Ольга стояла у окна и смотрела, как в свете уличного фонаря летят, чуть взвихряясь, крупные снежинки.
– Мишка, оторвись на минутку, пойди посмотри, какие хлопья. Первый снег! Как ты думаешь, он ляжет или растает?
Михаил, не поднимая головы от бумаг, ответил вопросом на вопрос:
– Ты колёса переобула или опять не успела?
– Записалась на завтра. – Ольга подошла к столу, положила ладонь на документ, занимавший внимание Исайчева. Михаил вскинул голову. – Кира вчера помогала укрывать клематисы. Меня, как назло, вызвал клиент, попал в ДТП. Я уехала в срочном порядке, она осталась копаться в саду до самого вечера. Простыла. Температура. Ей бы врача.
Исайчев поморщился:
– Какого врача, Копилка? У медиков, как и у ментов, все друг друга знают. Сейчас медицинская общественность уверена – хирург Сибукова в отъезде. А после? Кирка сама врач, пусть самолечится, какая-никакая практика…
Ольга с грустью посмотрела на Михаила и уныло вымолвила:
– Она тоскует здесь. Хорошо хоть бояться перестала. Загрустила. Отец навещает редко – ты не позволяешь. Звонить ему сюда тоже запрещаешь. Киру надо чем-то занять.
Исайчев положил карандаш на стол, зацепил Ольгу за руку, подтянул ближе и, развернувшись, усадил к себе на колени.
– Оль, мне кажется или у Кирки действительно с Романом шуры-муры?
Ольга стряхнула со лба Михаила непослушную прядь волос, осторожно сняла очки, поцеловала во вдруг ставшие беззащитными дальнозоркие глаза мужа и тихонько сказала:
– Шуры-муры идут полным ходом.
Михаил зажмурился и, как давно его учила Копилка, втянул обеими ноздрями воздух – так он нюхал эмоции. Вокруг Ольги витал и сгущался запах новорождённого ребёнка. Распознавать по запаху эмоции была их семейная затея. Началось это однажды: Ольга для Михаила была неожиданной находкой. Она возникла в его жизни случайно, во время расследования одного необычного дела. Появилась не как известный в городе адвокат, а как свидетель8. Ему исполнилось тридцать, а свою половинку Исайчев к тому времени ещё не встретил. Михаил, конечно, знакомился с девушками – среди них были красавицы разных мастей. Чаще длинноволосые блондинки, попадались брюнетки и рыжие солнышки. Они радовали глаз, но не трогали сердце, а уж про душу и говорить нечего. Всё было мимо, мимо. Исайчев почти смирился со своей холостяцкой жизнью. Потихоньку начал вымерзать душой – и тут встретил Ольгу. Встретил и понял: именно её он ждал все эти годы. Михаил не мог объяснить, что за тихие радостные чувства бродили в нём тогда, но был уверен: нашёл, наконец нашёл давным-давно ожидаемое, без чего жизнь кособочилась и её надо было удерживать, как оползень.
Тогда Михаил больше не отпустил Ольгу. Она, к счастью, не противилась. Из них получилась хорошая, крепкая пара, но главное – они любили и доверяли друг другу. Обычно говорят, хорошая семья – это когда на место влюблённости с годами встаёт уважение. В их семье любовь и уважение сразу стояли рядом. Ольга не лезла в дела мужа, но, если Исайчев посвящал её в возникшие сложности, помогала с удовольствием. Её подсказки всегда были разумны, обдуманны и чаще всего попадали в цель.
Однажды, когда Михаил, расслабившись, лежал на диване и обдумывал неприятный поворот в очередном деле, Ольга присела рядом на краешек дивана. По её лицу Исайчев понял: она хочет что-то сказать, но не решается.
– Выкладывай, не томи. Чистосердечное признание облегчит вину. Ну-у-у…
Ольга погладила мужа по щеке и начала исподволь:
– Хочу поведать тебе, муж, о своём давнем увлечении… Дай слово, что не будешь смеяться.
Исайчев встревоженно взглянул на жену.
– Ой, да не бойся! – засмеялась Ольга. – Ничего преступного! Я всего лишь, помимо монет, стала коллекционировать запахи… И не просто запахи, а запахи эмоций…
Михаил привстал и уже с интересом спросил:
– Ну и?! Ну и?!
– Я заметила, то есть учуяла, что в момент эмоционального взрыва человек начинает выделять запахи…
Михаил хохотнул:
– Не только запахи… иногда и кое-что более неприятное…
– Фу, балбес! – нахмурилась Ольга. – Я серьёзно.
– Хорошо, – всё ещё улыбаясь, согласился Исайчев, – предположим. Тогда как, по-твоему, пахнет злость?
– Злость пахнет болотом и металлической стружкой.
Исайчев задумался, переваривая полученную информацию.
– Мне казалось, злость пахнет сероводородом, как в преисподней!
Ольга легонько отмахнулась:
– Ну уж, сероводородом! Сероводородом пахнет мужской грех.
Исайчев от неожиданного сравнения рассмеялся и даже чуть хрюкнул:
– Ну да, конечно! Изменить – всё равно что пукнуть прилюдно, такой же стыд и позор. А женский? С чем сравнишь женский грех?
Ольга ответила сразу, не раздумывая:
– С запахом домашней фиалки. Он такой вкрадчивый, фиолетово-розовый, игриво-глазастый…
Исайчев вспомнил, как однажды ему пришлось выезжать на труп известной распутницы, и действительно, в её жилище пахло фиалками. Потягивало густо, навязчиво. Михаил осмотрел все подоконники в квартире – фиалок не было, а запах был. Поинтересовался у прислуги, какими освежителями воздуха пользовалась их хозяйка. Оказалось, никакими. У неё была аллергия на химические дезодоранты.
Этот эпизод из их жизни Исайчев вспомнил ещё и потому, что сейчас, сидя на коленях Михаила, Ольга пахла по-другому, чем раньше. Исайчев потянул носом и ощутил запах новорождённого ребёнка. «Соскучился, – подумал Исайчев, – я по ней соскучился. Вот закончу это паскудное дело и возьму отпуск. Сломаю телефон… куплю палатку – и на Алтай, в родные места…»
– Мцыри, – встревоженно произнесла Ольга, прерывая благостные мысли Исайчева, – Кира вспомнила Регину Эздрину. Я слышала, как они сегодня с Романом болтали об этом. Сначала решила, пусть сам доложит, и вот не удержалась. Ты ему не говори, что я вперёд паровоза забежала. Ладно?
– Ну? Что разведала, выкладывай. Всё равно уже сболтнула.
– Роман показал фотографию, которую вам прислали из Австралии, и она вспомнила Регину, а Бориса Эздрина Кира не знает. Девушки учились в одном медицинском вузе. Только Регина на три курса старше, и тогда она была не Эздрина, а Гроссман – Регина Леонидовна Гроссман.
– Боже мой, даже отчество вспомнила, – повторил Исайчев, задумавшись. – Регина Леонидовна Гроссман, что-то очень знакомое. Что?
Ольга легонько стукнула мужа ладонью по лбу, улыбнулась:
– Ты, дорогой, каждый день мимо клиники её отца на работу ездишь. Видишь четырёхэтажное здание из тёмного стекла с вывеской «Клиника доктора Леонида Гроссмана».
О проекте
О подписке