Хейрон Бернел оказался совсем не таким, каким я его себе представляла.
Когда в день помолвки Нелла провела меня в дядин кабинет, я готовилась увидеть иссушенного учебой молодого человека с грустными преданными глазами – а чего еще ожидать от человека с именем самого верного пса в истории города?
Но ни грусти, ни особого рвения к учебе в Хейроне заметно не было. Наоборот, мне стоило большого труда представить его запертым в душной аудитории с разложенными на столе камнями и корпящим над вторым множественным сопряжением. Хотя зеленая студенческая форма наверняка ему очень шла.
Хейрон был на пять лет меня старше и почти на полторы головы выше. Со светлыми волосами, как у отца, в темно-синем, с иголочки, костюме, он был элегантен, изыскан и, без сомнения, красив. И идеально вписался бы в любое феерическое празднество, например у Аксарров.
Про себя я порадовалась, что, несмотря на скромность церемонии, дядя не поскупился на платье, а Нелла собственноручно убрала мои волосы в замысловатую при ческу, украсив золотой цепочкой с цветками, декорированными лазурной эмалью.
Под портретом моего отца стоял мой будущий супруг, рядом негромко переговаривались его родители – оба в бордовых тонах Торговой гильдии – и дядя. Ощущая всеобщее пристальное внимание, стараясь не краснеть и не наступать на подол платья, я подошла к собравшимся. Краем глаза я заметила на дядином столе уже приготовленные для подписи договоры и помолвочные кольца.
Едва мы обменялись поклонами и приветствиями, как мать Хейрона, Ния Бернел, урожденная Родд, вышла вперед и, схватив меня за плечи, прижала к пышной груди:
– Душечка, как мы рады!
В отличие от нее я была совсем не рада: запах ее духов был таким резким, что мне захотелось чихнуть. К счастью, она быстро отпустила меня и взялась за мое платье. В прямом смысле: слегка склонив голову набок, она пощупала полупрозрачную ткань рукава.
– Знакомый шелк, глаза меня не обманули! Советник Дан, вы же у нас его приобрели? Посчитаю это комплиментом!
Дядя слегка поклонился, а мать Хейрона, оглядев меня с головы до ног, задержала взгляд на жемчужных пуговицах – мне показалось, она их считает. Наконец она расплылась в широкой улыбке, словно довольная покупкой матрона:
– Ты просто прелесть, дорогая!
Чувствуя сильную неловкость от такого бесцеремонного обращения, я скромно поблагодарила ее, втайне надеясь, что Огаст Бернел не последует примеру жены. Но, судя по тому, что отец Хейрона не двинулся с места, глядя на меня с прохладцей, стало ясно, что «душечки» от него можно не ждать. Хоть какое-то облегчение.
Наконец ко мне подошел сам Хейрон. Голубые глаза, унаследованные им от матери, смотрели внимательно и с интересом, настолько живым, что мое сердце забилось быстрее. Мне отчаянно захотелось спрятаться, как вдруг мой жених улыбнулся – открыто и приятно:
– Очень рад встрече с вами…
Я мимоходом подумала, что он сейчас поцелует мне руку, но он ограничился простым полупоклоном. Меня коснулся легкий и притягательный аромат его парфюма с мягкими нотками кедмарского ильвиниума.
Дядя сухо пригласил нас к письменному столу. Договор я прочитала заранее, поэтому сразу поставила свою скромную подпись рядом с дядиной, выверенной и четкой, которую он, будучи моим опекуном, оставил еще накануне. Затем Хейрон размашисто выписал многочисленные завитушки своего имени.
Когда с этим было покончено, дядя передал Огасту Бернелу копию договора и придвинул к нам с Хейроном серебряный поднос, на котором лежали помолвочные кольца – из белого золота с черным жемчугом. Жемчуг и так был редкостью, а откуда взялся ценнейший черный, особенно теперь, после нашествия Теней, я не представляла. Дядя украшениями никогда не интересовался. Возможно, у Бернелов оставались какие-то запасы с прошлых времен или же это было их семейное наследие.
Мои пальцы задрожали, когда я подняла кольцо для жениха. Хейрон стоял так близко, что я чувствовала исходящее от него тепло. Он улыбнулся и протянул левую руку. Задержав дыхание и больше всего опасаясь, что выроню кольцо, я быстро надела его на указательный палец Хейрона и тут же убрала руки.
Хейрон, наоборот, не стал торопиться. Взяв меня за запястье, он медленно надел кольцо на мой палец. Движения его были плавными, мягкими и одновременно решительными. Не успела я пошевелиться, как он прижал мою ладонь к губам, а затем не спеша отпустил. Сердце затрепетало у меня где-то в горле.
Ния Бернел разразилась шумными поздравлениями, к ней присоединились ее муж и мой дядя.
– Теперь позвольте предложить вам нуммийское красное, после чего я с удовольствием покажу наш дом, – голос дяди прозвучал еще официальней, чем обычно, словно он присутствовал не на помолвке, а в городском Совете.
При упоминании вина Огаст Бернел заметно оживился – ведь после того как Нумм поглотили Тени, нуммийское красное стало раритетом – и первым последовал за дядей к небольшому столику у дивана, где в специальной оплетке с геррионом дожидалась прохладная бутылка и теснились бокалы и тарелки с закусками.
Кольцо на пальце казалось непривычным, чужеродным, а место поцелуя до сих пор горело, и я держалась от жениха на некотором расстоянии, не особо представляя, как теперь себя вести.
К счастью, после нескольких тостов мы покинули кабинет и отправились вниз, где нас встретила Нелла. По тому, как Ния Бернел оглядела любимое лавандовое платье Неллы, и по взгляду, который та подарила гостье в ответ, я подумала, что в лице друг друга они встретили достойных соперниц. Если бы не волнение, я бы, наверно, почувствовала легкое злорадство.
Знакомство с домом решили начать снаружи. Дядя шел впереди и сжато, безэмоционально рассказывал об истории здания, архитектурных особенностях и штате прислуги. Рядом с ним шагал Огаст Бернел, далее следовали Ния Бернел и слегка раздраженная Нелла. Мы с Хейроном замыкали процессию.
После смерти моего отца дядя продал и наш семейный дом, и тот, в котором жил сам, чтобы купить этот особняк, более соответствующий его статусу Советника. Дядя планировал, что после свадьбы мы с Хейроном останемся жить здесь, в этом доме, по крайней мере на первое время. В глубине души я была ему за это чрезвычайно благодарна: меня пугала одна мысль о том, чтобы жить в чужом доме с чужой семьей.
Незаметно Хейрон замедлил шаг.
– Думаю, теперь мы можем обращаться друг к другу на «ты». – Дождавшись от меня смущенного кивка, он спросил: – Признайся, когда ты услышала мое имя, сразу же нарисовала себе беднягу-пса с поднятыми ушами и грустным-прегрустным взглядом?
Кровь прилила к моим щекам, и мой жених слегка улыбнулся.
– Когда отец давал мне это имя, скорее всего, он не представлял, что в Музее истории одноклассники, выискивая сходство, будут просить меня встать под портретом этого разнесчастного пса. Правда, я позволил им это сделать всего один-единственный раз. Как оказалось, некоторые из них походили на этого пса гораздо больше.
Хейрон усмехнулся, и взгляд его на мгновение стал жестким. Затем он продолжил как ни в чем не бывало:
– Зато сейчас, когда я представляюсь, все видят во мне законопослушного гражданина, олицетворение верности Зеннону. Они видят…
– То, что хотят увидеть, – неожиданно для себя закончила я.
– Именно, – Хейрон, казалось, не удивился, что я его перебила. – Думаю, что касается имен, ты можешь понять меня лучше, чем кто-либо другой. Как и я – тебя.
Он взглянул мне прямо в глаза, и дыхание у меня сбилось. Я не ожидала, что между мной и этим красивым, уверенным в себе человеком может найтись что-то настолько общее, настолько личное.
Какое-то время мы шли в молчании, сопровождаемые громким голосом Огаста Бернела, которого нуммийское красное привело в хорошее расположение духа, монотонными репликами дяди и несмолкаемым журчанием Нии Бернел и Неллы, которые, судя по всему, сошлись в пренебрежении к альвионской моде. Наконец Хейрон сказал:
– Эта помолвка для нас обоих неожиданна. Но я надеюсь, что в твоем сердце найдется для меня место. В свою очередь я чрезвычайно рад, что у меня такая прекрасная невеста.
Он мягко взял меня за руку и снова посмотрел прямо в глаза, словно видел там что-то, чего не замечал никто другой. Смутившись и почувствовав, как краска заливает щеки, я опустила взгляд.
Вскоре мы вернулись внутрь, чтобы продолжить осмотр дома, и Хейрон, словно вознамерившись преодолеть неловкость, развлекал меня историями о приятелях-студентах, о праздниках и о прогулках. Я чувствовала себя так, будто мы с ним давным-давно знакомы.
Наконец мы поднялись на третий этаж, на противоположную от моей комнаты половину, где мы с Хейроном должны были жить после свадьбы. Мой жених с улыбкой осматривал наши будущие комнаты, а я вдруг словно очнулась, и на меня обрушилось осознание того, что я стою под руку с совершенно незнакомым человеком – человеком, который через месяц полностью и бесповоротно войдет в мою жизнь.
И я совсем не была уверена, что готова к этому.
С того дня Хейрон частенько заезжал за мной, и мы в сопровождении Неллы отправлялись гулять по городу, а иногда – на концерты и спектакли. Раз в неделю мы ужинали с его родителями, и с каждым разом Огаст Бернел обращался со мной всё любезнее. Хотя, возможно, в этом была заслуга дядиного винного погреба.
Хейрон вел себя неизменно учтиво и предупредительно. В тех случаях, когда требовалось применить дар камневидения, например чтобы проверить денежные камни, он делал это просто и естественно, позволяя мне не так остро чувствовать собственную беспомощность. С ним я ни разу не оказывалась в такой же неловкой ситуации, как когда-то с Неллой и музыкальной шкатулкой. Я до сих пор отчетливо помнила тот случай.
На мой одиннадцатый день рождения мы с Неллой отправились в «Милден» – магазин, славившийся своими затейливыми вещицами. Игрушечные модельки экипажей, движущиеся при помощи сардаллов, необычные светильники из люминариев, ящички с секретами, изысканные чернильницы и карандашницы, настольные игры и музыкальные шкатулки… Десятки музыкальных шкатулок, от которых у меня захватывало дух.
Целый час я с наслаждением рассматривала модели, не решаясь взять хоть какую-то в руки. Услужливый продавец показал мне несколько разных шкатулок. А потом он открыл одну, прямоугольную, довольно большую, – и я поняла, что это она. Сверху на черной лакированной крышке разместилась картина с детально прорисованными птицами и цветами, по бокам вился растительный орнамент, а внутри… внутри, на дне, обнаружилась карта Серры, в углу которой серебрилась роза ветров.
Как только крышка открылась, зазвучала «Ода новой земле» – пронизанная надеждой и радостью мелодия, посвященная моменту, когда корабль Серры и Иалона прошел сквозь узкий пролив между Северными островами и глазам Предков открылась новая земля.
Сердце защемило, и я едва могла рассмотреть карту из-за выступивших слез. Довольный произведенным впечатлением, продавец широко улыбнулся:
– Вы не видели самого главного. Коснитесь ронда.
Мои слезы мгновенно высохли, и я с испугом посмотрела на молочно-белый камень в центре розы ветров, а потом на Неллу. Она стояла рядом и выжидательно улыбалась, словно позабыв о моей неспособности пробуждать камни. Я будто облилась горячим супом, так стало жарко и неловко. Я совершенно растерялась, а продавец в недоумении переводил взгляд с меня на Неллу. Наконец, насладившись моими мучениями, Нелла с приторной улыбкой пожурила меня:
– Как можно быть такой нерешительной, Вира! Позвольте мне.
Изящным движением она коснулась ронда, и из потайного отверстия в стенке шкатулки вынырнул крошечный корабль, который под новую мелодию обогнул Серру по нарисованным морям Сестер, отделяющим материк от пояса островов.
От унижения я не могла говорить и только кивнула, когда продавец поинтересовался, будем ли мы брать шкатулку. Но каждый раз, когда я открывала ее, чтобы полюбоваться картой и послушать музыку, передо мной вставала сцена в магазине. Так что я убрала шкатулку в самый нижний ящик комода – как напоминание о пережитом унижении – и больше никогда не доставала.
Рядом с Хейроном ничего подобного мне не грозило. Наоборот, он старался всячески мне угодить. Он часто развлекал меня, рассказывая о себе, об учебе в Академии камневидцев, о подготовке к поступлению в Академию Закона при городском Совете, о торговом деле Бернелов и Роддов, о своих знакомых и всевозможных забавных историях, которые с ними случались. Куда бы мы ни шли, я замечала, какими взглядами провожали его девушки, и мне льстило, что он пытается произвести на меня впечатление не только своим внешним видом.
Но было кое-что еще. Меня смущало то, как Хейрон иногда смотрел на меня, как касался – в его взглядах и прикосновениях таилось что-то, заставляющее чувствовать сильное внутреннее напряжение. И чем меньше времени оставалось до дня свадьбы, тем сильнее я нервничала.
Как я и ожидала, в школе моя помолвка не прошла незамеченной. Когда я с обычным высокомерным выражением на лице шла по коридорам, за мной, как змеи, ползли шепотки:
– Посмотрите на ее руку… это же помолвочное кольцо!
О проекте
О подписке