Из этого следует, что, с точки зрения ЭА, мы говорим об экзистенции прежде всего тогда, когда имеем в виду стремление человека прийти к душевно здоровой и субъективно исполненной жизни. Тем самым персональные (духовно-интенциональные) способности становятся для выстраивания экзистенции первостепенно значимыми. Они представляют собой основные ориентиры в психотерапии и обрисовывают как первоначальный подход, так и общие рамки метода.

Для ЭА большое значение имеют также дисциплины и методы, работающие с физическим и психическим измерениями, такие как медицина, телесно-ориентированная терапия, методы психотерапии, связанные с психологией учебной деятельности, психодинамикой и пр. Иногда фокусом работы на экзистенциально-аналитической сессии становится рассмотрение проблем, связанных с телом или психикой, так как в некоторых случаях это делает возможным доступ к Person. Речь не всегда идет об экзистенциальном исполнении, не каждая проблема связана с этим основным направлением формирования жизни в первую очередь (хотя его нужно держать в поле зрения даже при переломе ноги или «чисто органических заболеваниях», и оно в конечном счете играет решающую роль). Но экзистенциально-аналитическое рассмотрение проблемы всегда остается сфокусированным на Person.

Некоторые люди ассоциативно связывают понятие «экзистенцанализ» с «психоанализом». Действительно, Виктор Франкл задумал понятие экзистенцанализ (1933, опубликовано в 1938) как понятие, по своей парадигме противоположное психоанализу. Таким образом, ЭА действительно имеет отношение к классическому психоанализу, хотя и в оппозиционном и дополняющем смысле.

Экзистенцанализ и бессознательное

Терапевтические процессы в ЭA невозможны без учета бессознательных факторов и постоянных ограничений в воспоминаниях, знаниях, способностях и т. д. Однако речь в ЭA прежде всего идет не о том, чтобы сделать бессознательное по возможности осознанным или осознать и преодолеть существуюшие ограничения. Бессознательное не рассматривается как нечто, что должно в максимальной степени стать доступным для осознания, а понимается как разгрузка или (временная) защита. Оно делает возможными спонтанность и непосредственность проживания жизни, а также помогает при проработке сложных проблем, осознание которых при определенных обстоятельствах могло бы быть слишком нагружающим.

Таким образом, наряду с общими чертами (анализ, глубина субъективного переживания), понятие «экзистенцанализ» одновременно показывает его основное отличие от глубинной психологии, а также от других направлений психотерапии. Поэтому данное понятие включает в себя следующую задачу и даже программу: исследовать, при каких условиях человек может приходить к исполненной экзистенции. При этом речь может идти и о неосознаваемом осуществлении экзистенции, при условии, что у человека есть ощущение гармонии, которое является осознанно воспринимаемым «барометром» бессознательных процессов.

Экзистенцанализ подразумевает определенную картину человека

Для решения этой «программной» задачи ЭА требуется антропологическая перспектива, которая включает отражение фундаментальных жизненных содержаний (структур экзистенции) и расставляет приоритеты среди отдельных побуждений и стремлений человека относительно этих фундаментальных мотиваций. С учетом основных предпосылок человеческой экзистенции и значения Person, выбирается методический подход, позволяющий обеспечить фундаментальные условия исполненной экзистенции.

Таким образом, ЭА представляет то, что, с его точки зрения, рассматривается как «здоровое» и что считается «важным» для исполненной экзистенции; в соответствии с этим выстраиваются консультирование и терапия. ЭА исходит из того, что суть экзистенции человека (т. е. то, как и для чего он распознает, схватывает и использует всегда имеющуюся возможность принимать решения) находится в его собственных руках – с этой точки зрения, суть экзистенции зависит от самого человека. Экзистенция приходит к исполнению только тогда, когда она может проживаться свободно и изнутри вовне. Ориентация на этот принцип является основой для персонального исполнения в бытии-здесь и поэтому рассматривается в ЭА как реализация сути экзистенции (ср. гл. B. 2.3). В качестве методологии, адекватной персональной свободе и диалогической структуре экзистенции, нам необходимы феноменологическая установка и основанный на ней подход (ср. гл. C. 9).

Феноменологическое рассмотрение условий исполненной экзистенции позволило прийти к следующему: если человек ищет исполнения в жизни (что не детерминировано и находится в сфере его выбора), то это происходит только посредством взаимодействия с четырьмя фундаментальными структурами (или фундаментальными мотивациями – далее ФМ) экзистенции. Имеются в виду:

• нахождение опоры и обхождение с данностями (1-я ФМ),

• чувствование ценности и способность вступать в отношения (2-я ФМ),

• развитие решимости и аутентичности (3-я ФМ),

• согласование с большим контекстом, вследствие чего жизнь деятельно проживается человеком в ответственности перед самим собой и перед другими (4-я ФМ) (ср. гл. C. 3).

В этой концепции речь идет о возможности такой жизни, в которой, с одной стороны, человек может переживать смысл конкретной ситуации, а с другой стороны, более или менее осознанно занимается общим смыслом жизни. Эти элементы, лежащие в фундаменте экзистенциального исполнения, рассматриваются как основа для душевного здоровья и индивидуального счастья.

Экзистенция и болезнь

В фокусе внимания ЭА в большей степени находится здоровье, нежели болезнь. Для психического здоровья важно, чтобы человек находился в согласованности с собой и со своим окружением в том, что он делает или не делает. Основополагающим для этого является диалогический обмен (с другими, с миром, с самим собой). При таком понимании экзистенции уметь жить подобным образом является даже более важным, чем быть физически здоровым или психически свободным от конфликтов^[6]. Естественно, это диалогическое согласование с собой и с другим/другими легче находить и выдерживать, будучи психически здоровым, а не имея какие-либо расстройства, фиксирующие переживание и поведение. Можно обобщить это так: вести экзистенциально исполненную жизнь при расстройствах в определенной мере возможно, но это намного сложнее и требует больших усилий.

Принятие того, что согласованность с собой и окружением важна для исполненной жизни, имеет большое практическое значение. Так как, благодаря Person, в человеке существует измерение, которое предполагает наличие физического и психического измерений (т. е. неотъемлемо связано с ними), но в то же время отличается от них и – благодаря свободе – превосходит их (трансцендирует), человек может быть здоровым в своей сущности, даже если он физически болен, парализован или находится при смерти. Он может сохранять свою персональную целостность, оставаться Я, существом, которое в полной мере заслуживает человеческого уважения даже при наличии у него множества проблем или страданий, например, из-за расстройств в сфере отношений, материальной нужды, нарушений сна, физических увечий и недостатков, неврозов, личностных расстройств или психоза (ср.: Frankl, 1975, S. 242 и след.). Это так, потому что человек приходит к исполненной экзистенции не через освобождение от всех препятствий и ограничений, а через максимальное воплощение своего персонального измерения свободы, вследствие чего он каждый раз реализует наилучшее из возможного в каждой конкретной ситуации – лучшее, что возможно для него в сложившихся обстоятельствах и что он рассматривает как таковое. Человек не просто есть тот, кто он есть. Он является чем-то большим. Человек является тем, что он из себя делает, как он решает, – он постоянно и всегда заново становится тем, кто он есть. В своей сущности человек является потенциалом, незавершенным, тем, кто «еще не.», тем, кто может стать самим собой (Frankl, 1975, S. 41 и след.; Heidegger, 1927b, S. 12; Jaspers, 1956b, S. 2; Spaemann, 1996, S. 19–24, 262). В этом осуществляется персональная свобода. Посредством непрерывного внутреннего диалога, постоянно нового позиционирования себя, упражнений и жизненной практики происходит сохранение и даже расширение измерения свободы. Эта свобода, этот потенциал для самодетерминации и есть то, что заслуживает уважения, потому что это позволяет человеку в конечном счете определять себя из себя самого. С этой предрасположенностью связано достоинство человеческого бытия, которое остается главенствующим относительно любого физического или психического состояния (ср.: Frankl, 1975, S. 277; Jaspers, 1962, S. 474; Plessner, 1928, S. 289; Scheler, 1978, S. 11, 38, 70 и след., 1980, S. 372; Spaemann, 1996, S. 181).

В условиях, причиняющих страдание, человек иногда гораздо более интенсивно задает себе экзистенциальные вопросы, чем обычно, потому что во взаимодействии с бытием-здесь они возникают у каждого человека и представляют собой ежедневные вызовы с точки зрения выстраивания жизни. Если человек не может на них отвечать, он начинает страдать. Если ситуация сохраняется или нагрузки непомерно велики, то несоответствия становятся слишком большими, конфликты слишком глубокими и впоследствии возникают психические заболевания (ср.: Längle, 1992c; Ofman, 1988, S. 261–266).

Фокус ЭА

В ЭА фокус направлен на центральное измерение человеческой экзистенции, измерение Person (духовное измерение) с его способностью переживать и решать – там находится исходный пункт для работы. Его нельзя упускать из виду – с ним соотносятся экзистенциальноаналитические беседы и образ действия. Практически это означает, что в консультативной и терапевтической работе речь идет прежде всего о том, чтобы находить внутреннее согласие в отношении того, что ты делаешь или не делаешь, и жить в соответствии с ним.

На практике эта концепция может реализовываться разнообразными способами^[7]. Она устойчиво определяет как методический подход, так и содержательную направленность в терапевтических беседах и их атмосферу. Нужно постоянно обращаться к способности клиентов принимать собственные решения, мобилизовывать и тренировать эту способность.

Взгляд на человека как на духовное существо ставит в центр внимания в ходе бесед свободу людей. Методически это осуществляется так, что в терапии и консультировании процесс работы преимущественно осуществляется в форме вопросов, вследствие чего пациенты/клиенты становятся субъектами, «принимающими решения». Они сами должны прояснять и определять, что, как и сколько они хотят говорить, и тем самым активно формировать себя и свою ситуацию.

В экзистенциально-аналитических беседах человек не обязан говорить все, что приходит ему в голову, и таким образом выносить наружу самое сокровенное – ведь речь здесь идет не об активизации бессознательного, а об активизации свободы Person. Поэтому клиенты/пациенты должны вносить в беседу только то, что они хотят сказать, за что они могут отвечать. И потому каждый раз они должны заново решать и по-новому актуализировать себя в своих персональных ресурсах. Они должны не только знать об этом, но и через саму атмосферу беседы ощущать, что они свободны, уважаемы в этой своей свободе и что их свобода поощряется. Так, например, в начале разговора клиента, как правило, спрашивают, что для него сегодня важно, о чем он хотел бы сегодня говорить. Но так как речь идет о диалоге, то для позиции терапевта также отводится место. Если продолжить пример начала сессии, то экзистенциальные аналитики также могут высказать клиентам свою позицию в отношении рассматриваемого вопроса, могут подтвердить точку зрения клиента/пациента и проговорить это («я тоже считаю, что это важная тема на сегодня»), в иных случаях они могут задать клиентам вопросы, например, не лучше ли было бы для них продолжить обсуждение с того, на чем оно закончилось в прошлый раз? Когда в ходе сессии экзистенциальные аналитики вносят свои предложения, формируется диалогическое визави. Экзистенциальные аналитики не продвигаются вперед без согласия клиента: это позиция, которой похожим образом придерживаются сегодня во многих школах психотерапии, и часто именно это подразумевается под получением согласия/запроса у клиента и работой над созданием терапевтического альянса (ср., напр.: Parfy et al., 2003; Reimer et al., 1996).

Вследствие того, что терапевты тоже привносят себя в диалог, их свобода также задействуется в терапевтической беседе. Их речь персональна, не следует за какой-либо схемой, не привязана к методам. В каждой ситуации терапевт по-новому решает, что нужно делать, чтобы работать в максимально индивидуальном ключе и соответствовать Person и ситуации. Каждая терапия уникальна и неповторима. Это обстоятельство однажды превосходно охарактеризовал швейцарский врач П. Дюбуа: «Кто лечит двух пациентов одинаковым способом, по меньшей мере одного лечит неправильно!»

За счет свободы каждый человек и каждое построение терапевтической беседы являются единственными в своем роде. Любые методики и техники, которые не учитывают этого, «проходят мимо» человека. Это может не только наносить вред пациентам, но и делать многолетнюю работу терапевтов и консультантов все более выхолощенной и скучной.

Анализ условий экзистенции

Жизнь каждого человека, т. е. «реализация экзистенции», привязана к предпосылкам. Поэтому экзистенциально-аналитическая работа, как мы уже видели, в обязательном порядке предполагает анализ условий исполненной экзистенции, сообразной сущности человека. При этом имеются общие и конкретные предпосылки, анализ которых происходит на двух уровнях: антропологически-эмпирическом («что для этого необходимо вообще?») и идиографическом («что необходимо конкретно этому человеку среди всех его актуальных условий жизни, чтобы достигать внутреннего исполнения и удовлетворять требованиям его бытия-здесь в мире?»). На обоих уровнях вопросов, теоретически и практически, ЭА освещает одновременно как аспект необходимого и установленного, что нужно принять и нельзя изменить (например, необратимые потери), так и аспект свободного, изменяемого, возможного: что нужно этому человеку и какая свобода действий у него есть, чтобы, соответственно, смочь изменить условия или осуществлять в них и с ними что-то важное?

Как уже говорилось, экзистенция является конструктом, который не поддается непосредственному изменению. В связи с этим мы работаем лишь над предпосылками, условиями и возможностями экзистенции. Кроме того, экзистенция – это очень индивидуальное развитие событий, которое нельзя отделить от свободы отдельного человека. Поэтому ее нельзя прогнозировать или закрепить общепринятыми законами. Экзистенция недетерминирована. Можно только решиться на нее и дать ей «произойти» посредством установки открытости и готовности прилагать усилия. Исполненность в бытии-здесь, любовь к жизни, осмысленность и счастье жизни не могут быть «сделаны». В такой же малой степени человек может волевым усилием «произвести» убежденность или надежду, силу, мужество, жизнерадостность, смысл ситуации и т. д. – т. е. предпосылки, позволяющие выносить трудные жизненные ситуации. Здесь человек должен сочетать реализацию своего волевого начала с другим аспектом свободы, а именно с отпусканием, иначе воля становится «спазмом» (Längle, 2012).

Границы консультирования и терапии

Сказанное выше наглядно показывает границы подхода. Вся научность и все методы не должны заслонять тот факт, что мы работаем над структурами экзистенции и личности. Посредством чувствования, распознавания, обучения, занятия позиции можно оказывать определенное влияние на переживание, убеждения, ожидания и установки человека и можно воздействовать на некоторые условия окружающей среды и социального окружения. Тем не менее любая терапия остается подчиненной соответствующим закономерностям, присущим внешнему и внутреннему миру, а также внешним и внутренним ресурсам. Психотерапия не является панацеей. Она не всемогуща. В терапии часто уже сделано много, когда трудная жизненная ситуация начинает переживаться человеком в открытой и принимающей позиции. Важность феноменологической установки в психотерапии состоит в том, чтобы непредвзято,