Глава 11. Сегретто

– М– алыш…

Вларика… Айзек сразу узнал её голос – отталкивающий и притягательный одновременно, он безжалостно отобрал забвение сна, вернув в реальность.

– Хватит валяться, просыпайся.

Пёс открыл глаза. Его окружали каменные стены, по которым ручейками стекала вода. Сама же ведьма стояла по ту сторону разделяющей их решётки.

– Вларика…

– Рада, что хотя бы в первый раз ты назвал меня не ведьмой.

– Ты спасла меня…

– Я сделала это ради себя.

– Знаю.

Айзек поднялся с пола и неуверенно прошёлся по камере. По крайней мере, он не был скован, как когда-то у Дьюхаза. И был жив.

– Подойди ко мне, – то ли попросила, то ли потребовала Вларика, но Пёс не подчинился.

«Я сказала: подойди! – мысленный приказ отозвался раздирающей сознание болью. – Или ты уже забыл, что значит ослушаться свою хозяйку?»

– Я помню, – прошептал Пёс, сжимая голову руками. – Прошу, перестань.

– Тогда подойди.

Айзек сделал несколько покачивающихся шагов и повис на решётке, вцепившись в неё руками: гнев Вларики ввинчивался в мозг, словно раскалённое железо.

– Прекрати…

– Волшебное слово? Ты же знаешь, я люблю, когда ты просишь искренне.

– Пожалуйста… – выдавил Айзек.

– Как скажешь, любимый. – Ведьма коснулась его щеки, и в тот же миг боль отступила. – Кто бы мог подумать: наступил тот миг, когда ты сам позвал меня.

– Что ты хочешь за это?

– Ты знаешь ответ. Я хочу тебя. – Вларика приторно улыбнулась и провела пальцем по губам Пса. – Я была в ярости, когда ты попытался убить меня, а потом сбежал. Ты ведь знал, что это бесполезно, что слабому человеку не справиться со мной. Но всё равно попробовал. Зачем? Так надоело моё общество? Я мечтала как следует наказать тебя за проступок, когда найду. Но, похоже, у тебя невероятный талант наказывать самого себя, вляпываясь в одни неприятности за другими.

– Очень на то похоже… – покорно согласился Айзек.

Вларика одарила его насмешливым взглядом.

– Твои нелепые попытки бороться с целым миром… Твоё упрямство… Мне это нравится. Ты продержался дольше всех. Что тебе помогло? Верность Савьо? Врождённое нежелание подчиняться? Привитое учителем своеволие?

Айзек смотрел на ненавистную ведьму и молчал: ей не нужны были ответы, она жаждала говорить сама, ощущая превосходство. Сейчас она имела на то все основания, он сделал свой выбор, предпочёл опять оказаться во власти Вларики – только на этот раз совершенно добровольно.

– Ну а чуть приспичило, и ты прибежал за помощью ко мне, позабыв, как желал избавиться?

– Я не забыл. Но умирать я хочу ещё меньше.

Ведьма ощерилась в улыбке и схватила Айзека за подбородок.

– Всё такой же. Наглый, бесстрашный, дерзкий. Однажды это доведёт тебя до могилы.

– Поживём – увидим.

– Ну разумеется.

Ведьма притянула лицо Пса к решётке и поцеловала. И тут же знакомое ощущение чужой усталости навалилось на него – Вларика выпивала его силы. Насытившись, она выпустила Айзека, и он сполз, цепляясь руками за решётку, на пол темницы. Необоримая слабость наполнила тело, зато Вларика повеселела и подобрела. Опустившись возле Пса на корточки, она проворковала:

– Что ты с собой сделал? Новые отметины, опалённые брови и волосы, обожжённая кожа… – Ведьма дотронулась до шрама, пересекающего лицо Пса. – Хочешь, я уберу его?

– Нет…

– Почему? Боишься? Вряд ли ещё одно исцеление повлияет на многое – после того, как я спасла тебе жизнь. Твои лёгкие и горло отекли, а сердце едва не остановилось. – Ведьма достала из поясной сумки потемневшую бусину. – Магия крови. Понимаешь, что это значит? Ты намертво привязан ко мне. В прямом смысле: ты не переживёшь мою смерть. Не говоря о мелочах вроде зова, которому ты вряд ли сможешь сопротивляться, видений и прочих приятных мелочей. Ты помнишь, как это было с Савьо, ведь правда? – Айзек опустил голову. – Помнишь. Именно поэтому не позволил мне исцелить хромоту, предпочтя хлипкую надежду, что справишься сам. Полгода маяться с больной ногой – а в итоге всё равно оказаться в моей власти. Какая тонкая шутка богов! Круг замкнулся, Айзек, и тебе снова пришлось делать тот же выбор, вот только решение на этот раз изменилось. Ты знал, что был на краю. Даже больше, ты уже ступил за край, ни один врач в мире не спас бы тебя без магии. Так что теперь ты мой, Айзек, целиком и полностью.

– Я знаю, Вларика… – устало проговорил Пёс. – Шрам напоминает мне о долге кое-кому. И пока я не разберусь с этим, я хочу, чтобы он был.

– Твой учитель…

– Мой учитель…

– Будь по-твоему. Мне ты нравишься и со шрамами. Но вот над твоей обгорелой мордахой я всё же поработаю, когда восстановлю силы.

– Спасибо, Вларика.

– Не надо, не превращайся в покорную зверушку. Ты мне люб упрямым, огрызающимся Псом. Мне так нравилось укрощать тебя.

Айзек вздохнул и закрыл глаза. Уж слишком многим нравилось укрощать его и заставлять подчиниться.

Шаги в коридоре разбудили его на следующее утро. Решётка камеры распахнулась, и в колеблющемся свете факела Айзек увидел взявшего его в плен командира. На этот раз мужчина был одет в форму городской стражи, а за его спиной вытянулись два помощника.

– Тебя желают видеть, каратель. Немедленно.

Пёс молча поднялся с соломы и шагнул к выходу.

Безликая комната без окон, куда его привели, располагалась на первом этаже. Деревянный стол, несколько стульев и развешанные по стенам – словно для устрашения – старые ржавые кандалы. В помещении находился один-единственный человек: высокий худощавый мужчина с непримечательным лицом, даже светло-русые усы казались незначительным штрихом, не меняющим общего облика. Незнакомец пробежался по Айзеку внимательным, цепким взглядом.

– Так, значит, ты и есть предатель из числа карателей.

– Два крайне нелицеприятных слова в одном предложении, – усмехнулся Пёс. – Но да, это я. И предатель, и каратель.

Мужчина пододвинул один из стульев и сделал приглашающий жест, предлагая Айзеку сесть. Пленник оглянулся на своих стражей, но те замерли невозмутимыми статуями.

– Присаживайся, твои охранники не будут против. – Голос незнакомца был густым и приятно спокойным. – Разговор нам предстоит крайне интересный, незачем вести его на ногах.

Айзек опустился на стул, а мужчина устроился на краешке стола напротив. Изучающий взгляд, серый, без опознавательных знаков, мундир, ни единой лишней детали. Придётся смириться, что отгадать, кто же перед ним, Псу не удастся.

– Итак, Айзек, как ты умудрился наткнуться в огромном лесу на отряд партизан?

Пёс вскинул брови и оглянулся через плечо на командира. Партизаны? Похоже, в кои-то веки судьба решила быть благосклонной. Хотя, возможно, дело было вовсе не в нём, а в тех десятках людей, что он пытался вывести.

– Откровенности ради стоит заметить, что это они наткнулись на нас, господин…

Незнакомец улыбнулся тонкими губами.

– Ах да, боюсь, я не представился. Меня зовут Сегретто. И я твой собеседник на ближайшую вечность.

Айзек кивнул.

– В таком случае крайне приятно познакомиться. Но я действительно не имел понятия, что в лесу есть партизаны, господин Сегретто. Я впервые увидел посёлок и окружающие его леса… пару или чуть больше ночей назад.

Сегретто бросил вопросительный взгляд на разведчика, и тот неопределённо передёрнул плечами. По сути, так и было в действительности – их отряд случайно набрёл на беженцев.

– Ладно, опустим это. Гораздо больше меня интересует, почему вдруг каратель решил предать своих и спасти селян?

Айзек покачал головой.

– А вот тут начинаются сложности.

– Предлагаю избежать их и сказать правду.

– Именно в ней и есть вся сложность. – Пёс посмотрел в лицо военному. – Мой отряд попал в ловушку, и спасли нас, как ни странно, каратели. Их командир счёл меня достаточно подлым куском дерьма, чтобы отправить убивать мирных жителей. Но я оказался чуть лучше, чем обо мне думали, и не смог выполнить такой приказ. Вот и вся правда.

Сегретто задумчиво рассматривал Пса, не спеша хоть как-то реагировать.

– Ты умеешь сражаться?

– Что, простите?

– Сражаться, говорю, умеешь?

Айзек озадаченно глянул на собеседника. Это что, было шуткой?

– Я наёмник. Естественно, я знаю, каким концом меча тыкать во врагов.

Сегретто чуть улыбнулся. А затем сунул руку за отворот мундира. Небрежный, совершенно невинный жест, но в сжатых пальцах что-то блеснуло, и чутьё Пса взвыло от близкой опасности. Кубарем повалившись на пол – вместе со стулом – Айзек перекатился и вскочил на ноги. В противоположной стене – аккурат напротив того места, где он сидел, – покачивался воткнутый нож, на который ошалело уставились все три партизана. Сегретто одобрительно покачал головой.

– Великолепная реакция!

– Отличный способ проверить это. Совершенно безобидный, – зло заметил Пёс.

– Думаешь, мы расстроились бы из-за одного случайно убитого карателя? Не повезло бедняге, бывает.

– Действительно, пустяк какой, – проворчал Айзек, ставя на место стул. – Ещё сюрпризы будут?

– Ну. Переплюнуть тебя вряд ли получится. Сначала горстка спасённых селян, затем невесть откуда появившаяся ведьма, которая исцелила тебя, а после заявила, что она твоя жена… – Сегретто развёл руками. – Нам не угнаться за тобой.

– Как селяне?

Мужчина всмотрелся в его лицо.

– Тебе это правда интересно? Или просто набиваешь себе цену мнимой заботой?

– Малышка Лайны чуть не задохнулась в горящем доме. Гельда чудом добралась до церкви вместе со своими ребятишками – Кеем и Иветтой. Жрецы стащили в церковь тёплые вещи и отыскали тайный ход, почитавшийся за сказку. А всего селян было тридцать семь человек – по пути мы не потеряли ни одного. И они готовы были дать отпор карателям. Так что да, мне действительно важно, всё ли с ними в порядке.

Сегретто склонил голову набок.

– Ты владеешь другими языками, каратель? – Мужчина перешёл на протяжный, певучий язык Южных Земель. – Здесь, в Северном Королевстве, легко вычислить заезжих, ты явно не отсюда. Твоё произношение… Оно не похоже ни на одно из тех, что я знаю. Ты говоришь как человек с хорошим образованием, но откуда ты?

– Вольные Острова. Что с селянами?

– Они в порядке. Их расселили по пустующим домам в городе. Здесь они и останутся – под защитой стен и городской стражи, никто не заставит их возвращаться в разрушенный посёлок, даю слово.

– А каратели?

– Твои приятели сбежали, как и всегда. Уничтожить ни в чём не повинных людей и дать дёру – это вы умеете отлично. Не так ли?

Разумеется, тонкие шпильки намёков были намеренными. Но Айзек не собирался поддаваться на них, твердя, что каратели – отнюдь не его приятели, что он больше не один из них. Он хотел знать, всё ли в порядке со спасёнными, и ответ он получил.

– Спасибо за помощь, Сегретто. Без партизан мы были обречены.

Мужчина бросил солдатам:

– Уведите.

И снова холодная, сырая камера. Пожалуй, бронхит сведёт его в могилу быстрее, чем наглость и смелость, вопреки угрозам Вларики. Айзек растянулся на вонючей соломе – по крайней мере, он исцелён и без кандалов, а это дорогого стоит. Усталость брала своё, и постепенно Пёс провалился в сонное забытьё, которое в клочья разорвал грохот.

– Э-э-эй! – один из тюремщиков долбил рукоятью кинжала по прутьям и орал во всю глотку. – Каратель, подъём!

Помянув тёмных духов, Айзек зыркнул на него.

– Ты чего орёшь?

– А тя не добуишься. – Молодой ещё совсем парень едва скрывал хитрую улыбку. – Дама к те, видеть жалает.

– Что ещё за дама?

– Наираспрекраснейшая из дамов.

Тюремщик махнул напарнику, тот посторонился, и из темноты к ним шагнула Иветта. Отблески факелов играли на её лице, но даже в этом неровном свете было видно, насколько бледна девушка – хотя щёки и заливал болезненный румянец. Пёс выругался сквозь зубы, – только этого ему не хватало, – и приблизился к решётке.

– Айзек. – Иветта протянула руку сквозь прутья и осторожно коснулась его запястья. – Ох, кудыть ты угодил.

– Бывал в местах и похуже, поверь мне. Зачем ты здесь, Иветта? Мать знает?

От вопроса она вздрогнула и опустила голову.

– Нет, мамка не ведает. Но я хотела убедицца, што с те всё х’рошо.

– Со мной всё в порядке. Очень тебя прошу, не приходи сюда больше. Тюрьма – не лучшее место для прогулок, тем более для юной девушки без сопровождения.

– Но, Айзек…

Пёс покачал головой.

– Не приходи. К тому же разве тебе не сказали? Моя жена нашлась, и она уже навестила меня.

Иветта побледнела ещё больше.

– Жонка?

– Да. – Пёс посмотрел на тюремщиков. – Скажите? Ведь вы же её видели?

Охранники неуверенно переглянулись. Наконец, один из них кивнул.

– К-кажися, да. Мы и вправду слыхали што-то тако.

И стоило лишь одному из них согласиться, как второй тут же с готовностью поддержал его. Иветта сжала руки, а в глазах заблестели слёзы.

– Передавай мои наилучшие пожелания матушке и Кею. – Айзек постарался улыбнуться как можно приветливее. – Надеюсь, вам понравится жить на новом месте.

Иветта едва заметно кивнула, выдавила из себя блёклую улыбку и попятилась.

– Рада, што у тя всё х’рошо.

– Всё просто замечательно, – заверил Пёс. – Прощай.

А когда Иветта скрылась за поворотом, Айзек прошептал озадаченному тюремщику:

– Заклинаю тебя, не приводи её сюда больше. Скажи, что запрещено, что нельзя, что меня повесили, – всё что угодно. Хотя нет, про «повесили» лучше не надо. Просто говори, что я очень важный преступник и ко мне не велено пускать.

– Но почему? – Парень усиленно моргал, совершенно не понимая, что происходит. – Она ведь чудисна дама.

– Именно поэтому, приятель. Именно поэтому.

* * *

Савьо никогда бы не подумал, что уходить окажется так тяжело. Походная жизнь не сделалась ему домом, а эти люди – семьёй, он успел гораздо больше привязаться к Кеане, ставшей ему наставницей и бабушкой, но тогда он уходил не один и не чувствовал себя сиротливо. А сейчас бремя одиночества собралось в путь вместе с ним – не иначе как угнездилось в походной сумке. Сколько ни тверди себе, что магистр Ордена идущих по Дороге Крови и его ученик – не самая богоугодная компания, сердцу было плевать. Оно тоскливо сжималось в груди от мысли, что он, возможно, больше никогда не увидит оставшихся в крошечном городке друзей: тех, к кому не стоило привязываться – слишком уж мимолётен был общий для них путь; тех, кто мог завтра – или даже сегодня – погибнуть. Да и самому Савьо, если уж на то пошло, никто не обещал счастливый финал.

Заметённый снегом лёд скрипел и стонал под ногами: местные всю зиму переправлялись через реку «посуху», как они это называли. У Савьо же мёрзлая корка не вызывала особого доверия, ведь там, под ней, были метры ледяной воды: утащит в полынью – вовек не выплывешь. Но до ближайшего моста был большой крюк – и потерянное время, чего он себе позволить не мог.

Весь вчерашний вечер и добрые полночи Илен и Саламандр составляли безопасный маршрут для Савьо – хотя кто мог ручаться за что-то сейчас, когда война непредсказуемыми волнами охватывала эти земли. Без боя сдавались казавшиеся крепкими крепости, неожиданно долго, до последнего воина, стояли далёкие заставы, вспыхивали мятежи, и мирные селения перекидывались на сторону то одного герцога, то другого. Война затягивалась, и передвижения разрозненных отрядов всё больше походили на запутавшегося в кустах ужа: извиваясь невообразимыми зигзагами, проваливаясь вглубь герцогства Эйре там, где войска давали слабину, отчаянно вгрызаясь в захваченные врагами города, едва удавалось продавить оборону.

Савьо, по совету Саламандра, обменял меч на короткий: не так привлекает внимание, проще укрыть под тяжёлым зимним плащом, да и за забредшего к врагам воина меньше шансов сойти. Так, бегущий от голода и войны горожанин – по крайней мере, Савьо уповал на это, а то недолго и со стрелой в горле под кустом оказаться – вот тебе и все поиски.

Под ногой хрустнуло, и Савьо замер, боясь пошевелиться. Он даже, кажется, дышать перестал. А перед закрытыми глазами мелькали картинки: смыкающаяся над головой толща воды, набрякший плащ, что тащит на дно, вздыбившиеся куски провалившегося льда. Прошло мгновение, потом ещё одно – но ничего не происходило, лишь ветер подталкивал в спину. Осторожно Савьо сделал крошечный шаг вперёд – и снова замер. Лёд молчал, даже ветер утих.

Тонкий слой снега, наметённый у берега, кончился, и теперь под ногами разверзалась тёмная бесконечность. Пересечённый белыми прожилками лёд был похож на треснувший леденец – такой хрупкий, слишком ненадёжный, чтобы выдержать вес взрослого человека. Савьо зажмурился, но стало только хуже. Закусив изнутри щёку, вцепившись мёртвой хваткой в ручку перекинутой за спину сумки, он шёл вперёд, шажочек за шажком, стараясь скользить по поверхности льда, не отрывая ног.

Не такая уж и широкая река показалась ему бесконечной. Оказавшись на другом берегу – по ощущениям, он потратил на это весь день! – Савьо опустился в снег: ноги дрожали от напряжения, болела прокушенная щека, а во рту стоял привкус крови. Вот вам и лёгкая часть пути!

Савьо глянул вниз, где у его ног застыла в своём беге вода. Один шаг навстречу – и на лекаря вновь глянула чёрная бездна, изрезанная белыми, ломкими линиями. Страшная, пропустившая его. И показавшаяся теперь вдруг притягательно прекрасной. Было в этом переплетении вмёрзших в лёд узоров что-то завораживающее: они то свивались в единый узел, и там, где их было много, напоминали исполосованную заломами бумагу, то разбегались тонкими ниточками во все стороны. Савьо, словно зачарованный, наклонился вперёд, к реке, стянул перчатку и приложил ладонь к поверхности. Гладкая, холодная, спокойная. Хранящая под собой жестокое коварство.

Рука быстро замёрзла, и Савьо, стряхнув задумчивость, натянул перчатку. Пора идти дальше – до темноты он должен добраться до постоялого двора, если, конечно, не хочет заночевать под открытым небом. Поудобнее устроив на спине мешок с вещами, Савьо в последний раз глянул на городишко на том берегу. Этот этап жизни становился прошлым, и однажды он покажется таким же далёким и недосягаемым, как детство в родной деревне или даже рабство у Дьюхаза.

– Именно поэтому и нужна грамота, – проворчал под нос Савьо. – Должен же кто-то рассказывать миру про несправедливость и борьбу.

На лицо упали робкие снежинки – словно ответ задетого его словами мира. Савьо посмотрел наверх: небо висело так низко, что, казалось, зацепилось за виднеющийся отсюда шпиль колокольни – и та вспорола ему набитое снежной крошкой брюхо. Если снег разойдётся, стемнеет раньше, чем он ожидал, надо поторапливаться. Мелкая, а пакость мира.