– Что? – Седьмой издевательски хохотнул. – Ты меня слушал или нет? Воевать с покойниками я не собираюсь, да и смысла в этом никакого. Их уже укокошили, а им хоть бы хны! Нет, братцы, это ж чистой воды самоубийство, после которого мы… мы станем такими же.

– Вряд ли, – встрял Жонглер. – Наши мертвяки не поднимались. Только еретики.

– Точно, – подтвердил Пырей. – Только еретики. Навеки прокляты!

– Дело не в проклятии, – сказал Вдовоёб. – Им помогает их святой. Я не знаю, какой именно. Не очень разбираюсь.

– Лже-святой, – поправил Чистоплюй.

– Лже-святой, – без колебаний согласился Вдовоёб. – Конечно.

– А нам?! – не отступал Седьмой. – А нам кто помогал? Где Гюнтер Знаменосец, мать его в… – он осекся, покосившись на каменное лицо Чистоплюя. – Где Святой Рэв? Туман продержался недолго – я когда перну, и то больше тумана бывает.

Ржавый Курт с Жонглером усмехнулись нехитрой шутке, а Чистоплюй вздохнул и принялся объяснять, терпеливо и вкрадчиво, словно капризному ребенку:

– Туман и не должен был прятать нас. Задача стояла простая – добраться до врага, связать его боем, отвлечь на себя. Задачу мы выполнили. Даже несмотря на бессмертие, еретики не выдержали и сами же сломали свой строй, влепили баталии в правый борт, подогнав пикинеров с левого фланга. С минуты на минуту туда вцепятся наши основные силы.

– Все идет по плану, – сказал Вдовоёб. – Верно?

– Не сомневайся. Еретики были бы уже обречены, если б умирали, как обычные люди. Вот для решения этой проблемы как раз и избрали нас.

– Кто избрал? – спросил Жонглер.

– Понятия не имею, – пожал плечами Чистоплюй. – Может, Гюнтер Знаменосец. Может, кто-то еще. Но мы уцелели в мясорубке и попали сюда не просто так. На нас возложена миссия – остановить грандиозное святотатство, творящееся сейчас на поле боя. У еретиков наверняка должен быть алтарь где-то в тылу. Мы пройдем туда по окраине леса, найдем алтарь и уничтожим его.

– И как же мы это сделаем? – Седьмой улыбался, но глаза его были полны ярости. – Небеса помогут, да?

– Да, – сказал Чистоплюй. – Ибо ереси Вольных Экзархатов есть испытание веры, ниспосланное Великими Святыми, дабы люди могли кровью своей смыть грехи предыдущих поколений…

– К дьяволу проповеди! – Седьмой махнул рукой. – Оставь их вон для Грача! Меня этим бормотанием не проймешь. Не для того я только что выбрался из преисподней, чтобы снова туда возвращаться.

– Тебе некуда идти, – сказал Вдовоёб. – Вглубь леса лучше не соваться.

– А вот рискну. Попытаю счастья. Нечисти этой лесной я еще в глаза не видывал, а на восставших мертвяков уже насмотрелся. Хватит.

– Никуда ты не пойдешь, – сказал Чистоплюй.

– Не тебе меня останавливать, старик. Еще как пойду – и пойду не один! Кто со мной, ребята? Кто не хочет обратно в лапы нежити?

– Я с тобой, – сказал Жонглер.

– В лесу страшно, – сказал Пырей, и Маркиз торопливо закивал, соглашаясь. – Но снаружи страшнее.

– Видишь? – торжествующе ощерился Седьмой. – Давайте-ка разделимся. Мы с парнями пойдем своей дорогой, а вы отправляйтесь искать тот ебаный алтарь, и да пребудет с вами благословение всех ма…

Он не договорил. Чистоплюй шагнул к нему, замахиваясь цвайхандером. Седьмой, захваченный врасплох, успел лишь отшатнуться да схватиться за рукоять кацбальгера. Лезвие двуручника, описав в воздухе красивую изогнутую дугу, ударило его в правую ногу, чуть ниже колена – и, пройдя ее насквозь, вонзилось в левую икру.

Седьмой начал орать, только упав на землю. Хвоя под ним стремительно окрашивалась красным. Зольднеры застыли, пораженные внезапностью случившегося. Маркиз с Пыреем потянулись было к оружию, но перед ними возник Вдовоёб с обнаженным мечом и гнилой ухмылкой, и аркебузиры тут же передумали вмешиваться.

Чистоплюй деловито обошел Седьмого, не спеша примерился и одним ударом отрубил ему голову, прервав пронзительные вопли. Затем тщательно вытер мокрым рукавом лезвие цвайхандера и повернулся к соратникам.

– Никто не дезертирует, – спокойно сказал он. – Битва все еще идет, и мы по-прежнему в ней участвуем. До победы или поражения, как сказано в уставе. Ясно?

– Ясно, – хором отозвались бойцы. Маркиз с Пыреем – громче остальных.

– Наш отряд проберется в тыл врага, найдет источник поганого еретического кощунства и положит ему конец. Командовать отрядом буду я. Кто откажется повиноваться, оскоплю. Ясно?

– Ясно!

– Вот и славно. Тогда в путь, нечего тут прохлаждаться, пока наши братья гибнут.

Вдовоёб забрал у Седьмого кацбальгер, отдал Грачу. Обмотанная кожей рукоять была липкой от крови предыдущего хозяина. Избранные небесами воины, то и дело спотыкаясь, угрюмо побрели через подлесок меж великанских сосен. Первым шагал Чистоплюй, замыкал Вдовоёб – оба с цвайхандерами на плечах.

Битва гремела справа – совсем рядом, но словно бы в ином мире. Звон стали, выстрелы аркебуз, барабанный бой, крики раненых и умирающих добирались сюда единым, нераздельным гулом. Если присмотреться, то сквозь пелену дождя за деревьями можно было различить пестрые знамена, под которыми шевелилась густая людская масса: шлемы, береты, перья, пики и клинки. Грач предпочитал смотреть в другую сторону.

Потому он и стал первым, кто заметил склеп. Неподалеку от их маршрута из зарослей поднималась покрытая мхом двускатная крыша, конек которой украшала сгнившая деревянная статуя. Черты ее уже нельзя было разобрать. Под статуей в бревенчатой стене чернел прямоугольник входа. Этой крыши хватило бы, чтобы накрыть богатый купеческий дом. Или деревенский храм. Зольднеры сбились в кучу, разглядывая сооружение.

– Не знаю, стоит ли туда соваться, – сказал Чистоплюй с подозрением. – Бьюсь об заклад, перед нами святилище еретиков.

– Вот именно! – сказал Вдовоёб. – Может, внутри есть то, что поможет понять, с чем мы имеем дело на поле боя. И еще, – он понизил голос. – Это место являлось мне во сне.

– Во сне?

– Несколько ночей подряд. Раньше не придавал значения, но сейчас увидел – и сразу узнал. Это знак свыше, дружище. Никак иначе.

– Хорошо, – нехотя согласился Чистоплюй. – Загляни. Только быстро. И захвати с собой Грача на всякий случай.

– Да, командир.

Вдовоёб подошел к строению первым и без всяких колебаний скрылся в черной могиле входа. Грач замешкался на пороге, вглядываясь в густую темноту. Из нее веяло плесенью, прелым подземным холодом. Невероятной, невозможной старостью. Что-то зашевелилось в глубине, из мрака вынырнул Вдовоёб.

– Чего застыл? – недовольно пробурчал он. – Здесь даже факелы оставили.

К тому моменту, как Грач спустился по скрипучей лестнице, Вдовоёб уже разжег огонь.

Свет факелов выхватывал из темноты осклизлые бревна стен. Грач двинулся вдоль правой, держа наготове кацбальгер, Вдовоёб пошел по левой стороне.

На первый костяк Грач наткнулся уже через несколько шагов. На скелете был ржавый ошейник, от которого к вбитой в бревно скобе тянулась короткая цепь. Грач содрогнулся. Незавидная смерть – в склепе посреди леса. Приглядевшись, увидел борозды, выцарапанные вокруг скобы – несчастный скреб ногтями дерево, пытаясь освободиться.

– Что это за дерьмо? – крикнул Грач Вдовоёбу.

Тот повернул к нему косматую голову, в отблесках пламени сверкнули стальные клыки:

– Если я все правильно понял, мы с тобой сейчас в храме Святой Крапалии. А у стен – ее мужья. Их тут должно быть семь или вроде того.

– Мужья?

– Символические. – Вдовоёб присел возле другого скелета, выудил из рукава короткий нож и принялся ковыряться в ошейнике.

– А что все это значит, позволь спросить? – Грач пошел дальше, считая костяки.

Вдовоёб хохотнул, и эхо его смеха ударило по ушам.

– Это значит, что положение наше незавидное. Еретики нашли склеп и присягнули Святой Крапалии. Потому теперь и оживают.

Грач нахмурился. Обойдя склеп по периметру, он вернулся к Вдовоёбу, который все еще ковырялся со своим скелетом. Всего выходило семеро мертвецов.

– Кто такая эта Крапалия?

Вдовоёб покачал головой:

– Не просто Крапалия, а Святая Крапалия. Святая Крапалия Плакальщица, приветствующая усопших, белая вдова Гаргантских Высот. Всегда полезно знать врага в лицо. Иначе воевать приходится вслепую. Улавливаешь? Я собираю все, что могу, о лже-святых, и лишь поэтому еще жив. Помню, попался мне один еретический капеллан…

– Подожди, – перебил Грач. – Давай сперва про Крапалию, а потом уже байки.

– Никаких баек. Тот капеллан мне о ней и рассказал. После своей порции бодрящего раскаленного железа, разумеется. Ее церковь мертва уже много лет. И даже среди еретиков считается еретической. Ну-ка, посвети сюда.

Грач опустил факел. Вдовоёб рассоединил половинки ошейника. Костяк повалился на пол. Поднявшись, Вдовоёб сказал:

– Найди камень какой-нибудь, – и сам двинулся прочь, внимательно глядя под ноги.

Грач принялся за поиски.

– Так что там с Крапалией? – напомнил он спустя пару минут.

– Святой Крапалией, – донеслось из-за спины. – Она была замужем за графом, и его убили. То ли во время междоусобицы какой, то ли во время бунта. Крапалия ушла в отшельничество на Гаргантские Высоты. Она молилась, чтобы ее горе осталось лишь ее горем, и ни одна другая женщина не испытала подобной потери. Но время шло, а ничего в мире не менялось. Тогда Крапалия обратила свои мольбы к лже-святым, и те ответили.

– Да ну!

– Она обрела силу поднимать мертвых, – сказал Вдовоёб, с камнем в руке направляясь к освобожденному скелету. – После такого у нее, разумеется, появились последователи. Воины, сопровождавшие Крапалию, назывались ее мужьями. Не знаю, был это просто титул, или… в любом случае, все закончилось довольно быстро.

– Как?

– Неизвестно, – Вдовоёб опустился на одно колено у костяка и положил рядом камень. – Говорят, будто Крапалию заточили в глубинах храма на берегах Гарганта, но в катакомбах до сих пор ничего не нашли. Еще говорят, будто ее вместе со всеми последователями заковали в цепи, посадили на корабли, а корабли те затопили то ли за Сутулым мысом, то ли у Селедочной Ямы.

Рассказывая, он взял в обе руки череп и шарахнул им об камень. Раз, другой, третий. Череп треснул, и Вдовоёб, умостив его на камне, загнал в образовавшуюся щель нож:

– Только все эти истории – ложь.

– Почему? – спросил Грач, наблюдая, как Вдовоёб водит клинком из стороны в сторону, все глубже загоняя нож.

Череп хрустнул и разделился на две половины.

– А потому, – сказал Вдовоёб, выуживая из нутра черепа темный шарик, похожий на каплю застывшей смолы. – Потому что до сих пор кое-где находят дары Небес и храмы самой Крапалии с частями ее мощей. Посмотри! – и он протянул половину черепа Грачу.

Грач взял осколок, заглянул внутрь и тут же отбросил в сторону. Стенки черепа оказались угольно-черными внутри.

– Здесь был ее храм, сынок, – сказал Вдовоёб, убирая нож. – А вон там, – он указал рукой в центр склепа, – стоял ее алтарь, который эти ублюдки отсюда вытащили. Полагаю, там покоилась частица мощей, и теперь она у противника.

Грача впервые в жизни стошнило от накатившего страха. Вдовоёб сочувственно похлопал его по спине, протянул сухарь:

– На, заешь, а то еще и сдохнешь с пустым животом.

Чистоплюй встретил их угрюмым, усталым взглядом. С обвислых усов падали крупные капли, а рукава дублета обмякли, напитавшись влагой. За ним, озираясь по сторонам, теснились остальные бойцы.

– Ну? – спросил Чистоплюй. – Какие новости?

– Дерьмо новости, – ответил Вдовоёб, жуя полоску вяленого мяса. – Это склеп Святой Крапалии, и наши друзья, – он кивнул в сторону поля боя, – вытащили отсюда ее алтарь. Теперь эта шлюха поднимает их из мертвых.

– Проклятье! – харкнул под ноги Жонглер.

– Святая щель Святой Марты! – присел, опершись на аркебузу, Маркиз.

– Что нам делать? – спросил Ржавый Курт.

Чистоплюй пожал плечами:

– То же, что и планировали. Первым делом нужно высмотреть, где алтарь.

– Высмотрим, – кивнул Вдовоёб.

Высмотрели. Последний совет держали у небольшого холма, отделявшего их от позиций противника. Говорили тихо, но могли и перекрикиваться – дождь лупил так, что боевой горн хрен услышишь. Намокшая одежда липла к телу и неприятно холодила кожу. От одной мысли, что скорее всего уже никогда не придется оттирать ржавчину с кирасы, делалось тошно. Чистоплюй объяснял, остальные обступили его полукругом. Грязные, мокрые, усталые. Такие одинаковые и такие одинокие перед лицом грядущей драки.

– Мы в тылу, почти у самого обоза. Выныриваем из леса чуть левее и крадемся к телегам. Там оцепления немного, отсюда никого не ждут. Разбиваемся пополам. Я, Вдовоёб и Грач идем впереди. Аркебузы, Курт и Жонглер прикрывают нас со спины. Минуем обоз, с тыла заходим к алтарю.

– А у алтаря? – спросил Пырей.

– А у алтаря, – мрачно хмыкнул Вдовоёб. – Будем смотреть по обстоятельствам.

– А это точно план? – округлил глаза Пырей. – Пока похоже на дерьмо.

– Точно, на дерьмо, – поддакнул Маркиз.

– Полагаю, – сказал Чистоплюй. – Вы пропустили мимо ушей мои слова об оскоплении.

Острие его цвайхандера уперлось в гульфик Пырею. Чистоплюй вопросительно вскинул бровь. Пырей пожал плечами:

– Память короткая, командир. От выстрелов этой малышки, – он провел ладонью по стволу аркебузы, – башка уже не соображает.

– А не надо соображать, за тебя уже все сообразили, – с этими словами Вдовоёб так хлопнул Пырея по плечу, что тот едва не напоролся на меч Чистоплюя, и кабассет с его головы слетел в грязь.

– Помолимся, – сказал Чистоплюй. – Лишним не будет.

Они крались вдоль кромки леса вслед за Чистоплюем, поглядывая сквозь заросли кустарника на сражение вдалеке. Грач же не обращал внимания на мельтешение отрядов противника и крики, тонущие в пелене дождя. Он задумался о Святой Крапалии, и когда Вдовоёб, шедший перед ним, вдруг замер, как вкопанный, Грач врезался ему в спину. Вдовоёб пихнул его локтем:

– Тише! Мы у обоза.

Чистоплюй что-то прошипел, зашелестели кусты, и Вдовоёб потянул Грача за собой. Началось.

Место было выбрано удачно. Выйдя из тени деревьев, они сразу уткнулись в задний борт повозки, почти по самые оси ушедшей в грязь. Грач присел, вглядываясь в узкий просвет между днищем телеги и землей. С другой стороны между оглобель виднелись чьи-то ноги, и, судя по упертому в землю древку, это был кто-то из охранения.

Грач поднялся, приложил палец к губам. Вдовоёб вытащил кинжал, одним движением вспорол полотнище тента и кивком головы указал на прореху. Грач ступил на подставленное Вдовоёбом колено и бесшумно забрался в повозку. Внутри пахло прелой соломой. В просвете выхода Грач увидел охранника. Совсем молоденький боец стоял, опершись на древко алебарды, и всматривался туда, где за стеной дождя железным морем бурлило сражение.

Доски скрипели под ногами Грача, но барабанный бой капель по тенту скрадывал все звуки, и страж так и не обернулся. Вытащив нож, Грач прыгнул ему на спину. Удивленно всхлипнув, тот завалился вперед, заерзал, растянувшись в грязи. Распахнул рот, собираясь закричать, но Грач полоснул кинжалом по немытому горлу. Раз, другой, третий, врезаясь все глубже, пока бегущая кровь не запузырилась. Грач вдавил лицо обмякшего парнишки глубже в грязь. Через полминуты тело под Грачом напряглось, пальцы заскребли, загребая комья грязи, руки уперлись в землю, пытаясь оттолкнуться, сбросить Грача, но тот пошире раскинул ноги, наваливаясь всем весом. С боков подскочили Вдовоёб с Чистоплюем – лица перекошены от напряжения. Взмыли вверх клинки цвайхандеров, и страж лишился рук. Подоспевшие Пырей и Маркиз вытянули в разные стороны ноги парня, а Курт и Жонглер отрубили их алебардами. Сам Грач, испытывая какую-то удивительную отрешенность, потянул голову солдата на себя, и грязь с влажным чмоканьем отпустила ее. Грач резанул кинжалом еще раз, лезвие скрежетнуло по позвонкам. Тогда он обхватил голову руками и, поднатужившись, свернул шею. Оборот, еще один – и голова повисла на тонкой полоске кожи. Грач рассек ее кинжалом и бросил голову под повозку. Поднялся на ноги, облокотился на оглоблю. Его начало мутить.

Чистоплюй сорвал с туловища лиловый плащ и бросил Грачу.

– Надевай, – сказал он. – Пойдешь впереди.

Грач несколько секунд недоуменно смотрел на скомканную тряпку, не понимая, что делать. Туловище стража у его ног мелко подергивалось. Тот был все еще жив. Грач не сомневался, что отрубленная голова под телегой сейчас беззвучно распахивает рот, силясь закричать, предупредить своих.

– Надень плащ, – тихо сказал Вдовоёб. – Надень и не думай ни о чем. Наша задача – алтарь. Думать будешь потом.

– Эй! – позвал их Пырей. – Гляньте.

Его дрожащая рука указывала на скопление повозок невдалеке. Над крышами виднелись подрагивающие наконечники пик, и до отряда донеслись приближающиеся голоса.

– Сучья мать! – оскалился Вдовоёб. – Быстрее!

Он первым бросился к повозкам, а за ним метнулись и остальные. Грач бежал, не отрывая взгляда от колышущихся в воздухе наконечников, пытаясь их сосчитать. Выходило пять. Если, конечно, там были только пикинеры.