Глава четырнадцатая
Васька Волк

Кондрат, к неудовольствию верного приказчика, сделал знак Захару и остальным молодцам оставаться в седлах, а сам вошел внутрь один, без охраны. Кузнец, вместе с двумя подмастерьями, последовал за ним. Здесь было жарко, как и следовало быть в кузнице. У огня лежала раскаленная заготовка для топора, рядом еще одна. По замшелым бревенчатым стенам были развешаны щиты, мечи, луки и копья. В углу насыпана целая гора подков. На лежанке вдоль стены ворох тряпья, похоже, служивший кузнецу постелью.

– Подмастерьев своих прогони пока, – спокойно, без нажима в голосе, сказал Кондрат, разворачиваясь спиной к огню.

Кузнец удивился еще сильнее. Бояре обычно себя вели иначе. Поэтому он не стал спорить и жестом удалил всех подмастерьев из кузни. Двое вышли и замерли у входа на почтительном расстоянии. Третий неожиданно возник из темного угла, как привидение в лохмотьях, и, прокравшись мимо боярина, молча присоединился к остальным.

Оставшись, наконец, один на один с этим странным кузнецом, Кондрат перешел к делу.

– Ты знаешь, кто я?

– Знаю, – разочарованно кивнул Васька, – боярин Евпатий.

– А что со мной приключилось, слыхал?

– Слыхал, что медведь тебя порвал. Думал, уже отпели тебя.

– Многие так думали, – кивнул Кондрат, не торопясь осматривая кузницу, – только выжил я.

Умолк боярин. Помедлил немного, вперив взгляд в кузнеца, словно хотел прощупать его своим взглядом, узнать все тайные мысли и понять, можно ли ему доверять. Наконец, вновь заговорил:

– Кузнецы мои рассказывают, что ты удалым бойцом был когда-то. С караванами купеческими за моря ходил. А еще раньше с разбойниками знался. Правда ли это?

– У всякого своя правда, – ушел от прямого ответа Васька, в глазах которого Кондрат читал непонимание и даже недоверие. Не уразумел еще кузнец, зачем пришел к нему этот странный боярин и завел туманные разговоры. Но и боярин таких странных кузнецов еще не видел.

– Так был ты бойцом или нет? – первым не выдержал Кондрат.

– Был, – не стал на этот раз юлить и ерничать Васька, зло сверкнув глазами, – караваны византийские грабил с товарищами моими, в атаманах ходил, много добычи взял. Да истлело уж всё. Прогулял. За мою голову тамошние богачи бочонок золота давали. А мне все нипочем. Не люблю я купцов. Да и золото не люблю. Мне другое надобно. Теперь вон кузню открыл. Ну, услыхал, что хотел?

Он вдруг умолк, словно сказал лишнего, но этого Кондрату хватило. Боярин сумел-таки разговорить «кузнеца».

– Так что, если ты судить меня пришел, боярин, – усмехнулся Васька, – по каким старым делам, то – забудь. Я один всех твоих молодцов на ремни порежу, а тебе глаза выколю, только дернись. Хоть и не богатырь с виду. А парни мои добьют, кого скажу. Они у меня шустрые, не смотри, что малые с виду. А потом ищи-свищи меня по лесу. Я как ветер. Раз и нет меня.

– Не судить я пришел тебя, – объявил Евпатий, – а учиться.

– Учиться? – переспросил Васька Волк, удивлению которого не было предела. – В кузнецы что ль решил податься? Забудь. Не боярское это дело.

– С тех пор как медведь на меня напал, я почитай месяц в беспамятстве пролежал, – начал излагать Кондратий свою легенду, – сны странные видел. А как очнулся, да силы стали возвращаться, вдруг понял, что на мечах биться разучился. Позабыл почти всё, хотя ранее первейшим бойцом был. Князя спас, а сам теперь потерялся.

Боярин шагнул вперед, приблизившись к ошарашенному кузнецу.

– Мне без такого умения никак.

Тот стоял не шелохнувшись, скрестив жилистые руки на груди, а на лице его было какое-то потерянное выражение. С недоверием смотрели холодные глаза кузнеца на боярина.

– Так ты ко мне, бывшему атаману разбойников, боярин княжеский битве на мечах приехал учиться? – ухмыльнулся Васька. – Забавно.

– Может, и так, – согласился Кондрат, которому сейчас совсем не хотелось улыбаться, – только мне не забавно. Скоро в деле ратном себя показать надо будет, а я клинком взмахнуть могу, да и только. А биться как следует – нет. Времени у меня мало. Поможешь – озолочу. Но только дело это между нами остается. Молчать будешь до конца дней своих, иначе сам удавлю, и лес тебя не спасет. Отыщу. Сил у меня хватит, знаешь.

– Так ты в такую глушь от позора забрался? – вдруг расхохотался бывший атаман. – Чтоб дружки твои, бояре, до поры не сведали. Теперь понятно, чего так тянул.

Кузнец подошел к огню и пошевелил заготовку, засунув ее в угли поглубже.

– Ну что же, – кивнул он, – горю твоему помочь можно, боярин. Только время на тебя потрачу свое, а у меня заказ висит. Купцу Рекину обещал топоров наделать. А я обычно сроки держу. Так что сейчас дашь кошель с золотом, а спустя седмицу еще столько же.

– А хватит седмицы-то? – усомнился Кондрат.

– Если ты бойцом был, да голова прохудилась – руки вспомнят, – рассудил бывший атаман, сжав и разжав кулак, а затем поднимая вверх раскрытую ладонь, – они все помнят. А если за этот срок не вспомнят, то и вспоминать нечего. Навсегда таким останешься. Видел я бойцов, память потерявших. Это – к бабке не ходи.

Замолк вдруг бывший атаман, будто припомнил что-то.

– Только с тобой больно странно вышло, – произнес Васька Волк, словно заподозрив подвох и бросив быстрый взгляд на боярина, – память обычно от тяжкого удара теряют. А тебя медведь лишь немного порвал да бросил… голову вовсе не трогал. И говоришь ты как-то… Может, не медведь это был вовсе, а, боярин? Или ты мне сказки рассказываешь?

Кондрат молчал, не зная, что ответить этому прозорливому атаману, нутром чуявшему обман.

– Ну, да мне все равно, – не дождавшись ответа, добавил Васька, отводя свой пронзительный взгляд. – Я ничего и никого не боюсь. Ни на том, ни на этом свете. Как порешим?

Кондрат подумал немного и кивнул, словно очнувшись.

– Хорошо, пусть будет седмица. Я с собой доспехи привез и оружие.

– Без надобности. Обратно отправишь. Найду я тебе оружие. Вон, видишь, его здесь сколько.

Кузнец помолчал немного, обдумывая свои следующие слова.

– Жить все это время здесь будешь. На хлебе и воде, – сообщил кузнец боярину условия, как отрезал, – бугаев своих обратно в город отправь с приказчиком, ни к чему они мне. Пущай через семь дней возвращаются за тобой с остатним золотом. А там – если захочешь, исчезну я, и никто про меня не вспомнит, а про тебя не узнает. Уговор?

На мгновение Евпатий напрягся, прикидывая варианты, – один в лесу с атаманом разбойников и его подмастерьями. Этому Ваське, похоже, на тот свет человека отправить за пригоршню монет раз плюнуть. А то и просто ради удовольствия кровь пустить. Но выхода не было. Сам напросился. Значит, придется рискнуть.

Кондрат отвязал от пояса кошель с золотом и кинул его кузнецу.

– Уговор.

А сам вышел на свет и, обведя взглядом своих охранников, объявил Захару:

– Я остаюсь здесь погостить. Один. Через семь дней вернешься за мной и привезешь кошель с золотом.

Услыхав такой приказ, Захар даже опешил.

– Здесь? С этими разбойниками? – он даже свесился с седла, наклонившись к собеседнику. – Побойся бога, Евпатий Львович, я тебя одного не оставлю. Тебе еще в Чернигов ехать с княжеским подарком. А вдруг эти лиходеи…

– Делай, что велено, – повысил голос боярин. – Уезжай не медля. А за меня не бойся. Делами займись. Через семь дней вернешься. Если что, знаешь, где искать.

– Воля твоя, боярин, – поклонился Захар и, сверкнув глазами в сторону ухмылявшегося в сторонке кузнеца, медленно увел отряд по тропе обратно к речке Проне. Пока кони осторожно переступали копытами по узкой тропинке, приказчик еще дюжину раз успел обернуться.

Когда все его люди уехали, и боярин вновь остался один на один с кузнецом, на поляне ненадолго воцарилась тишина, прерываемая лишь пеним птиц. Кондрат, прищурившись, посмотрел на солнце, едва проглядывавшее сквозь вершины могучих сосен, хотя времени было уже больше полудня. Место здесь было глухое и тихое. Словно бы созданное аккурат для разбойников, чтобы дела свои делать тайно, подальше от людского глаза. И зачем доброму кузнецу здесь кузню строить? Но сейчас Кондратию как раз такое место и было нужно. Он ведь приехал учиться на мечах биться, а про все остальные умения боярина, который тоже мог удавить человека двумя пальцами или играючи все кости переломать десятку неподготовленных мужиков, кузнецу до поры знать было не нужно. Кондрату, конечно, еще ни разу не выпадал случай в новой жизни проверить свои умения в рукопашном бою, но был уверен – все помнит.

– Ну, когда начнем? – прервал он затянувшееся молчание.

– А прямо сейчас и начнем, – сообщил Волк, направляясь в кузницу, – времени у тебя мало, так ведь говорил? Тогда чего тянуть. Снимай свой кафтан, быстро замажешь. Да меч свой отцепи, а то сам себя заколешь, не ровён час. Пока на палках сразимся.

Кондрат послушно отцепил меч от дорогого пояса, сделанного из цепочки и металлических пластин, разукрашенных драгоценными камнями.

Снял ездовой ферязь, оставшись в кафтане, обшитом золотой нитью. Бросил ферязь и шапку на траву под ближайшей сосной. Пока Кондрат без посторонней помощи – слуги-то все уехали – разоблачался, стягивая с себя верхнюю одежду, атаман пропадал в кузнице.

Вернувшийся назад Васька Волк тоже переоделся. Скинул в кузне кожаный фартук и надел легкий доспех – рубаху из лоскутов кожи с короткими рукавами. Держал Васька в руках два деревянных меча, похожих на свежеструганые палки, и копье с тупым наконечником.

– Посмотрим, на что ты годен, боярин, – сказал он, кидая один из мечей Кондрату, а копье пристраивая к ближайшему дереву.

Бывший атаман постоял немного, переминаясь с ноги на ногу и словно соображая, с чего начать обучение.

– Жаль одежку портить, – как бы сам себе сказал кузнец и неожиданно нанес колющий удар в грудь.

Кондрат хоть и ждал чего-то подобного, но удар пропустил. Он только начал поднимать руку вверх, как уже ощутил боль в груди, да такую, что дыхание перехватило. Удар пришелся в самый центр, туда, где находились едва затянувшиеся раны. Боярин поневоле согнулся, резко дернувшись, и кафтан с треском порвался.

– Ну, вот ты и мертвец, боярин, – сообщил ему бывший атаман, отступая на шаг, – один удар и все твое – мое.

– Погоди праздновать, – только и сказал Кондрат, сплюнув от досады.

Он перевел дух и сам бросился в атаку, стремясь нанести сокрушительный удар сверху в голову. Но кузнец ловко, без видимых усилий, отбил удар, сделав шаг в сторону и оказавшись у Кондрата за спиной. А потом со всего маху врезал палкой по спине боярину, аккурат чуть выше поясницы, а потом добавил по коленям. Кондрат взвыл от боли, ноги подогнулись, он качнулся вперед и, споткнувшись, упал на колени.

– Вставай, боярин! – услышал он издевательский голос сзади. – Негоже тебе передо мной, Васькой-убогим, на коленях стоять да шапку ломать. Не ровён час, дружки твои увидят, как я тебя лупцую.

– Ничего, потерплю, – пробормотал Кондрат, поднимаясь на ноги. Обут он был в свои мягкие красные сапоги, – главное, чтобы твои дружки не увидели, как я тебя сейчас взгрею.

И снова бросился в атаку.

На этот раз он нанес удар с боку по ребрам, но кузнец отразил его, затем второй снизу, потом сверху, еще и еще. Кузнец не отвечал, лишь оборонялся, уворачиваясь и отбивая все удары. Делал он это, не сходя с места, словно многорукий бог. Несколько раз в этой драке на мечах-палках Кондрат получил больно по пальцам и едва не выронил оружие, взвыв. Было бы это в реальном бою, остался бы без пальцев. Но боярин стерпел, продолжая атаковать и наносить удары один за другим. До тех пор, пока сам не пропустил-таки единственный неожиданный удар прямо в лоб. Да так, что у него в ушах зазвенело. Боярин прекратил атаку и выронил палку, закачавшись. В ушах стоял звон, а перед глазами летали черные круги.

– Ну, – неожиданно с легким удовлетворением сказал кузнец, глядя, как Кондратий потирает ушибленный лоб, – кое-что ты все-таки помнишь, боярин. Видать, и правда бойцом был когда-то. Слабенько, правда, помнишь. Но и то ладно. А головушку мы тебе сейчас вправим.

Кондрат и сам ощутил за время этой атаки, что его руки вдруг стали наносить удары чуть точнее. Будто бы медленно, шаг за шагом, боярин вспоминал давно забытое искусство. Он с удивлением посмотрел на свои разодранные в кровь ладони, которые, по его разумению, раньше могли только хорошо метать ножи и стрелять. Ну, и еще кое-что, а этих краях пока невиданное.

– Лови!

Васька подбросил прислоненное к сосне древко копья Кондрату, который едва успел его поймать.

– Теперь, боярин, попробуем освежить твою память копьем. Нападай на меня!

Кондрат схватил копье двумя руками и стал медленно приближаться к противнику, который стоял спиной к сосне и был вооружен лишь «мечом». Слева и справа от кузнеца тоже росли крепкие сосны, прикрывавшие его с боков. Кондрат уже знал, что кузнец не так прост, а потому выжидал момент, когда тот расслабится и чуть опустит деревянный меч. Но этого не происходило, и боярин понадеялся лишь на длину копья и свою ловкость.

Наконец он решил, что пора, и нанес удар в плечо. Копье скользнуло в сторону по деревянному мечу, а тот мгновенно вновь прилетел в лоб боярину. Из рассеченной брови потекла кровь.

– Не зевай, – напомнил кузнец, – не можешь достать грудь, бей в ноги.

Вытерев грязной рукой кровь, стекавшую по лицу, Кондрат нанес второй удар в пах. И снова копье ушло в землю, а он получил от своего учителя ответный удар в грудь, еще больше разорвавший кафтан, из-под которого уже было видно исподнее. Боль стеганула по груди, вновь начала сочиться кровь. Боярин застонал, но тут же стиснул зубы, стараясь не показывать, что старые раны еще тяготят. Вместо этого он перехватил копье покрепче и шагнул вперед, осторожно приближаясь к противнику.

Кузнец тем временем чуть шагнул в сторону, став спиной к озеру. Теперь солнце светило ему в левый глаз, а кромка воды находилась в паре шагов за ним. Деревьев по бокам больше не было. Разъяренный Кондрат, казалось, получил место для маневра и рванулся вперед. Он нанес один за другим три коротких удара. Два обманных – в левое и правое плечо, оба были отбиты, а третий основной, в который он вложил всю силу, решив во чтобы то ни стало пробить оборону противника и поразить его в живот. Но тут случилось неожиданное. Плясавший на месте кузнец в последний момент вдруг отпрянул в сторону, и боярин с разбега ухнул в озеро, подняв тучи брызг. Лесное озеро оказалось глубоким, с обрывистым берегом, а вода холодной. Намокший кафтан потянул вниз. Кондрат еле выбрался на берег под дружный хохот подмастерьев.

– На коне воевать, боярин, конечно, сподручнее, – подытожил атаман, за шкирку вытягивая продрогшего Кондрата из озера, как котенка, – но и так нужно уметь. Если коня убили, а ты оземь шваркнулся. Как выживать будешь в драке с пешими? То-то и оно. Все уметь должен.

Никогда еще Кондрат Зарубин не чувствовал себя таким уязвленным. Какой-то кузнец сделал его как ребенка. Его, офицера спецназа. Позор придал Кондрату сил, он вскочил на ноги и перехватил мокрое копье покрепче, вновь хотел броситься в атаку, но кузнец остановил его жестом.

– Стой, боярин, – приказал атаман, ухмыльнувшись в бороду, – на сегодня закончим палками махать. Хватит с тебя. Передохни немного, а потом я тебе другое задание дам.

Измученный и мокрый боярин в разорванном кафтане, с которого стекала вода, отбросил деревянное копье, сел на корточки и прислонился к сосне. Так он просидел довольно долго, переводя дух, ощупывая саднившую грудь, лоб и сплевывая кровь из рассеченной губы. Разглядывая окрестности лесного озера, Кондрат замерз окончательно. Поскольку переодеться было не во что. Собираясь сюда, он как-то не подумал, что придется купаться в озере.

Тут из кузницы опять появился бывший атаман. На сей раз он нес какую-то тяжеленную оглоблю или коромысло, с крюками на концах.

«Чего это он удумал, – пронеслось в ушибленной голове боярина, – дубинами, что ли, драться будем? Так мы только поломаем друг друга, а до клинков не скоро дойдем».

Но его опасения оказались напрасны. Перед ним было просто коромысло. И этот снаряд, как выяснилось вскоре, идеально подходил для лечения памяти и продолжения тренировок.

– Вон там два ведра стоят, – как бы между делом сообщил Васька, махнув рукой в сторону топкого берега у кузницы. – Набери воды, подвесь. Сапоги свои красные здесь скинь и давай бегом вокруг озера. Ты беги меж деревьев и уворачивайся от них. Мальцы мои за тобой следом пойдут, да присматривать будут. Остановишься – палкой по пяткам получишь. И так до захода солнца.

Васька ухмыльнулся, показав карзубый рот.

– Да смотри, боярин, воду мне не расплескай. Все, что назад принесешь, на ужин тебе пойдет. А более того не дам.

Кондрат глянул на озеро, из которого только что вылез.

– Тебе чего, воды не хватает?

– Боярин, – перешел на доверительный тон бывший атаман разбойников, – ты учиться приехал? Золото платил? Значит, делать будешь все, что я скажу. Всю седмицу. И, не будь я Васька Волк, я тебя заставлю вспомнить всё. Даже то, чего ты и не знал. Иначе хоть сейчас поезжай домой. Только, извини, золото я назад не отдам.

– Ладно, – кивнул, вставая, Кондрат, – давай свое коромысло.

Он снял сапоги, сходил за водой и, прицепив ведра, водрузил весь этот груз себе на шею, которая и так уже саднила от скользящих ударов. А затем побежал. И вскоре проклял этот «курс молодого бойца», на который сам же и напросился. Но прав был атаман, раз уж приехал учиться – терпи. Он и сам так воспитывал солдат в прошлой жизни. А теперь ему вновь выпало попасть в «молодые».

Весь остаток дня до самого заката боярин по приказу атамана бегал с ведрами вокруг озера, разрабатывая спину. Уворачивался ото всех встречных веток, продирался меж стволами сосен. Разодрал себе ноги в кровь, чуть глаз не выколол, несколько раз падал на колени, чудом не опрокинув ведра, и тут же получал по пяткам. Выл от боли, боролся с желанием придушить шедших по следам подмастерьев кузнеца и самого атамана, но скрипел зубами, вставал и пер дальше, напролом. Когда он сделал уже десяток кругов, протоптав заметную тропинку, солнце стало быстро закатываться и вскоре окончательно скрылось за раскидистыми кронами сосен.

Еле переставляя ноги в сумерках, боярин в разодранном кафтане и штанах дополз до кузницы и опустил рядом с собой на землю коромысло. Сидевший на пеньке у входа Васька Волк глянул на ведра. В каждом вода едва скрывала дно.

– Расплескал-таки, – произнес атаман, делано огорчившись, – ну, не обессудь, боярин. Это все, что ты выпьешь на ночь. Как договаривались.

Он обернулся куда-то в сторону и крикнул:

– Эй, Митяй, дай-ка ему кусок черствого хлеба на закуску.

Но и этой пище Евпатий был несказанно рад. Он сел прямо на землю, прислонился к бревенчатой стене, что еще хранила тепло от огня, и быстро проглотил кусок заплесневелого хлеба, запив озерной водой прямо из ведра.

– Спать иди, – смилостивился атаман, – кучу тряпья на лежанке у стены видел? Это твоя постель. Окажу тебе почет, как боярину. А я в землянке лягу. На рассвете продолжим, если жив будешь.

Не помня себя от усталости, Кондрат забрал свои сапоги, ездовой ферязь и меч, провалявшиеся под деревом полдня. Затем дополз до жесткой лежанки и рухнул на нее в изнеможении, не снимая мокрой одежды. Боярин бросил меч и ферязь прямо тут же, на земляной пол. Воняло в тесной кузне ужасно, но зато здесь было тепло и сухо, а в печи еще тлели уголья. Большего наслаждения Кондрат не испытывал за всю свою жизнь. Едва он растянулся в длину, расправив усталую спину, как провалился в глубокий сон.