Глава 5. Иногда опасно вести разговоры о высокой политике

Да уж, оказывается, не только местные следователи умеют совершать грубые, совершенно непростительные ошибки. Я тоже, казалось бы, умудренный знаниями двадцать первого века, в то же время опростоволосился, как школьный мальчуган. Стоял спиной к преступнику, не спросил, обыскали ли их и забрали ли все имеющееся оружие.

Впрочем, времени на сожаления почти не осталось. Офицер, в грудь которого вонзили острое лезвие ножа, со стоном повалился на пол. Мой первый собеседник оживился и радостно улыбнулся мне, будто увидел родного брата:

– Ну что, ваше благородие, теперь поиграем в нашу забаву, как думаешь?

Поскольку спорить с людьми, держащими у твоей шеи бритвенно острый нож довольно-таки вредно для здоровья, вреднее даже, чем выкурить пачку не фильтрованных сигарет, мне не осталось делать ничего другого, кроме как осторожно кивнуть и прохрипеть:

– Поиграем, поиграем, только ты не волнуйся, хорошо?

Лезвие у моего горла чуть дрогнуло, но так и осталось прижатым. Вредно, очень вредно, куда уж вреднее?! Наши же арестанты принялись задавать вопросы, очень неудобные и несвоевременные.

– Ты теперь скажи, ваше благородие, чего ты в будущее не прыгнешь, а? – сипло спросил второй, тот, что продолжал стоять сзади. – Позови оттуда своих дружков, летающих на железных птицах и ездящих на железных коробках.

Офицер продолжал ворочаться на грязном полу, а вокруг него уже натекла лужа крови. Кутузов же молчал, взирая на нас от дверей и хлопая круглым глазом. Ну, что же ты стоишь, генерал, если не помогаешь, то хотя бы выскочил из комнатки и позвал на помощь. Я бы за это время как-нибудь уж отвлек бы этих героев от своей персоны и протянул до подхода подкрепления.

Но нет, видимо, старик растерялся и стоял, словно каменный истукан, проглотив язык от страха. Ладно, придется действовать самому, что уж тут поделать, как говорится, не ты, так кто же?

– Ты чего-то путаешь, дружок, – аккуратно сказал я, стараясь не делать резких движений. – Какие железные птицы, какое такое будущее? Что вам там Егор наплел про меня, совсем голову задурил?

Мои слова ой как не понравились наемникам. Лезвие ножа еще глубже вдавилось в кожу, так что я уже решил, что сейчас тоже буду валяться на полу, захлебываясь собственной кровью.

– Это ведь ты сейчас нам голову морочишь, ваше благородие! – сказал бандит сзади. – Говори, как ты это делаешь и не томи, у меня терпение заканчивается, только и осталось, что тебе горло вспороть.

Его напарник, тот самый, что зарезал офицера, шагнул к Кутузову, тоже намереваясь взять его в заложники. Бедный грузный генерал беспомощно глядел на убийцу, похожий на большого породистого барана, ждущего, когда его схватит набегающий матерый волк.

– Ну что, ваше одноглазое превосходительство, много ль выкупу за тебя дадут, ась? – спросил мой прежний собеседник, вразвалку подходя к губернатору Выборгской территории. – Ежели золото по весу брать, так у тебя вряд ли хватит монет, чтобы расплатиться, как думаешь?

Он захохотал, довольный своей шуткой и тут грянул выстрел. В маленьком нашем помещении он прозвучал, как гром и не знаю, как у остальных, но у меня заложило уши.

Шутник-забавник застонал, скрючился пополам и повалился на пол. Я сначала так и не понял, кто стрелял и только потом с изумлением обнаружил, что Кутузов держит в руке небольшой пистолет, из дула которого вился сизый дымок. Оружие, видимо, до поры до времени генерал надежно прятал в складках своего просторного мундира.

– Э, ты чего это, отец родной?! – удивленно спросил второй головорез. – Мы же так, пошутковали. Ты зла не держи, слышишь?

Говоря все это, он совсем забыл про меня и опустил нож, полагая, видимо, что ловкий генерал, сейчас достанет из широких штанин второй пистолет и начнет палить почем зря. Ну что же, это как раз то, что мне было нужно. Схватив душегуба за руку, я в то же время со всей силы толкнул его спиной на заднюю стену, благо она была совсем близко. Раненый Кутузовым преступник между тем орал во весь голос, так что я, полуоглохший после выстрела, вряд ли мог быстро восстановить свой многострадальный слух.

За свою жизнь и возможное получение травм я совсем не опасался, не до того сейчас было. Если мы сейчас не справимся с этим отчаянным злоумышленником, то потом уже вообще ничего не сможем сделать. В конце концов, он вооружен ножом, а я нет, да и у Кутузова вряд ли за пазухой имелся еще один пистолет.

Толчок получился, что надо. Я почувствовал, как наемник приложился о стену всем телом, плотным туловищем и большой головой, а его борода при этом щекотала мою шею. Нож выпал из ослабевшей руки боевика и зазвенел на каменном полу. Коротко вскрикнув, любитель бесед о политике и прыжков во времени, грузно осел на пол, а затем, раскинув руки, повалился ничком.

Я наклонился и пощупал пульс. Прерывистый и частый, но ничего, жить будет, такого рода твари быстро поправляются после ранений и ударов, голова у них чугунная. Его товарищ продолжал кататься по полу, крича: «Ой не могу, ой, больно, спасите, люди добрые!», зажав руками живот и пачкая пол кровью. Поднявшись, я посмотрел на Кутузова и спросил:

– Вы как, ваше превосходительство, в порядке?

Генерал шустро подбежал к орущему и зовущему маму преступнику и ткнул ногой в плечо, процедив:

– Заткнись, шавка, не то пристрелю тут же, пискнуть не успеешь.

Удивительно, но громко орущий и вроде бы готовый мгновенно умереть затейник послушно умолк и в камере воцарилась тишина. Только теперь, присмотревшись, я увидел, что Кутузов тонко улыбается и понял, что все это время он ломал комедию и притворялся безобидной смирной овечкой, испуганной перед грозными террористами.

Ох и не прост оказался старикан, совсем не прост! Впрочем, чего еще можно было ожидать от боевого генерала, выходца из суворовской военной школы?

В коридоре послышался топот сапог и через пару мгновений в дверях камеры показались, тяжко дыша, другие полицейские чины, вооруженные ружьями. Их было трое парней, они толпились в дверях и не знали, что делать дальше, потому что начальство давно уже лежало заколотое на полу.

– Ну, чего встали, вон того субчика в кандалы и отведите в отдельную камеру, – приказал Кутузов, сверкая единственным глазом и махнув в сторону моего противника, так и лежащего возле стены.

Когда солдаты бросились гурьбой на преступника, генерал снова пихнул ногой второго настороженно молчащего преступника, скорчившегося на полу и спросил:

– Ну, давай, говори, пес, кто тебе приказы давал исполнить гнусный умысел лишения живота любимого князя нашего, Суворова Александра Васильевича?

Убивец тут же заголосил, не поднимая головы и уткнувшись в пол:

– Ничего не ведаю, ваше превосходительство, разве ж Егор нам бы сказал чего? Он нас за людей не ставил, все сам решал, с кем-то встречался и беседовал, а кто мы такие, откуда ж нам знать-то, горемычным?

Кутузов посмотрел на меня, понял, что я сомневаюсь в словах прибедняющегося головореза и опять пихнул его ногой.

– Эх, Ванька-горемыка, хотел я с тобой по-хорошему, по-человечески, да не получается. Не хочешь ты мне честно ответить. Ладно, прощевай тогда.

Он позвал одного из полицейских, тащивших беспамятного головореза, и сказал:

– Ну-ка, солдатик, дай твое ружье. Штык есть, не хочу тратить пулю на эту гниду. Заколю прямо здесь, хватит уже с ним валандаться.

Я поглядел на Кутузова и решил, что он не шутит, такой заколет и даже не моргнет. Очень уж зол был на упрямых злоумышленников. Солдат отдал ружье и Кутузов, перевернув его штыком вниз, нацелил на бородача. Тот мгновенно поднял голову, попытался отодвинуться и заголосил:

– Ваше превосходительство, пощади, не губи! Знаю только, что он встречался с неким Жеребцом, состоящим в членстве в организации «Сплоченные Братья». Сей Жеребец и давал Егору указания, сам он, как я слышал, состоит при царском дворе камергером.

Ого, какие щедрые сведения полились рекой! Давно надо было, не церемонясь, прищучить этих голубчиков по-полной, тогда бы и офицер не погиб, жаль парня, я даже не знал его имени.

– Хорошо, это уже кое-что, – удовлетворенно сказал Кутузов и отставил ружье в сторону. – Эй, кто там есть! Этого взять, позвать лекаря, пусть лечит. Держать в кандалах, отдельно ото всех. Он нам еще понадобится. Его допросят молодцы из Тайной экспедиции, хотя, подожди, тьфу ты, ее же упразднили. Охраняйте пуще зеницы ока.

Беспрекословно повинуясь его распоряжениям, полицейские расторопно очистили камеру и мы остались вдвоем. Генерал посмотрел на меня и спросил:

– Ну что, юноша, узнал все, чего хотел?

Поскольку добиться чего-либо от вытащенных преступников пока что вряд ли бы удалось, я кивнул и сказал:

– Конечно, ваше превосходительство, с вашей помощью мы получили от них важные сведения. Как вы думаете, кому их теперь надо доложить в первую очередь?

Многомудрый царедворец уже наверняка прикинул, как выгоднее воспользоваться полученной информацией. Я глядел на него и видел, как старик напряженно думает над тем, как теперь быть дальше. Наконец, он пришел к какому-то выводу, довольно улыбнулся и ответил:

– В первую очередь, мы должны сообщить об этом его светлости князю Италийскому. Поехали к нему поскорее.

Действительно, а ведь мне еще предстоял сегодня ужин с Ольгой и ее родителем. Поэтому нам следовало поторапливаться. Полностью согласившись с генералом, я предложил ему выйти на улицу из присутственного места. Хватит уже, сколько можно находиться в этих тесных помещениях, где стены, казалось, сами давили на голову, а воздух пропитался миазмами подземелий, где держали узников.

Выйдя из учреждения, мы быстро нашли извозчика и поехали к дому Хвостова, где снова поселился Суворов. От яркого солнца, слепящего глаза и свежего ветра, ворошившего волосы, у меня сразу перестала болеть голова и улучшилось настроение. Вскоре мы подъехали к особняку и я пропустил Кутузова вперед, чтобы он вошел первым.

Первым, кто нас встретил на первом этаже дома, оказался как раз Александр Васильевич. Он о чем-то спорил с Хвостовым, держа в руках исписанные листы бумаги, скорее всего, о новых стихах, сочиненных нашим баснописцем.

– Ты смотри, кого Витенька привел! Ну, здравия желаю, господин военный губернатор! – закричал он, увидев Кутузова. – Какие люди, помилуй Бог, какие люди! Где же вы пропадали, батюшка?

Он подбежал и приобнял гостя. Кутузов широко улыбался и я не знал, насколько искренен он сейчас. Единственный глаз его, во всяком случае, радостно блестел.

– Смотрите, сегодня самый сок общества решился собраться в твоем доме, Митя!

Забыв о стихах, Суворов повел гостя в гостиную, приказав подать горячего чаю. Когда мы расположились в комнате, полководец посуровел и спросил у меня:

– Что там стряслось на набережной? Весь город трещит, как сороки, все обсуждают покушение на Суворова. Снова все судачат, будто меня то ли расстреляли, то ли зарезали, а то и лошадьми задавили. Кто эти тати были?

Перед тем, как ответить, я мельком глянул на Кутузова и генералиссимус тут же добавил:

– Можешь говорить все, как есть, от Мизайлы Илларионовича у меня нет секретов.

Вздохнув, потому что у меня от Кутузова как раз-таки секреты имелись, я рассказал, что снова встретил Егора и с помощью старого карабинера избавил наш мир от его зловонного присутствия.

– Ты смотри-ка, даже здесь, в России-матушке проходу не дают! – удивился Александр Васильевич. – Чего же им надо, псам подколодным?

– Мы побывали в присутственном месте, где их держат в качестве арестантов, – ответил я, снова глянув на Кутузова. – И допросили их. Правда, произошло небольшое происшествие, после которого они пострадали еще больше, но мы выяснили, что за покушением стоит некое «Братство Сплоченных» и их руководитель Жеребец. Вам что-нибудь говорят эти клички и названия, ваша светлость?

Суворов хмыкнул и тоже поглядел на Кутузова.

– Готов поспорить, что эти ребята сами полезли на рожон. Скольких ты подстрелил, Миша?

– Одного, – скромно ответил Кутузов, вперив единственный глаз в стол. – Второго хотел заколоть штыком, но он не выдержал и все рассказал. Тогда я его пощадил.

– Штыком? – весело переспросил Суворов. – Это по нашему! Больши эти мерзавцы ничего не рассказали? Что касается всяческих «Братств» и Жеребцов, впервые о таких слышу. Это загадка для великоумных чинов полиции его императорского величества, вернее, для Кочубея, возглавляющего сие ведомство. Завтра же нанесу ему визит и расскажу о сем происшествии. Ты, Витенька, конечно же, отправишься со мной и снова объяснишь все подробности. А где мои адъютанты, кстати? Целы ли?

– В схватке пострадал Стрельцов, и Кушников отправился вместе с ним в лечебницу, – доложил я. – Странно, я думал, они уже вернулись. Наверное, появятся с минуты на минуту.

– Все это хорошо, но как же теперь англичане будут открещиваться от этих шпионов? – спросил Кутузов. – Надо учинить всесторонний розыск и вытащить всех этих заговорщиков на свет божий. Пусть англичане покрутятся, как ужи на печи.

Суворов махнул рукой, скривив и без того морщинистое лицо.

– Какие англичане, Миша? И это накануне большой войны с французами? Самое большее, что произойдет, это казнят этих участников, объявив их налетчиками и грабителями. Никакие высокие чины и громкие имена не всплывут, тем более упоминание об англичанах. Негоже нам ссориться с союзниками, когда такой большое дело затевается.

Суворов и Кутузов замолчали, а я перевел взгляд с одного на другого.

– Так что же, война с Наполеоном – это решенный вопрос? – спросил я, все еще не веря в происходящее. – Мы же вроде союзники.

– Я же тебе уже все объяснил, юноша, – тоже нахмурился Кутузов, а Суворов добавил:

– Витенька, не далее как сегодня я проведал, что две недели назад французы отобрали Мальту у англичан. Ты знаешь, что это значит для нашей империи?

– Знать-то я знаю, – ответил я. – Но Мальта была важна для отца нынешнего императора, для Павла. Александр же, насколько я знаю, не пылает к сему острову такой страстной любовью, как его отец.

– Это ничего не значит, – тоже нахмурился Суворов. – Мы связаны с мальтийским орденом союзными обязательствами и обязаны защищать их от посягательств. Ну, а раз французы наплевали на нашу защиту, то императору ничего не остается, как защитить орден.

– И не забывайте про расстрел герцога д'Аркура, – снова настойчиво добавил Кутузов. – Не сегодня-завтра наш министр иностранных дел, как он теперь называется, подаст ноту протеста правительству первого консула. Англия предъявит ультиматум и война будет на пороге. Как вы думаете, ваша светлость, кого поставят главнокомандующим союзной армии?

– Кого-кого? – проворчал Суворов. – Репнина вон пущай ставят или Каменского, мы его знаем, скороспела. Полным-полно фельдмаршалов сейчас.

– Полноте, ваша светлость, – ласково улыбаясь, сказал Кутузов. – Кому еще предводительствовать над союзными войсками, кроме как не вам? Никого другого австрияки не потерпят, да и англичане тоже, хоть вы и намяли им хорошенько бока на юге.

– Посмотрим еще, что скажет молодой император, – все также хмурясь, пробурчал Суворов. – Он мне сегодня устроил выволочку во дворце на приеме. Дескать, он самый главный у нас воитель и сам со всеми справится. Посмотрю я, что он с Бонапартом будет делать…

Кутузов задумался и спросил:

– Ваша светлость, я слышал разное мнение о Буонапартие. Что вы скажете о нем? Действительно ли он так хорош, как о нем говорят? Или он просто баловень фортуны?

Суворов вскочил со стула и пробежался по комнате. Я понял, что он достиг крайней степени раздражения.

– Кто говорит о фортуне? Помнишь, Миша, про меня завистники тоже так говорили?! А разве же я с фортуной на ты? Все чины свои с боем брал. Также и Бонапарт этот. Он сам пробился на трон французских королей, своей шпагой расчистил себе дорогу. О, Миша, ты даже не знаешь его еще по-настоящему! Я тебе так скажу, из всех полководцев, которых я знаю в истории, да и в современном мире, никто не сравнится с Бонапартом! Это гений, презревший глупые омертвевшие формы старой войны, за которые держатся наши тактики и теоретики! Он парит на крыльях и насмехается над тайнами победы, которые остаются недосягаемыми для глупцов, мнящих себя непобедимыми полководцами! Какая славная у него поступь, как твердо он ведет войска к победе! Ничего так не желаю, как скрестить с ним шпагу, но скажу тебе по секрету, я и сам не знаю, чем все это закончится.

Кутузов удивленно поднял бровь над единственным глазом и поглядел на Суворова. Я тоже поглядел на князя, также удивленный его сомнениями.

– Вы должны победить, ваша светлость, – сказал я со значением. – Вы знаете, чем все закончится в случае вашего поражения.

Суворов замолчал и уселся обратно в кресло. Кутузов тоже задумался о чем-то своем. Я поглядел на быстро сгущающиеся сумерки за окном и сказал, намереваясь уйти к Ольге на ужин:

– Ну, а теперь, позвольте вас покинуть господа. У меня есть неотложное дело.

Суворов покачал головой и глухо молвил:

– Нет, Витенька, никуда ты не пойдешь, нам нужно обсудить одно важное дело.