совсем небогатых, взятых ко двору не столько за заслуги родителей, сколько по чьей-то неведомой протекции. На самом деле, фрейлин, конечно, было намного больше, но многие – склочные и завистливые девицы – пришлись не по сердцу веселой и ласковой Изабель и не входили в «круг избранных», собиравшихся вечерами в покоях принцессы. Самой яркой и неординарной личностью в свите считалась, несомненно, Жанна Боваль – высокая, очень яркая и жизнерадостная брюнетка, затмевающая красотой почти всех девушек дворца. Самая старшая, восемнадцатилетняя, последнее время Жанна гораздо больше времени проводила с молодыми людьми из окружения принца, чем с фрейлинами; прекрасная наездница, она не пропускала ни одной охоты или верховой прогулки, не отставала от мужчин ни на шаг, звонко смеялась и явно отдала бы предпочтение принцу – когда бы он уделил ей хоть чуточку больше внимания.

В последнее время, однако, Изабель явно выделяла из большинства фрейлин незаметную Вету, Бог весть почему; принцесса делилась с ней некоторыми своими секретами и – так уж получилось – стала невольной хранительницей сердечной тайны своей фрейлины.

Совсем уж детским садом, по выражению Его Величества, считался пятилетний принц Август – троюродный брат их высочеств, боковая ветвь рода, и две шестилетки-близняшки, младшие дочери короля, курносые колобки Агнесса и Бланка. Эти трое малышей хвостиком таскались за старшими и очень ловко умели удирать от нянек в им одним известном направлении.

Что рассказывала брату Изабель о своих подругах, неизвестно. Но маленькая принцесса (маленькой ее считали по-прежнему с подачи брата) на диво умела хранить чужие тайны. Если, конечно, ее об этом предупреждали.

Изабель-то как раз и нашла Вету в один уже декабрьский день в зимней оранжерее. Четыре месяца минуло со дня их первой встречи с принцем, но отношения ни на йоту не изменились. Патрик видел в ней лишь подружку по прежним играм, фрейлину сестры, девушку, с которой можно приятно побеседовать – в том числе и на «умные темы», – но не более. Он держался равно дружески, ласково и открыто со всеми, но если раньше, по слухам, то одна, то другая фрейлина удостаивалась чуть более пристального внимания, то со времени появления в его жизни Эвелины не стало даже этого. А Вета боялась даже намекнуть ему о своих чувствах. Гордость и воспитание заставляли ее молчать. Что сказал бы отец, узнав, что она «вешается на шею мужчине»? Тем более, если этот мужчина – его наследное высочество.

Потому и сбежала она от развеселой компании, играющей в снежки во дворе, потому и спряталась в этом безлюдном уголке дворца – чтобы погрустить вволю над своей неудавшейся жизнью. В этот день Патрик был свободен от дел; пользуясь возможностью, он веселился вовсю, явно отдавая предпочтение Жанне Боваль. Та от всей души кокетничала, польщенная вниманием принца. Впрочем, возможно, что она просто походила внешне на невесту Патрика, и тот, глядя на нее, мог вспоминать надменную улыбку и черные волосы своей Эвелины.

В огромной оранжерее, сплошь заставленной растениями, было тепло и тихо. Так странно было видеть этот островок лета в заснеженный декабрьский день. В последнее время Вета часто приходила сюда; здесь всегда было тихо и как-то по-особенному уютно, здесь можно было и поплакать вволю, пока не видит никто, и помечтать, глядя на диковинные растения.

Спрятавшись под раскидистыми листьями какой-то заморской ярко-зеленой пальмы, прижавшись лбом к стеклу, Вета молча смотрела на занесенный снегом двор. Яркими пятнами мелькали на белом платья девушек, снежная пыль висела в воздухе. Внезапно входная дверь негромко стукнула; Вета обернулась было испуганно – и вздохнула с облегчением, увидев, что это всего лишь Изабель.

– Что случилось, Вета? – тихонько спросила принцесса, подходя. – Вы исчезли… я так и подумала, что вы прячетесь здесь. Я заметила, что вы давно уже грустны и о чем-то думаете. Вас что-то тревожит?

Вета посмотрела на нее – и опустила голову.

– Какие-то неприятности? – так же тихо предположила Изабель. – Я же вижу, как вы страдаете… Я могу помочь?

Вете очень хотелось ответить, что все в порядке, и помощи не нужно, но… но в глазах принцессы светилось искреннее участие и готовность помочь.

– Случилось.

– Если не секрет, Вета, что же?

– Влюбилась, – ровным голосом сообщила Вета, глядя в сторону.

Изабель ахнула и просияла, всплеснула руками.

– Так это же чудесно!

– Чего уж лучше, – прошептала Вета, украдкой вытирая наворачивающиеся слезы.

– А в кого?

Вета запнулась. Сказать? Или не надо? Наверное, лучше не надо… но тяжесть, лежащая на душе уже несколько месяцев, так измучила ее, что не было сил носить все это в одиночку.

– Секрет, да? – понимающе спросила принцесса.

– Не знаю, – вздохнула Вета. – Может, и не секрет. А смеяться не станете?

– Да вы что! – возмутилась принцесса.

– В его наследное высочество принца Патрика, – сообщила Вета с горьким смешком.

У Изабель распахнулись глаза.

– Правда?

– Правда…

– Да-а-а, – протянула принцесса озадаченно и совсем по-взрослому. – И давно?

Вета всхлипнула. По атласу платья скатилась прозрачная капля, оставив темное пятнышко.

– С первого дня, как только увидела его… уже четыре месяца. Ни о ком другом и думать не могу… и поделать с собой ничего не могу, – шептала она, вытирая мокрые щеки ладонями. – Сил моих больше нет… Он мне по ночам снится, днем от встречи до встречи живу. А он… его высочество… меня даже не замечает. Я понимаю, что глупо это, что смешно, что я ему не пара, но… ничего не сделаешь, это сильнее меня…

Изабель обняла ее, осторожно погладила по голове, стараясь не помять прическу.

– Зачем же плакать…

– А что мне еще остается? – выкрикнула Вета, вырываясь. – Что? Даже если я ему все расскажу, что за этим последует? Ваше высочество, вам ли объяснять! Ведь у него невеста есть…

– Есть, – тихо согласилась Изабель. – Правда, помолвка еще не объявлена, но это вопрос времени…

– Вот видите. Разве я могу? Вот представьте, в вас влюбился бы сейчас… – она запнулась, – ну, вот хотя бы лакей ваш. Вы бы восприняли его всерьез?

– Но, Вета, – возмутилась Изабель, – вы-то не лакей!

– А что толку? – горько проговорила Вета. – Все равно мне… я ему не пара.

Принцесса вздохнула. Оборвала, не глядя, лист с ближайшего куста фиалок и спросила:

– А Патрик-то знает о ваших чувствах?

– Нет, конечно…

– Может, ему сказать?

– Что вы! – вскинулась Вета. – Ваше высочество, прошу вас – не надо…

– Вам виднее, конечно, – вздохнула Изабель. – Но, может, все-таки?…

– Нет, ни за что!

– Может, и зря, – подумав, сказала Изабель. – Патрик ведь очень хорошо к вам относится, Вета, он вас уважает… и откуда вы знаете, вдруг он тоже…

Принцесса умолкла, и ясно видно было – лгать она не умеет, а сказать правду не может.

Вета горько хмыкнула, погладила пальцами пушистые соцветия.

– Ну, ваше высочество… как вы себе это представляете? Вот приду я к нему и скажу: так, мол, и так, люблю я вас, принц. И что дальше? Да он посмеется надо мной!

– Патрик никогда ни над кем не смеется, – строго возразила Изабель. – Он благороден и…

– Я боюсь, – прошептала Вета. – Боюсь…

– А лучше мучиться в одиночку?

Вета усмехнулась сквозь слезы.

– Предлагаете нам мучиться вместе? И вам не жалко брата, ваше высочество? -пошутила она невесело.

– Жалко, – твердо сказала Изабель. – Но вас мне тоже жалко, Вета. А хотите, я с ним сама поговорю?

Вета покачала головой.

– Спасибо вам, ваше высочество, – она сжала руку Изабель. – Простите меня…

– Да что вы, Вета! Знаете… я подумаю, как вам помочь. А пока, – принцесса улыбнулась, – вы, если хотите, можете в любое время говорить со мной о Патрике. Я ведь знаю, как это тяжело – когда никому рассказать не можешь…

Так горько и по-взрослому устало прозвучали эти слова от всегда смеющейся пятнадцатилетней девушки, что Вета задумалась невольно: а что ее гнетет? Неужели есть где-то человек, тронувший сердце наследной принцессы? Будь к ней, милостив, Боже, не дай ей влюбиться в того, с кем вместе не быть им никогда…

Весь тот день Изабель не отпускала от себя несчастную фрейлину ни на шаг, особенно ласково разговаривала с ней, угощала пирожными, старалась развеселить. Остальные, не понимая причин такого внимания, лишь перешептывались недоуменно. Вета видела, что фрейлины не воспринимают ее всерьез; так, серая мышка, мало ли что там она себе думает. Она не блистала особенными талантами ни в чем, кроме разве что, танцев, не обладала ни ярким темпераментом Жанны, ни умением искрометно шутить, как Маргарита Этескье, ни неистощимой фантазией на шалости, как сама принцесса. Так с чего бы вдруг? Эти шепотки и косые взгляды еще больше задевали девушку; она старалась не показывать виду, гордо держа голову прямо, но каждый взгляд, каждое слово, произнесенное за ее спиной, резали ножом. Ей казалось, что все уже знают, как эта вот нескладеха влюбилась в принца. И все смеются над ней.

Тем вечером в покоях принцессы собралось, как обычно, около полутора десятков человек. Не слишком большая комната, выходившая окнами на запад, не казалась тесной; молодые люди сидели на нешироких диванах, обтянутых нежно-кремовой тканью, в низких старинных креслах, а кое-кто и прямо на полу, на разбросанных там и тут вышитых подушках. Короткий зимний день давно угас, сквозь узкую щель в светлых портьерах заглядывала в окна почти полная луна. Нежно пела флейта в руках Жанны, то тут, то там звенели голоса и смех, но обычного искрометного веселья не было – быть может, оттого, что притихшей и задумчивой была в этот вечер сама Изабель. Она свернулась клубочком, подобрав ноги, на маленьком диванчике и негромко беседовала о чем-то с Марком де Воллем. Вета, по обыкновению, спрятавшись в угол с рукоделием, не спускала упорного взгляда с принца.

Патрик тоже казался сумрачным и усталым, неохотно отвечал на вопросы и почти не улыбался. Молча сидел в глубоком кресле, прячущемся в широкой нише, вертел в руках неоконченную вышивку сестры и невидящим взглядом смотрел куда-то в пространство. Вета только сейчас заметила, как осунулось его лицо, какая упрямая складка пролегла меж бровей, и острая жалость сжала ее сердце.

Изабель тоже с тревогой поглядывала на брата и, наконец, пробравшись к нему и тронув за плечо, обеспокоенно спросила:

– Ты здоров?

– Да, не беспокойся, – негромко ответил принц. – Устал немного…

– Что-то случилось? – не отставала сестра.

Патрик слабо улыбнулся:

– Нет, что ты… Я же говорю – просто устал. Успокойся…

Улыбка эта успокоила принцессу, она присела рядом на ручку кресла и погладила Патрика по руке.

– Где ты был так долго?

– Да так… разное… с документами сидел…

– Что, ваше высочество, тяжела доля наследного принца? – попробовал было пошутить Артур ван Херек.

Патрик поднял на него взгляд и спокойно ответил:

– В самый раз.

– Такова судьба, – перебила принцесса и скорчила уморительную рожицу. – За право носить вот это, – она дотронулась до вышитого на рукаве брата герба, – можно и поработать.

Принц шутливо дунул сестре в лицо – разлетелись пушистые локоны, Изабель дернула его за ухо.

– Взаимный обмен любезностями состоялся, – констатировал с притворной серьезностью Марк, а Изабель, оглянувшись, показала ему язык.

– Фи, ваше высочество. Как неэстетично, – укоризненно протянула Жанна.

– Смотри, увидит когда-нибудь матушка, – предостерег Изабель брат. Принцесса показала язык и ему и рассмеялась.

– Все собираюсь спросить – как вам в Совете, ваше высочество? – спросил Кристиан Крайк, подходя к ним и опускаясь прямо на пол.

– Нормально, – пожал плечами принц. – Сижу, молчу. Слушаю. Разбираюсь, вникаю. Я пока там на положении вот этой леди, – он постучал пальцами по мраморной фигурке одной из древних богинь (Вета так и не выучилась различать, какой именно). – Или вот этой, – он кивнул на полосатую кошку, которая терлась пушистым боком о его ноги. – Все слышу, все понимаю, а вот сказать – увы. Пока права голоса я не имею.

– И долго еще иметь не будете, – заметил Марк.

– Да, – согласился принц. – До совершеннолетия. То есть высказывать-то свое мнение я могу, но голос мой – совещательный, не больше. Когда отец объявит меня наследником, тогда – да… потом получу право подписи. А когда отец велит «принимать дела» – про то мне не ведомо…

– Представляете, ваше высочество, если Его Величество вдруг передумает? – опять пошутил Артур. – Да и объявит наследником не вас, а… а…

– … а маленького Августа? – подхватил Кристиан.

Патрик опять пожал плечами, не принимая шутки.

– Значит, так и будет.

– Ваше высочество, так получается, ваша метка здесь совсем ни при чем? – спросил вдруг Марк.

«Какая метка?» – подумала Вета, внимательно слушавшая их разговор, но спросить не решилась.

– Какая метка? – донесся из противоположного угла удивленный голос.

Молодежь притихла, все с интересом обернулись в сторону говорившего, потом головы, как по команде, повернулись к Патрику.

– А, пустяки, – с легкой неохотой ответил принц. – У нас в роду существует поверье, что королем может стать лишь тот из Дювалей, у кого на спине есть метка – родинка в виде креста под левой лопаткой.

– И что, у всех правящих королей она есть… была? – удивился Кристиан.

– Ну… да, – подумав, ответил Патрик. – Деда я не застал в живых, но отец говорил, что у него – была. И у Его Величества есть.

– А у королевы?

– Нет. Это только мужская примета…

– А у вас?

– И у меня… вон, принцесса может подтвердить…

Изабель согласно наклонила голову.

– Да бабкины сказки, – усомнился Кристиан.

Патрик хмыкнул.

– Бабкины – не бабкины, но факт остается фактом: таки да, родинка, таки да, в виде креста…

– А у Августа?

Патрик опять подумал.

– Честно сказать, не помню… не приглядывался. Кажется, нет…

Коротко хлопнула дверь, в комнату быстрым шагом вошел виконт Дейк. Резко остановившись, выдохнул, взъерошил волосы – и удовлетворенно кивнул, поймав взгляд принца. Патрик осторожно высвободился из рук сестры, встал, мотнул головой в сторону. Оба отошли к окну, присели на широкий подоконник. Вету, устроившуюся на невысоком пуфе в углу и сливающуюся светлым платьем с тяжелой портьерой, ни тот, ни другой, кажется, не заметили.

– Что? – тихо спросил принц.

– Есть… А у вас?

– Много чего, – вздохнул Патрик.

– Там – действительно факты?

– Да. Цифры, отчеты…

– Стейф?

– Не только он, но большей частью – да.

– И – что теперь?

– Что теперь? – усмехнулся принц. – Через два дня – Совет. Говорил ведь я отцу, говорил, – прибавил он с досадой. – Теперь придется выкладывать все как есть…

– Ваше высочество… Может, не стоит?

– Стоит, Янек, стоит, – жестко проговорил Патрик. – Это дело чести.

– Ох, принц…

– Патрик! – прозвенел на всю комнату голос Изабель. – Завтра – урок танцев… мне опять искать себе пару или ты соизволишь осчастливить нас своим присутствием?

Патрик спрыгнул с подоконника, лицо его осветилось улыбкой.

– Я постараюсь, малышка, – мягко ответил он. – Если отец не…

– Отец не, отец не, – перебила его сестра. – Знаю, что отец не. А сам-то ты? Или ты теперь совсем «фигура номинальная»?

– С чего это вдруг? – рассмеялся брат.

Изабель опять скорчила гримасу.

– У меня уже на языке оскомина от этих слов. Все, как сговорились, твердят в один голос: вы, ваше высочество, до совершеннолетия фигура номинальная…

– Зато так безопаснее, – тихо заметил Ян за его спиной.

В возникшей вдруг паузе, как иногда бывает это среди шумной беседы, слова эти прозвучали неожиданно громко.

У принцессы испуганно округлились глаза.

– Как это? Патрик, ты…

– Кому я нужен? – фыркнул Патрик. – Разве что мессир Теодор съест на следующем уроке… или лорд Марч опять выбранит за нелюбовь к древним грекам…

Изабель рассмеялась звонко. Взаимная нелюбовь мессира Теодора и принца была известна всему дворцу. Тем не менее, Вета заметила, что сам Патрик не улыбнулся даже, а состроил Яну гримасу, смысл которой был «Думай головой, что говорить при дамах…».

– Кстати, господа, – вмешалась Жанна, поправляя кружевной волан на платье, – разъясните для совсем глупых, – она притворно вздохнула, – каков смысл этого вот ограничения: совершеннолетие – только в двадцать лет?

– В двадцать лет ума нет…, – начал Кристиан.

– Это у кого как, – перебила Изабель. – Женщины, между прочим, взрослеют намного раньше мужчин. Нас уже в семнадцать замуж выдают, а если мы можем управлять мужем, то королевством-то…

– Молчи уж, – рассмеялся принц. – Управится она…

– По закону, обнародованному Его Величеством Эдуардом Двадцать Пятым, права голоса женщины лишены в делах равно церковных и светских. Ибо…

– «Негоже лилиям прясть», – сердито вспомнила Изабель. – А потому – сиди и молчи, так, что ли? Патрик, может, хоть ты отменишь этот дурацкий закон?

– Что я, совсем из ума выжил? – захохотал принц. – Чтобы потом прятаться от тебя по всему дворцу, когда на тебя нападет охота давать советы?

– К тому времени, как ты сможешь издавать законы, ты поумнеешь, – заявила Изабель.

– Попробуй уговорить отца, – предложил Патрик. – Все больше шансов, чем меня…

Молодые люди оживились.

– Да, господа, вообще положение наследного принца – совершеннолетнего – при здравствующем короле весьма и весьма двусмысленное. Принц имеет право подписи и использования Печати наравне с государем, право голоса в Совете, право замещать короля в его отсутствие, право вести армию в бой в случае войны… Спрашивается – зачем при таких правах еще и король?

Все расхохотались.

– А затем, господа, – вмешался Ян, – чтобы было кому встать пораньше…

– Да! И мотаться, сбивая ноги в государственных делах…

– А в ответ: «Осади, друг, ерунду творишь», – Ян так удачно скопировал короля, что все снова рассмеялись.

– Ага, а ему в ответ: «Сир, а не поехать ли вам… на войну?»

– Нет, лучше на охоту!

– Кстати, об охоте. Господа, а не поехать ли нам на охоту?

– В такую погоду?

– А почему нет? Костер, вино – что еще нужно?

– И ни одного зайца вокруг, все от мороза попрятались.

– Да если даже и так? Отдохнем от любопытства герцога Гайцберга.

В комнате стало тихо.

– Не поминай всуе, – буркнул Ян.

– Только его здесь не хватало, – поддержал Патрик и вздохнул.

– Ваше высочество, а как герцог отнесся к вашему заявлению?

– Это какому еще?

– Касательно суда присяжных.

– Да никак, – с досадой ответил Патрик. – Сказал, что решать этот важный вопрос не ему одному, а Совету и в первую очередь Его Величеству, но…

– Но и ежу ясно, что он по этому поводу думает, – закончил Ян.

– Станет он ограничивать сам себя! – фыркнула Жанна.

– Господа, оставим герцога, Бог с ним, – предложил Патрик. – Была идея про охоту… хорошая идея!

– А когда? – блестя глазами, загорелся Марк.

– Завтра? – быстро сказал Ян.

– Ох, нет, – огорчился Патрик, – завтра я нужен отцу.

– А если в субботу?

– Можно подумать. Малышка, ты как? – обернулся принц к сестре.

– Я – как ты, – заявила она и с обожанием посмотрела на брата.

Патрик рассмеялся.

– Вот и ладно.

Большие часы над камином гулко пробили одиннадцать раз.

– Не пора ли нам расходиться, господа? – вмешалась Жанна.

Изабель, шелестя юбками, подбежала к Вете.

– Я все устрою, – шепнула она. – Завтра.

Вета посмотрела на нее с тревогой и недоумением.

* * *

По высоким залам, по гулким коридорам шепотком расползались слухи.

– Говорят, Его Величество болен?

– С чего вы взяли?

– Ну как же, ведь все знают…

– Полно болтать глупости…

– А вы разве не присутствовали на последнем заседании Совета?

– Увы, нет, я был в отсутствии, и….

– Что-то новенькое?