Он думал, что смерть очищает человека, сдирает с него гниющую гниль, пока он не становится легким, как облачко. Похоже, в конце ты остаешься на берегу той самой личностью, которой был в момент ухода.
Теперь-то я знаю, что в шестьдесят ощущаешь себя точно так же, как и в любом другом возрасте, даже в семьдесят. Внутри ты всегда остаешься самим собой, сколько бы лет ни давали тебе люди, глядя на тебя снаружи…
– Нам остается надеяться, – продолжил Дэниэл, – что люди, которые любят и хоть немножко знают нас, увидят нас в конце правдиво. В самом конце – остальное не так уж важно.
Твое понимание нормальности отличается от моего. Ведь все мы живем в субъективном мире, и мой мир не является в данный момент и, подозреваю, никогда не станет таким же, как твой.
«Наблюдать за тем, как кто-то спит, – это привилегия, – думает Элизавет. – Привилегия – видеть того, кто находится здесь и в то же время не здесь. Участвовать в чужом отсутствии – это честь, и она требует тишины. Требует уважения».