Полуденный жар нагревал асфальт, сквозь который тут и там пробивались ростки осоки. Веяло какой-то пустотой и вселенской грустью. Луканов тоскливо оглядел безлюдную улицу. Ветер сдувал пыль с асфальта, по бокам притулились кривенькие дома. На одном из них висела почерневшая от времени резная деревянная табличка «Болотово». Дальше виднелось низкое здание из красного кирпича – такие строили еще в царской России. Над крышами домов и кронами деревьев позолотой блестел на солнце крест, возвышающийся на маковке церкви.

Подойдя поближе к зданию из красного кирпича Луканов прочитал потертую вывеску: «Почта». Дверь была закрыта на амбарный замок, что не особо удивляло – кому и зачем слать письма в это богом забытое место? Луканов не удивился бы, если бы узнал, что на карте Болотова тоже нет – просто картограф о нем забыл.

С трудом найдя нужный адрес среди заросших липами тропинок, Луканов остановился в тени деревьев. Дом стоял слегка на отшибе, на окраине деревни. Он был старый, деревянный, покосившийся, вытянутый вверх и на удивление большой – целых три этажа. Явно рассчитанный не на одну семью, просторный, но вместе с тем какой-то мрачный. Почерневшие от времени бревна сруба выглядели уныло, из-под них клочьями торчала пакля. Резные разноцветные ставни облупились, и сколько он не вглядывался в темные окна – движения внутри не заметил.

Было по-прежнему пусто и тихо. Негромко пели птицы в кронах лип, иногда ветер шелестел листьями. Где-то прокукарекал петух.

Все в Болотове выглядело заброшенным. Впрочем, как и его собственная жизнь. Казалось, они нашли друг друга – Луканов и Болотово, вот только он такому новообретению был не рад.

Луканов еще немного помялся в тени деревьев, но потом сообразил, что обед когда-то закончится и нужно будет возвращаться на рабочее место. Он ступил на покосившееся крыльцо. Ступеньки жалобно скрипнули.

Внезапно из-за дома выскочила собака. Она бросилась на Луканова, заливаясь хриплым, яростным лаем. Из раскрытой пасти брызжала слюна, словно Луканов олицетворял все, что животное ненавидело в этом мире.

Луканов в ужасе отшатнулся, но вдруг лязгнула и натянулась цепь, которой собака была привязана где-то за домом. Пёс яростно заливался лаем на расстоянии вытянутой руки от него.

Валерий отдышался и постучал, и услышал, как стук разносится в пустом доме. Луканов подумал, услышат ли стук в таком огромном доме, да и есть ли там хоть кто-то? С другой стороны – где еще им быть, раз улицы пусты?

Что он скажет, если дверь откроет Алеша? Зачем пришел Луканов? Можно поинтересоваться диагнозом, спросить о самочувствие, в конце концов – он новый врач и интересуется пациентами, пусть и чужими. Но что он скажет, если дверь откроет Лиза?

Собака продолжала брызгать слюной, заливая окрестности истошным лам. Ее лапы взрывали землю, и Луканов порадовался тому, что пёс на цепи. Стоять на крыльце и стучаться в закрытую дверь, оглушаемый собачьим лаем, было очень неуютно, и Луканов переступил с ноги на ногу.

Наконец из глубины дома послышались шаркающие шаги, и Луканов сразу понял, что это не Лиза и не Алеша.

Дверь открыла женщина из больницы. Луканова обдало домашними запахами – на кухне явно готовили щи, пахло кислой капустой, и еще мириадами различных запахов, присущих деревенскому дому. Женщина пугливо смотрела на него из тьмы сеней, на всякий случай не убирая сухую руку с ручки двери.

Ей было за пятьдесят, и груз возраста и ответственности за детей уже сказался на ее лице. Глубокие усталые морщины пересекали лоб женщины, лицо было осунувшееся, а из-под кустистых бровей устало и испуганно смотрели серые глаза. Словно почуяв близость хозяйки, собака залилась еще более остервенелым лаем.

– Гроза, поди прочь! – крикнула женщина на собаку, и та мигом исчезла за углом дома, звеня цепью. Женщина повернулась к Луканову. – Простите, доктор, она вообще спокойная… Вам кого?

– Вас, – не нашелся что ответить Луканов.

– Меня? – удивилась женщина.

– Тамара Михайловна, – Луканов мысленно поблагодарил сам себя за то, что догадался посмотреть и ее карточку и узнать имя, – я новый врач из клиники… мы вчера с вами встречались. Я помог вашему мальчику…

– Алеше… да, я помню, – лицо женщины окаменело, глаза стали еще более испуганными. Луканов мысленно ругнулся. Вера Павловна явно знала кому, когда и с какой интонацией сказать ту или иную фразу, чтобы она имела максимальный эффект. Во времена королей и дворцовых интриг ей бы не было равных.

– Я бы хотел поговорить с вами об Алеше, – Луканов украдкой заглянул за ее спину в темные сени, в надежде увидеть мелькнувшее белое платье, но внутри было слишком темно.

– Я уже все рассказывала Вере Павловне, – женщина даже слегка прикрыла дверь, словно опасаясь чем-то заразиться от Луканова.

– Я понимаю. Но мне хотелось бы узнать… это для вашего же мальчика! – быстро сказал Луканов, увидев, как нахмурились брови женщины. Все верно. Непонятный чужак, врач с диагнозом, лезет в чужую жизнь. Страх быстро переходит в агрессию, включается защитный механизм психики.

– А что про мальчика? – недовольно, и вместе с тем как-то обреченно сказала женщина. – Вы же видите какой он. Что вы можете сделать? Вы же не хотите сказать, что знаете, как вылечить его?

– Нет, но…

– Конечно нет, – оборвала его женщина. – Иначе вы бы и сами-то не хворали, если бы это можно было вылечить. Мы здесь, в деревне, народ темный, но такое понимаем…

– Вы в город его возили? – хмуро спросил Луканов.

– Возила, а чего толку? Все сбережения потратила только! Ну поставили ваши светилы диагноз, а дальше-то что?

– Это важно, чтобы понимать, как предотвратить новые приступы.

– Важно… – глядя мимо Луканова, произнесла женщина. – Важно то, что я одна, без мужа, с двумя детьми. Сын – инвалид. Дочка… вы сами видели. Дурочка, одним словом, прости господи… – она мелко перекрестилась. – Послал же господь на мою грешную душу…

– Какой у нее диагноз? – осторожно спросил Луканов. – Я не нашел ее карточку в больнице.

– Да а зачем вам диагноз? – серо спросила женщина. – Кто ее лечить будет? Да никто. Никому мы не нужны. Я вот одна, всю семью тяну… Мне эти ваши диагнозы что мертвому припарка! Мне бы дров кто наколол, а от ваших умных слов у меня только голова болит. Толку от них нет, – бесцветным голосом устало произнесла она. –  Никому мы не нужны, доктор. И вы тоже никому не нужны, раз вы здесь.

Луканов смотрел в ее серые глаза, которые смотрели куда-то сквозь него, в какую-то глубоко личную тоску, непонятную другим. Он увидел в них свое отражение – растерянного, хмурого мужчины, непонятно, как и зачем стоящего сейчас на крыльце перед этой бесконечно усталой женщиной. Он отвел взгляд – не хотел видеть себя таким. Не хотел становиться такой, как она.

– Я могу поговорить с вашим сыном? – тихо спросил он.

– Нет, – бесцветно ответила она.

– Вы запрещаете? – удивился он.

– Нет его. Ушел.

– А где он может быть?

– А где могут быть дети в его возрасте? Да где угодно!

– Он же необычный ребенок, вряд ли он сейчас гоняет в футбол с местными ребятами, – укоризненно сказал доктор.

– Вы хотели сказать – больной, а не необычный? Да ладно вам, доктор, называйте вещи своими именами! А где искать Алешу я и правда не знаю. Да и некогда мне, дел по горло!

– Может, дочь знает? – осторожно спросил Луканов.

– Может знает, а может и нет, – пожала плечами Тамара Михайловна. – Да только кто знает, где ее саму черти носят? Вы уж не серчайте, доктор, но у меня щи выкипят.

И, не попрощавшись, женщина захлопнула дверь.

Луканов в задумчивости вышел на пустую дорогу. Легкий ветер гонял пыль по растрескавшемуся асфальту. Было ощущение, что люди здесь давно не живут, словно когда-то здесь случился апокалипсис, и с тех пор деревня стояла мертвой. Но Луканов знал: люди есть. Более того: он был уверен, что за ним наблюдают. Пару раз, пока он шел по пустынной дороге, он замечал, как подергивается занавеска в том или ином окне. Чьи-то опасливые и любопытные взгляды провожали его спину, он чувствовал их почти физически.

Луканов в сердцах ругнулся. Искать мальчика-инвалида в деревне-призраке – пожалуй, самое нелепое занятие в обеденный перерыв врача на новом месте.

Внезапно на дорогу со звонким лязгом выкатилась помятая консервная банка. За ней из-за угла вылетел малец лет десяти, подбежал, и от души приложил банку ногой. Та взметнулась в воздух и, прокатившись по дороге, упала к ногам Луканова. Мальчик замер, настороженно глядя на незнакомца. Он сразу не понравился Луканову – наглый взгляд, вздернутый горделивый нос. Он знал по собственному детству – такие никогда не упустят случая потешить свое эго за счет унижения другого.

Но на то он и доктор, что нужно уметь налаживать контакт со всеми. Луканов размахнулся и метким ударом послал банку к ногам мальчика.

– Держи пас!

Мальчик не обратил внимания на банку.

– Это вы что-ли новый доктор?

– Откуда знаешь? – удивился Луканов. Он мельком глянул на себя со стороны: выглаженная белоснежная рубашка, строгие брюки, налакированные туфли. Его одежда выдавала в нем городского жителя, щепетильно относящегося к внешности, но никак не доктора.

– Так все село знает! – лихо крикнул мальчик. – У нас новости как пирожки разлетаются!

– Может ты, такой смышленый, знаешь тогда где мне найти Алешу Григорьева?

– А чего не знать, знаю! В церкви он. Он всегда там прячется.

– Прячется? – переспросил доктор. – От кого?

– От нас, пацанов деревенских! – ухмыльнулся парень.

– Обижаете, значит, парня? – сощурив глаза, спросил Луканов.

– Да он сам виноват, что сдачи дать не может! Ходит весь такой странный, дерганный…

– А ты знаешь, что у него эпилепсия?

– Мамка говорит он заразный!

Луканов задумчиво глядел на ухмыляющегося пацана. В деревне действительно была зараза, но никак не эпилепсия, а дремучая глупость. И как теперь объяснить этому сорванцу, что он не прав, если его родители убедили его в обратном?

– А сестру его знаешь? – спросил Луканов.

– Лизку-то? Так вся деревня знает! Она же психованная! По лесам одна бродит, как дурочка. Бабки говорят, что она под старой церковью вход в катакомбы нашла… Правда, мы с пацанами сколько искали, не нашли. А эта дурочка смогла!

– Издеваетесь над ней?

Парень промолчал, но по его наглой усмешке и злым глазам все было понятно.

– Тебя как зовут? – спросил Луканов.

– Петька!

– Так вот слушай сюда, Петька. Ты в больницу местную ходишь? Ходишь. Ты же знаешь, что я новый врач, так? Так вот, если я узнаю, что кто-то обижает Григорьевых, я тебе на все лето пропишу такие больные уколы ниже спины, что кушать будешь стоя. И всей деревне про это расскажу, что над тобой все смеялись. Понял?

Улыбка слетела с лица мальчика.

– А чего я-то? Все их шпыняют!

– Значит, всем и передай, – подытожил Луканов. – И Лизу психом называть не смей.

***

Церковь выделялась на фоне остальных домов не столько монументальностью строения – как раз наоборот, она была совсем маленькая, рассчитанная на небольшой приход. Луканов никогда раньше не видел деревянных церквей. Городские храмы не шли ни в какое сравнение со старой часовней, хотя Валерий не считал себя верующим, и потому в богадельнях бывал редко.

Видно было, что за зданием ухаживают, но время брало свое – бревна, из которых была сложена церковь, давно почернели от солнца и дождей, позолота с деревянных крестов на маковке облупилась. У крыльца на солнце прямо в пыли растянулась тощая рыжая кошка, с подозрением поглядывающая на Луканова, словно раздумывая: надо уже убегать или он не представляет опасности и можно еще поваляться на так уютно прогретой солнцем земле?