6. Дитя красных

Перебравшись через стену, я пошел прямиком в шатер Солнца: вдруг он не знал о том, что происходит? Конечно, было бы глупо предполагать, что он строит храм, не зная, что за стеной уже готовят доспехи для тех, кто этот храм разрушит… Но все может быть, лучше проверить самому.

На земле оранжевых воздух был совсем другой, свежий и бодрящий, не то что у желтых: высокая стена каким-то образом защищала остров от многих летучих химикатов. Зеленые растения с мягкими листьями, небольшие зверьки в травах… Определенно, это место было самым спокойным и жизнеспособным на всем Огузке. Находиться здесь после свалки было одно удовольствие.

Но не сделал я и десяти шагов, наслаждаясь открывшейся мне природой, как позади меня раздался уже знакомый неприятный голос:

– Постой-ка!

Я скривился. Менее подходящего момента для этой встречи, наверное, просто не могло случиться…

– Чего тебе? – я обернулся, зная, что увижу Бивня. Конечно же, он был не один, а с друзьями.

И как этот громила только тут оказался, интересно? Неужели я настолько везучий, что умудрился наткнуться на него на окраине острова? Или он просто как-то узнал о том, что я у желтых, и следил?

– За тобой должок, белая селедка! – оскалился он. В лучших традициях своей роли отбитого на голову ревнивца, надо отметить. Интересно, он это специально?

– Отлично, я верну свой «должок», как только встречусь с Солнцем, идет? – я посмотрел на него, давая понять, что не трушу. – Дело чести – это святое, но у меня есть очень важные сведения. Это гораздо важнее наших разборок. Касается Храма.

– Да что ты такое говоришь? Такой важный, да? Думаешь, раз умеешь плавать, можешь отбивать чужих невест и выставлять меня на посмешище всего селения!?

Видимо, отделаться от него не получится. В общем-то, на что я рассчитывал, кидаясь на него тогда? Я с самого начала знал, что непременно получу втройне, если вернусь на остров оранжевых.

Я выдохнул и скинул плащ из водорослей на землю.

Кит пытался учить меня драться на днях, но успехи у меня были неважные. Так или иначе, голыми руками я все равно не выстою против них и минуты.

Пользуясь тем, что по моим глазам теперь было невозможно определить, куда я смотрю, я стал озираться по сторонам, выискивая себе какое-нибудь оружие. Тщетно: вокруг была только зелень. Теперь она совсем не радовала глаз, как минуту назад.

Пока я оглядывался, Бивень со свитой окружили меня, они подходили все ближе, предвкушая веселье. Я не стал начинать первый: мало ли, вдруг они еще передумают или нас кто-то увидит?

Но нет, на этот раз чуда не произошло! В лицо мне полетел кулак, я увернулся, но наткнулся на другой. Попробовал устоять, но меня тут же повалили на землю… Я пытался сопротивляться и даже дал кому-то в нос, но толку? В итоге меня схватили за руки и ноги, как какую-то крысу, и потащили куда-то. Видимо, у них были на меня какие-то особые планы.

– Вы ведь не собираетесь меня топить? – спросил я испуганным голосом. – Что угодно, только не в воду! Я не хочу умирать в воде! Только не в ней! – я истерично завопил, вспоминая уроки актерского мастерства Белого Нарвала. Прием, конечно, дешевый, но вдруг сработает?

– Думаешь, мы идиоты? – усмехнулся Бивень, покрепче ухватывая мои ноги, которыми я брыкался ради приличия. – Кинуть тебя в воду, чтобы ты уплыл?

Наконец, они притащили меня, куда хотели. Я был готов к чему угодно, но только не к этому! Меня свалили на землю у машины, перемалывающей зерно. Должно быть, одно из творений желтых.

– Как ты теперь запоешь? – злорадно усмехнулся Бивень. – Как насчет поесть фарша из своей руки?

Я усмехнулся. Не может же он говорить серьезно! Он же оранжевый, он даже рыбу не ест из «любви» ко всему живому!

– Ты меня разочаровываешь: это даже не страшно, – сказал я, желая поскорее закончить этот спектакль. – Можешь дать мне в глаз, если очень хочется, все равно я не отвечу: твоя свита хорошо меня держит! Давай, ударь меня, и покончим с этим! У меня много других дел! – я подставил ему лицо и закрыл глаза. – Ну, что такое? Неужели тебе в кой-то веки неловко бить скрученного по рукам и ногам?

– Отогните ему руку, ребята! Вот сюда его, тут будет удобно.

Хладнокровие, с которым он это сказал, всерьез насторожило меня. Чернокожие бугаи схватили меня за правую руку и вытянули ее над плоским камнем, похожим на стол для разделки.

Только тут я понял, что запугивать меня тут никто не собирался: они всерьез решили меня искалечить! Я стал вырываться, дергаясь и рыча, как ненормальный. Я кусался, царапался и брыкался, в какой-то миг мне даже удалось высвободиться, но не успел я пробежать и двух шагов, меня тут же поймали снова! Я не переставал сопротивляться, но меня уже начал охватывать парализующий ужас: на этот раз мне было не спастись!

Меня ткнули лицом в камень и вытянули руку, чтобы удобно было ударить тесаком по локтю. Я тяжело дышал, всеми силами давя в себе желание завыть от отчаяния.

– Теперь ты не такой смелый, а? – смеялся Бивень, размахивая внушительным тесаком. Откуда у его вообще тесак?… Они же не разделывают рыбу…

Я зажмурился, не в силах выдержать этого зрелища: меня специально повернули лицом к руке, чтобы я все видел. Я стиснул зубы и приготовился вытерпеть боль: они могли меня искалечить, но они не услышат ни одного стона! Я не доставлю им такого удовольствия!

Тут раздался глухой удар, и внезапно я почувствовал, что меня больше не держат. Не думая ни о чем, я вскочил со стола и бросился прочь от Бивня, к машине. Я уже заметил, что недалеко от нее лежит палка с круглой штуковиной на конце: чтобы заталкивать зерна глубже в жерло машины. Схватив ее, я обернулся и приготовился защищаться, но… этого от меня уже не требовалось.

Двое из четверых громил лежали без сознания, двое других, Бивень и оставшийся, пытались окружить Яшму. Она смотрела на них, как здоровый морж смотрит на двух зарвавшихся тюленей, ждала, когда они осмелятся ударить.

Наконец, приятель Бивня не выдержал и попробовал наброситься на нее сзади. Яшма только этого и ждала, она быстро нагнулась вперед и успела поймать его, когда он был наверху. Перевернув его в воздухе, как щит, она загородилась им от удара Бивня: этот придурок не успел остановиться и вонзил тесак в грудь товарища. Кровь брызнула наружу, как вода из разбитого моллюска, и окропила грудь Бивня… я просто не мог поверить в то, что видел!

Пока я изумленно хлопал глазами, Яшма отбросила тело, как ненужный хлам, и поманила Бивня к себе, хищно улыбаясь. Тот совсем обезумел: ему окончательно снесло крышу, то ли от страха, то ли от бешенства! Он кинулся на нее с тесаком, рыча, как ненормальный.

Яшма легко ушла от его лезвия и стала отступать назад: в отличие от Бивня, она было безоружна, и не могла броситься на него с голыми руками.

Я понял, что должен вмешаться, иначе дело кончится тем, что сдуревший морж пропустит через комбайн нас обоих. Я подбежал сзади и огреб Бивня по голове своим недо-оружием… Возможно, будь громила менее возбужден, я бы сумел вырубить его, но адреналин ударил ему в голову, и Бивень только на миг замедлился: скорее от неожиданности, чем от боли. Этого времени Яшме хватило, чтобы вырвать у него тесак и грациозным, практически профессиональным движением раскроить ему брюхо.

Багровые внутренности вывалились на землю, Бивень замер с широко открытыми глазами, уставившись на Яшму. Он жил еще несколько секунд и успел понять, что с ним сделали. Когда он начал медленно заваливаться набок, его лицо выражало удивление.

Все кончилось.

Кровь застучала у меня в ушах, перед глазами все поплыло: я едва стоял на ногах. В голове снова мелькнули выпавшие на землю органы… Меня вырвало.

– А ты, я погляжу, совсем ни на что не годишься, белый, – заметила Яшма. У нее даже отдышки не появилось. Она выглядела такой спокойной, как будто каждый день убивала больных психопатов…

– Я никогда до этого… – я попытался оправдаться, но заставил себя замолчать: я не хотел думать о том, что случилось. Не хотел ничего вспоминать. Только не сейчас!

– Пошли, припадочный, самогон приведет тебя в чувства, – сказала она, помогая мне подняться.

Ничего не соображая, я позволил ей вести себя.

В лагере желтых меня усадили у костра и подали рюмку с мутной зеленоватой жидкостью. Я залпом осушил ее, мелкая дрожь едким огоньком пробежала по моему телу… и тут я пришел в себя. В голове прояснилось, разум очистился от всех эмоций.

– Полегчало? – усмехнулся Вадик.

– Да, отличная штука, – я кивнул, поражаясь чудодейственному свойству напитка. Я снова был собой, только гораздо серьезнее и рассудительнее.

– Пошли, ужин готов. Сегодня у нас праздник!

Меня накормили до отвала, а потом явился Василий с огромной бутылкой. Его встретили радостными воплями и улюлюканьем. Яшма первая подошла к нему с кружкой.

– Хех, ты такого еще не пробовала! Получилось, как надо! – рассмеялся Василий, пошатываясь. Каким-то образом он умудрился налить ей до краев, не расплескав ни капли.

Мне тоже налили, но совсем немного. Я не отказывался и даже не просил разбавить: после всего мне хотелось напиться в хлам.

Жидкость пахла так же, как дым от дурманящего гриба: я сразу узнал этот запах. В какой-то момент меня посетили сомнения, стоит ли пить этот яд, но я отогнал их и сделал добрый глоток. Напиток пошел, как по маслу: он не обжигал, не горчил, но оставлял за собой приятное, обволакивающее тепло… я почувствовал себя, как в утробе матери.

– Ох, прекрасная вещица! – где-то вдалеке я услышал голос Яшмы.

– Ты постарался на славу!

– Превзошел себя, Василий!…

– Уж на старости лет, да еще могу что-то!… – захихикал старичок.

Звуки становились протяжнее, картинка перед глазами отдалялась, вскоре все заволокло мягким туманом, и я поплыл по течению, вслед за нежным зовом дурмана…

Меня отпустило, только глубокой ночью: я осознал себя сидящем в кругу вдрызг пьяных желтых и довольной Яшмы. Ученые почти все спали с открытыми глазами, а Яшма как ни в чем не бывало курила, то и дело прикладываясь к своей кружке.

– Что тут было? – спросил я, обнаружив, что в памяти образовалась ровнехонькая дыра. Я знал, что прошло много времени, но совсем не помнил, как оно прошло.

– О, глядите-ка, кто очухался! – улыбнулась эта непробиваемая машина. – Да ничего такого, обычная попойка: ты выдул свою порцию и уснул. Как себя чувствуешь?

– Хорошо, – ответил я, прислушиваясь к своим ощущениям. – Очень хорошо, как будто спал часов десять! – я удивленно встал: меня не то что не шатало, казалось, я сейчас могу проплыть через весь Огузок!

– Выходит, не такой уж ты слабак, – она одобрительно поджала губу и залпом выпила содержимое кружки. – До этих братцев тебе еще лет двадцать так пить надо, но для начала неплохо.

– Не хочешь пройтись? – неожиданно даже для себя самого предложил я.

– А давай, все равно сидеть в кругу этих пьяных харь скучно! – Яшма поднялась и потянулась, так что широкие ремни, охватывающие ее грудь и бедра, опасно заскрипели. Я отвел глаза подальше, надеясь, что темнота скроет выступившую на лице краску.

Мы двинулись гулять по ночному острову. Поначалу мы просто шли, молча привыкая к полной темноте, а потом я решил заговорить. Я почувствовал, что теперь готов обсудить случившееся у оранжевых.

– Не могу поверить, что ты убила его, – я взглянул на Яшму. – Почему ты это сделала?

– Так вот зачем ты меня сюда потащил, – хмыкнула она. – Я-то уж думала… Хех, ладно. Я просто следила за тобой: мне показалось, что ты шпион стражи. Потом я послушала, что ты спрашиваешь у желтых, услышала, с чем ты пристал к Василию, и поняла, что это не так. Ты поперся к Солнцу, я пошла за тобой: хотела узнать, что ты будешь ему говорить. А там эти ребята.

– Если ты видела все с самого начала, почему не вмешалась раньше?

– Хотела посмотреть, чего ты стоишь, – она скривилась. – Я ожидала большего: думала, ты придумаешь что-нибудь! А ты даже не сопротивлялся толком.

– В любом случае, спасибо. Если бы не ты, мне было бы очень плохо, – сказал я, осознав вдруг, какую огромную услугу оказала мне эта дикарка. Интересно, это у нее природное великодушие взыграло или же тут замешаны какие-то свои цели? Так или иначе, она спасла мне жизнь. – Если я могу что-нибудь для тебя сделать… словом, я твой должник.

– Что? Должник!? – Яшма расхохоталась: после грибной настойки настроение у нее было лучше некуда. – И что ты можешь для меня сделать, интересно? Натаскать мне улиток на обед!?…

Ее низкий, грудной смех отзывался приятными мурашками по телу. Я стоял, смотрел, как она заливается, и почему-то сам начал улыбаться. Все-таки эта чудная настойка желтых делает людей добрее…

– Животик не надорвешь? – спросил я ласково.

Мои слова вызвали новый приступ хохота, такой, что Яшме пришлось сесть на землю, чтобы не упасть.

– Ой… уморил!… – выдохнула она, стараясь успокоиться. – Какой же ты смешной!… Ты как крошечная белая нерпа, которая фырчит на морского льва, потому что считает себя большой и сильной!… Откуда столько благородством в таком убогом тельце?… Ха-ха-ха!!!… Ты понимаешь, если Лашуня тебя увидит, она даже не поймет, что ты человек, и бросится на тебя! Она подумает, что ты… ты… больной морской котик!… Ха-ха-ха-ха-ха!!!…

– Вообще-то, я выше тебя! – заметил я, решив повременить с вопросами о том, кто такая эта Лашуня.

– Ооох… А ты ведь ничего не знаешь, да? – спросила она, успокаиваясь и утирая слезы смеха.

– Наверное, – я пожал плечами и уселся рядом с Яшмой. Мы остановились на отвесном берегу, под нами плескалась вода, так что посидеть в таком уютном месте было очень даже неплохой идеей. – О чем ты?

– О том, что этот черный придурок – не оранжевый, – она вопросительно посмотрела на меня. – Ну да, я так и подумала, что ты не знал. Иначе не храбрился бы так, когда оказался у чудо-мельницы.

– А кто же он? Оранжевые вступались за него, как за своего сына, как мы с ним подрались, – я стал припоминать другие детали. – Они и называли его так, своим сыном.

– Ну, конечно, они всех так называют, – Яшма пожала плечами. – Он был красным, но только трусливым. Когда понял, что начинает проигрывать в боях, начал всем кричать про солнце, про свою веру, пытался внушить остальным существование бога… естественно, стражники отправили его к оранжевым.

– Что? – я не понял ни слова. – Красный? Какие бои? О чем ты говоришь? И откуда ты знаешь?…

– Откуда я знаю? – Яшма хмыкнула. – Только не говори, что ты думал, будто меня сделали желтые!

– Да, честно говоря, я так и думал, – признался я, неловко почесав затылок. – Так ты убийца? Это… многое объясняет.

– Да ничего тебе это не объясняет: ты понятия не имеешь, что такое быть красным! – вдруг огрызнулась она.

– Тогда расскажи мне. Раньше я ничего о вас не слышал, – попросил я, чуя, что сейчас она выложит мне все, что бы я ни спросил. Грибное пойло здорово развязало Яшме язык: было видно, что ей очень хотелось поговорить.