Все это время его родная дивизия бурлила. В ней постоянно что-то менялось, проходило доукомплектование, прибывала солдатская молодежь, новые офицеры, количество БМП увеличилось настолько, что не успевали готовить механиков-водителей. Дураку было ясно, что скоро последует приказ.

Несмотря на всю секретность, каждый солдат этой мотострелковой дивизии ТуркВО знал о той мясорубке, что шла за недалекой границей с Демократической Республикой Афганистан, населенной, по слухам, отсталыми бедуинами. Однако эти бедуины, которых полагалось раздолбать за несколько месяцев всей мощью СССР, почему-то отказывались сдаваться быстро и без боя. Уже потянулись туда через ближайший аэродром самолеты с припасами, а обратно с «грузом-200». Быстрая операция затягивалась. А вскоре последовал и приказ, согласно которому младший сержант Зарубин, командир отделения, перешел на броне границу у населенного пункта под названием Кушка и оказался вместе со своим полком в окрестностях афганского города Герат.

Здесь он впервые узнал, что такое война. Их полк поначалу нес караульную службу у базы советских солдат, охраняя склады ГСМ, аэродром и сопровождая караваны. Но после активизации «духов», особенно в последние полгода службы, когда ему до дембеля оставалось всего несколько месяцев, мотострелков стали привлекать к налетам на укрепрайоны моджахедов. И тогда он впервые увидел, как воюет спецназ. На смерть своих товарищей, погибавших при обстрелах колонн бронетехники душманами, он уже насмотрелся. Успел и сам подстрелить из автомата нескольких духов. Но то была война позиционная, всем фронтом. Стенка на стенку, кто выживет, тот и победил. В большинстве случаев погибали мотострелки, поскольку хитрожопые афганцы уходили от прямого столкновения с нашей доблестной армией и долбили ее из засады гранатометами и крупнокалиберными пулеметами, подрывали БМП на минах. А, сделав свое дело, растворялись в горах. За полгода эти «необученные пастухи» выбили из строя половину всех машин в полку.

Спецназ же работал точечными ударами, сам уничтожая моджахедов сотнями из засады или нападая на укрепрайоны окопавшихся высоко в горах воинов ислама. Поддерживая спецназ броней и огнем, Кондратий просто влюбился в эти войска и даже в глубине души пожалел, что не был одним из них.

Многие его друзья только и ждали дембеля, чтобы живым вернуться домой. А Кондрату возвращаться даже не хотелось. Он первым вызывался на задания. Дослужился уже до старшего сержанта. Дважды был ранен. Собственная жизнь ему была давно не интересна, его держала на этом свете только жажда мести. Но именно она и требовала вернуться в родную станицу после дембеля и довершить справедливый суд. Тем более что за время службы он окреп еще больше и многому научился, в том числе – хорошо стрелять и драться на ножах.

Но за пару недель до официального дембеля прошло письмо от друзей, едва не заставившее остановиться сердце Кондратия Зарубина. В нем сообщалось, что умер дядя Харитон, а также что милиция накрыла всю банду и посадила ее членов кого на десять, а кого на пятнадцать лет за убийства, изнасилования и хищения. Полетело и все начальство в районе. Оказалось, большинство начальников всех мастей были подкуплены татарской диаспорой. В одночасье Кондрат потерял смысл жизни. Казнить больше было некого, все бандиты, за исключением главаря, которому дали высшую меру, уже сидели в тюрьме. Кондрат чувствовал себя обманутым и неделю пил, едва не попав под трибунал вместо дембеля. Возвращаться в Союз ему было совершенно незачем.

И тут он случайно столкнулся в штабе с офицером из спецназа, который, после короткого разговора по душам – мужик был конкретный – подбросил ему спасительную идею.

– Подай рапорт в военное училище, – предложил ему поджарый лейтенант спокойного вида, – в Киевское общевойсковое. Я сам оттуда недавно. Там готовят офицеров для спецназа ГРУ. Не факт, но если хорошо попросишься, могут опять сюда послать. Похоже, здесь мы застряли надолго, и командиров, да еще с афганским опытом, как у тебя, нужно будет еще немало.

И Кондрат написал рапорт. И его взяли. Оценили афганский опыт старшего сержанта. А потому после законного дембеля отправился Кондратий Львович Зарубин не на гражданку, а в Киев, получать высшее военное образование. Конечно, съездив на могилку дяди Харитона в родную станицу и обнявшись с друзьями.

Четыре года он осваивал теорию и практику военного дела. Из практики он уже кое-что знал – два года в Афгане не пропали даром. Но, как выяснилось, ему были знакомы далеко не все премудрости войны. В училище он поднаторел в изучении карт, узнал, как находить дорогу в любой местности, освоил все виды стрелкового и холодного оружия, научился водить военную технику, – всю, какая только имелась на вооружении советских войск, от «уазика» до танка, даже кое-что из иностранных образцов. Он узнал, почему летают самолеты и вертолеты и как их поднимать в небо. Прыгать с парашютом стало его любимым занятием. Здесь ему объяснили, как проводить диверсионные рейды в тылу врага, брать и колоть «языка», как находить пищу и воду, если закончился сухой паек. И много других премудростей, совершенно ненужных жителям Союза в беспечной гражданской жизни, но абсолютно незаменимых, если ты находишься в чужой стране среди врагов и надеяться можешь только на себя и своих товарищей.

Так пролетело четыре года, занятые интересным делом и полные успехов в обучении. За эти успехи и тягу к обучению командиры регулярно отмечали Кондратия. Но между тем Зарубин не мог пребывать в полной уверенности, что попадет обратно в Афганистан. Никто ему этого не гарантировал. Курсанты поговаривали, что для спецназа есть и другие рабочие зоны. Например, Северная Африка и Египет, где частенько требовались наши советники. А потому, когда последний год обучения был на исходе, без пяти минут офицер Кондратий Зарубин пребывал в нервном напряжении, так как хотел вернуться именно туда. Именно там находился главный источник наркотиков, из-за которых во многом погибла его семья. Ненависть к тем, кто их производит и распространяет, стала частью характера Кондратия. Только там он мог хоть на время избавиться от ночных кошмаров, в которых ему снился обгорелый дом и трупы матери с отцом. Только там он видел себя. В миру ему делать было нечего.

И Кондрату снова повезло. За несколько месяцев до окончания киевского ВОКУ^[21] в расположении училища появился «покупатель» из ГРУ и на собеседовании прямо спросил у Кондрата:

– Вы уже отслужили срочную в Афганистане. А что если родина опять пошлет вас выполнять интернациональный долг?

– Конечно, поеду. С удовольствием!

– Именно «с удовольствием»? – удивился озадаченный «покупатель», немало повидавший на своем веку. Он пристально посмотрел на курсанта Зарубина. Многие рвались родину защищать, но не все лезли в самое пекло.

– Так точно! – уверенно ответил Кондрат. – Я же теперь кадровый офицер. И должен защищать родину там, где прикажут. Уверен, именно ТАМ все мои знания будут применяться по прямому назначению: бить врагов. Меня к этому четыре года готовили!

– Уверены, значит. Ну, что же, – «покупатель» из ГРУ вновь покачал головой, – в вашем случае это весьма вероятно, товарищ Зарубин.

И уехал. Когда учеба закончилась, и Кондрат получил на руки предписание, то сразу понял, что его мечта бить моджахедов сбылась. Обычно в предписании довольно подробно указывалась вся информация по новому месту службы – должность, округ и группа войск. А у него было всего несколько слов: «Поступает в распоряжение ТуркВО». И больше никаких деталей. Лаконичность и туман вокруг нового места службы были неспроста. Но Кондратия это не обмануло. Такое предписание могло означать только одно – Афган.

И вскоре он вновь оказался среди высоких гор Демократической Республики Афганистан, в составе отдельного отряда специального назначения ГРУ, который базировался в районе Мазари-Шарифа. И прослужил там лейтенантом несколько лет, пока не получил очередное звание старшего лейтенанта.

Когда он впервые новоиспеченным офицером появился в районе Мазари-Шарифа, война в была в самом разгаре. И командование начало понимать, что одни мотострелки, охранявшие объекты, караваны и коммуникации, с моджахедами не справятся. Их надо активно бить в своих норах. Чтобы сделать более успешными атаки на моджахедов, к тому моменту в Афганистан уже перебросили два батальона войск специального назначения из состава Туркестанского и Среднеазиатского военных округов. Один из них разместили в провинция Фарьяб, под городом Меймен, а другой получил приказ дислоцироваться в городке Айбак, провинция Саманган. Оба батальона располагались вдоль границы с СССР.

После нескольких месяцев боевых действий стало ясно, что воевать только в одном районе, где сконцентрирована вся военная мощь, бесполезно. Характер войны в Афганистане был совершенно иным. Душманы не шли на открытое столкновение с регулярными войсками врага, а именно к такой войне были приучены тогда спецназовцы. «Духи» вели себя как партизаны, всегда избегали лобового удара, действуя из засады. Они были разбросаны по всей стране и прятались в высокогорных укрепрайонах, взять которые без артиллерии, бронетехники и даже авиации не представлялось возможным. В Союзе же подразделениям спецназа бронетехника тогда еще не полагалась. Почему-то считалось, что для выполнения заданий командования, к которым спецназ готовился дома, она была просто не нужна. Но здесь нападать на хорошо защищенные караваны или укрепрайоны без поддержки брони только с одним автоматом Калашникова было самоубийством. В результате оба прибывших батальона не могли воевать так, как их учили отцы-командиры. Пришлось на ходу вносить коррективы и набираться опыта, благо поучительных примеров было хоть отбавляй. Моджахеды долбили наши транспортные караваны на всех горных дорогах, часто уходя без потерь.

В начальный период войны, который Кондрат застал лишь частично, моджахеды, по рассказам бывалых офицеров из новых знакомых старшего лейтенанта, вооружены были плохо и действовали еще довольно вяло. Оружие у них было старое, попадались даже допотопные музейные ружья типа «Лэнсфилд» времен Первой мировой или захваченные у советских солдат автоматы Калашникова. Но года через три – Кондрат как раз постигал азы офицерской подготовки – действия неграмотных пастухов стали слаженными, а вооружение резко изменилось. Потянулись в горы караваны лошадей и верблюдов, груженные современным оружием. У душманов появились тяжелые пулеметы ДШК и даже «Стингеры», за которыми потом несколько лет охотилась наша разведка. Авиация ограниченного контингента стала нести потери от неграмотных крестьян. «Джихад» вошел в активную фазу. В общем, душманы стали напоминать хорошо тренированные отряды боевиков. И за всем этим чувствовалось рука США, активно помогавших моджахедам, которых они раскрутили на весь мир как борцов за свободу. О том, что эти борцы торговали со всем миром наркотиками, подсадив его на иглу, американцы умалчивали.

Под Мазари-Шарифом Зарубин служил до 1985 года, набираясь командного опыта, оттачивая методы нападения на караваны и укрепрайоны душманов. А потом, в разгар войны, его перевели в провинцию Кунар, самый восточный район дислокации советских войск, где в горах по данным разведки скопилось более семи тысяч «духов». Новым местом службы стал Асадабад, 334-й ООСпН охотников за караванами, именовавшийся для секретности как «пятый отдельный мотострелковый батальон». Здесь Кондратий Зарубин третий год тянул лямку, дослуживал последние деньки перед получением капитанских погон. Но не звания его волновали. По всем признакам война подходила к концу, а это Кондрата совсем не радовало. В отличие от других офицеров и простых солдат, он не знал, что будет делать в мирное время.

– На море рванешь? – переспросил Зарубин, выныривая из глубин памяти и с удивлением рассматривая пустую миску из-под борща, рядом с которой заботливый повар поставил другую с ароматным пловом.

– А что, и рвану, – подтвердил Терехин, уже добивавший свою порцию плова, – окунусь в Черное море и разлягусь на песочке, как морская звезда…

Капитан Терехин даже прекратил есть на мгновение, представив эту идиллическую картину.

– Ладно, Кондрат, – вдруг перешел он на деловой тон, опускаясь с небес на землю, и обернулся к Зарубину, – давай доедай, и пойдем в штаб. Нас Стеценко заждался. Приказал быть обоим. Похоже, вместе мы с тобой на новое задание пойдем, товарищ «капитан».

– Новое задание? – встрепенулся Кондрат, принимаясь за плов. – Это хорошо.