– Жаль. – Вларика перехватила кинжал и приставила к своему сердцу. – Может, тогда избавить тебя от мучений? Ведь умереть вместо меня ты тоже сможешь.

– Валяй.

– У, какие мы серьёзные и отчаянные. Люблю смелых парней. – Она опустила оружие на уровень живота. – Убить тебя… На эту честь претендует и так слишком много человек. Мне не нужна твоя смерть. Мне нужна твоя жизнь. Но вот наказать тебя стоит.

Ведьма прочертила лезвием по животу, но не появилось ни раны, ни крови, зато Пса словно раскалённым железом полоснули поперёк туловища. Ноги подогнулись, и он, хватая ртом воздух, рухнул на колени возле кресла. Вларика подошла и склонилась над ним.

– Скажи, что раскаиваешься.

– Нет.

Вларика взяла его за подбородок, заставляя поднять голову.

– Это было очень глупо.

Айзек мотнул головой, высвобождаясь.

– Упрямый, гордый. Таких ломать всегда интереснее. – Вларика схватила его руку и резанула кинжалом по ладони. Айзек попытался вырваться, но куда там, две раны напрочь лишили его сил сопротивляться. – Неужели тебя никто не научил хорошим манерам? Попытаться убить старую женщину и не раскаиваться в этом! Что бы сказал Саламандр? Ну ничего, Пёс, я преподам тебе урок смирения.

Вларика вытащила из кошеля на поясе бусину и забормотала что-то на своём ведьминском языке. Пламя горящих в комнате свеч вытянулось и задрожало, а Вларика, ядовито улыбнувшись, вложила круглую деревяшку в ладонь Пса и сжала его пальцы. И тут же в комнату ворвался ледяной ветер, разметал занавески, подхватил, заставляя плясать, свисавшие с одеяла кисточки, пробежался по огненным языкам свечей, погасил их и утих.

– Ты заплатишь за своё упрямство, – пообещала Вларика, забирая бусину. – Магия крови – она воззовёт к твоему прошлому, ко всему, что пережило твоё тело, она разбудит твою кровь.

Айзек, не понимая, смотрел на искажённое злым самодовольством лицо ведьмы, а в душу змеёй вползал ужас. Собрав ускользающие крохи смелости, Айзек ощерился.

– Иди ко всем демонам. Там тебе самое место.

– Ты зря сердишь меня ещё больше, Пёс. Уж покорился бы своей доле и попросил прощения как следует. Глядишь, я бы и сжалилась.

– Я лучше сдохну.

– Ну, сдохнуть не сдохнешь, но помучаешься порядком, – философски изрекла Вларика. – На твоём теле предостаточно шрамов и заживших ран, про которые ты, возможно, и сам позабыл. Но напившаяся крови бусина заставит испытать всю боль от них заново, стоит мне только захотеть. Вот так.

Она сжала в руке круглую деревяшку, прошептала несколько слов, и тотчас невидимое лезвие прошлось по левой кисти Пса. Поверх очерченного вновь кровящей раной полумесяца проступили свежие царапины, оставленные им самим, когда он в исступлении пытался содрать шрам с кожи. Колдунья разжала руку, и ссадины мгновенно исчезли.

– Любая рана, Айзек, вся боль, что ты испытал за жизнь, разом обрушится на тебя. Ты не умрёшь от неё и не истечёшь кровью, но сойти с ума можешь вполне по-настоящему. Из этой ловушки нет выхода – кроме твоего полного подчинения мне. И только попробуй ослушаться, я снова возьмусь за бусину. Твоя сегодняшняя выходка меня не на шутку рассердила.

– Не пойдёт, ведьма, – процедил Айзек. – Я не стану твоей покорной куклой.

– Станешь.

Ведьма отошла к окну и, закрыв глаза, взялась за чёрное колдовство.

Сперва Айзек ощутил, как невидимая стрела, пущенная рукой Чёрного Человека, пронзила ногу, а следом его накрыла оглушающая боль от второй стрелы, пробившей насквозь правое плечо. Пёс рухнул на пол и застонал. Вларика открыла белёсые, словно затянутые бельмами глаза.

– Я могу читать твою память как открытую книгу. Я знаю всё, что знаешь и переживал ты. Помнишь Тощего Стэта? Его булава неплохо прошлась по твоей руке. А потом одна из ран ещё и нагноилась.

Пёс схватился за правое плечо: сквозь его пальцы текла кровь – призрачная, не существующая в действительности, но такая же реальная для него, как нахлынувшая старая боль.

– Уник и Дьюхаз тоже внесли свою лепту…

Десятки ударов кнута ожгли спину Айзека, заставив метаться и стенать. А ведьма всё продолжала нашёптывать, заставляя боль с новой силой вгрызаться в тело.

Вларика дала волю своей мстительности и жестокости. Но ей хватило предусмотрительности обезопасить себя: магия ведьмы оплела горло Пса, не позволяя крику вырваться наружу – что, несомненно, привлекло бы не нужное ей внимание. Насытившись, Вларика разжала руку, и чёрное ведовство, словно послушный зверь, выпустило жертву из своих когтей. Старые раны затянулись, боль начала неохотно и медленно отступать, но Айзек едва осознавал это. Он скорчился на полу, почти не дыша после этой пытки и боясь шевельнуться, чтобы не вызвать новый приступ мучений.

– Ну как, тебе понравилось? – поинтересовалась ведьма, толкнув Пса ногой.

Он содрогнулся всем телом и едва слышно застонал. Вларика пододвинула к Псу кинжал.

– Хочешь попытаться ещё раз?

Айзек поднял на ведьму измученные глаза и промолчал. Как много он бы дал сейчас за возможность размозжить голову проклятого отродья о стену.

– Я не слышу ответа, щенок. – Ведьма сжала бусину, обрушивая на него сокрушающую волну боли. – Ты хочешь попробовать убить свою хозяйку ещё раз?

– Н… Нет… – Айзек с хрипом втянул воздух, тело свело судорогой.

– Громче, Пёс! – приказала Вларика, крепче стискивая бусину. – Громче!

Больше всего на свете Айзеку хотелось, чтобы боль прекратилась, ради передышки он, кажется, был готов на всё.

– Не хочу… – с трудом выдавил он. – Прошу те… Не надо… Пожалуйс…

Вларика рассмеялась и взяла Пса за ворот одной рукой, не выпуская бусину из другой.

– Ты раскаиваешься в своеволии, ничтожество?

– Да! – голос Айзека сорвался на хрип. – Да…

– Вот и умница, Пёс! – Ведьма оттолкнула его и убрала деревянный шарик в сумку на поясе. – Это была глупая попытка. Запомни на всю жизнь: неправильные решения ведут к страданиям.

Айзеку очень хотелось послать её к демонам, но у него хватило сил лишь на то, чтобы облизать искусанные в кровь губы и прохрипеть нечто неразборчивое.

– Теперь ты знаешь, почему меня не стоит злить. И тем более пытаться убить. Спокойной ночи.

У Айзека всё плыло перед глазами, когда он смотрел, как уходит Вларика. И стоило двери закрыться за ней, как он уронил голову на пол и наконец-то потерял сознание.

Очнулся он от порыва ветра, пробравшего до костей, тело онемело, и он до ужаса замёрз. Айзек пошевелился, но тут же пожалел об этом – казалось, каждая косточка, каждый мускул отозвались мучительной болью. Пёс сомневался, что выжил бы, если бы его просто избили до такого состояния, не привлекая магию. Айзек постарался найти менее болезненное положение, но, похоже, его не существовало вовсе. Он бы с удовольствием отказался от мучительных попыток подняться, но мысль о том, что может сделать с ним безумная старуха, останься он здесь, о том, что она полностью подчинит его себе, была чересчур пугающей.

Пёс собрался с духом и заставил себя сесть. Протянув тяжёлую, непослушную руку, он нащупал край кровати – хоть какая-то опора. Ухватившись за него и перемежая ругательства со стонами, Айзек кое-как поднялся. Боль накатила с новой силой, вызвав слёзы, но, кажется, он мог передвигаться.

Айзек медленно побрёл к двери, цепляясь обеими руками за всё, что попадалось ему по пути, сшибая статуэтки, роняя книги – но ему было плевать, лишь бы удержаться на ногах, а там пусть хоть весь дом рухнет, погребя под собой эту треклятую ведьму и её бусины. Пёс толкнул скрипучую створку и оказался в коридоре. Темнота и тишина накинулись на него. Где-то впереди ждала лестница, и спуск по ней окажется тем ещё испытанием для непокорного тела, но он уберётся отсюда, он не останется рядом с Вларикой. Поймает – так тому и быть, нет – возможно, сумеет спастись.

Пёс продвигался ужасно медленно, постоянно спотыкаясь обо что-то невидимое в темноте, поминутно останавливаясь, чтобы передохнуть. Ему казалось, что коридор никогда не закончится, а собственное сиплое дыхание так и будет единственным звуком, который ему суждено слышать впредь. Наконец, он увидел перед собой круто уходящую вниз лестницу. Ухватившись за перила, Пёс шагнул на верхнюю ступеньку – тело протестующе заныло. Сцепив зубы, Айзек заставил себя продолжить спуск. Примерно на середине он оступился и кубарем скатился вниз. Волна боли мгновенно омыла всё тело, Айзек прикусил рукав, глотая стон, – он и так наделал достаточно шума.

Те несколько шагов, что отделяли его от выхода, он просто прополз. Вот только ведущая на свободу дверь оказалась заперта, а ключ, разумеется, ведьма и не подумала ему оставить – и почему он не сообразил это раньше? Высадить толстую дубовую створку не было ни малейшего шанса. Айзек в изнеможении прислонился спиной к двери: у него просто не осталось сил, ни физических, ни душевных, чтобы придумать что-то другое. Вся боль измученного тела, которую он худо-бедно умудрялся держать под контролем, идя к заветному выходу, снова захлестнула его.

Донёсшийся с улицы лай заставил Айзека поднять голову. В дальнем конце комнаты светлым квадратом маячило слюдяное окошко – не слишком большое, не открывающееся, оно тем не менее могло дать шанс на спасение. Пёс уже почти в бреду поднял себя с казавшегося спасительным покоем пола. Пройдя несколько заплетающихся шагов, он остановился. Грохот наверняка разбудит Вларику, и та бросится в погоню, но на улице шансов скрыться больше. Лишь бы рама не оказалась слишком крепкой – обломок деревяшки в боку будет не лучшим финалом истории. Закрыв глаза, Айзек собрал остатки решимости. Единственный шанс, и лучше ему не узнать, что сделает Вларика, если побег не задастся.

Вместе с кусками слюды и рамы он вывалился наружу. Приземлился Айзек почти удачно, пара ушибов и царапин не в счёт, ведь он смог встать и похромать прочь. Предпочитая не оглядываться. Теперь шума хватило бы, чтобы поднять и полк мертвецов из могил, очень скоро ведьма сообразит, что произошло. Пытаясь на ходу отряхнуться от колючей слюдяной пыли, Айзек свернул с улицы в подворотни. Спасительное переплетение проулков и темнота быстро укроют его от ненавистной ведьмы.

А бусина… Вларика ведь не исцеляла его, ни разу, Кеана предупреждала, чтобы этого Айзек нипочём не допускал. Вся прочая власть ведьмы была неполной и истончалась на расстоянии, а то и пропадала вовсе. Чем дальше он уберётся отсюда, тем меньше у Вларики будет шансов отыскать его или использовать зов крови.

Спотыкаясь, хватаясь за заборы и стены, снова и снова останавливаясь, чтобы переждать приступы слабости, он упрямо брёл вперёд. На непослушных, не сгибающихся ногах. Но лучше он, стиснув зубы, будет идти сейчас, чем даст себе слабину и снова окажется во власти Вларики – нет уж, больше никогда.

Тогда он и представить себе не мог, что попадёт из огня да в полымя. Через несколько дней его, едва пришедшего в себя, разыскали ищейки Мареуна и украсили шрамом через всё лицо. А ещё позже он сам, добровольно, призвал ведьму – выбирая между жизнью и смертью. Воистину, «никогда» было слишком громким словом, а боги – мастерами иронии.