– Любовь – выдумки, ее не существует. Есть привязанность, сексуальное влечение…– начал Серафим.

– Иисус походу быстрее вернется.– Прервала мудреную тираду Чертя.

И тут же по селектору пробежала волна приглушенного смеха.

– Отставить разговоры! – взревел космоинженер.

– Есть отставить.

– И вообще: ожидание изменений к лучшему люди, испокон веков, надеждой звали. С ней и жить легче. А без надежды на флоте делать нечего.– Березкин отчаянным усилием усмирил гнев.

– Есть жить с Надеждой! – Бравада и ударение, с которым ЧертеНяшка произнесла слово «надежда», снова вызвали волну сдавленного смеха.

– Мэри, по «Машке» заскучала? Сейчас мигом наряд организую.

– Никак нет, Серафим Бенедиктович.

До конца смены была уйма времени, и его надо было, как то коротать. Березкин щелкнул тумблером и снова глотнул ароматный кофе позволив себе вновь нырнуть в омут воспоминаний.

Менялись суда и экипажи, а некогда зеленый юнга матерел, превращаясь в неотъемлемую часть корабля. К моменту приписки на ШДББ 74-4 это уже был прожженный профессионал с богатым опытом. Полгода на ознакомление, и первым же рейдом в бой. Боевое крещение выдалось тяжелым несмотря на то, что дредноут, словно вихрь, разметал орбитальные батареи противника, проломив сопротивление ПВО, засыпал командование пиратов килотоннами тротила.

Энергосистемы под натиском смертельного огня противника трещали, переключались, сгорали целыми блоками, коммутировались с основных на резервные, с резервных на временные, потом на аварийные, но этого времени хватало, чтобы электрики восстановили основные системы, и затем марафон продолжался сначала. Все инженеры вспомогательной службы бились тут, у генераторов, изнемогая от жары и усталости, меняя выгоревшие оборудование, разматывая километры кабелей. Тут было их Куликово поле – в тесных переходах энергоблока. И они стояли – храбро, искусно и изобретательно; порой неведомо, какими молитвами и благодаря каким богам они восстанавливали барьеры буквально за миг до всплеска высвобожденной энергии, укрывая корабль от неминуемой гибели, покрывая ошибки командной рубки или артиллерийских расчетов. После этого боя корабль получил свое имя – «Несокрушимый», а Серафим свое прозвище – «Чудотворец», заслужив уважение и признательность всей вспомогательной команды. А АИИДА просто «влюбилась» в своего героя, не позволившего вражескому огню даже лизнуть ее обшивку. И, хотя большая часть славы и регалий достались именно канонирам и персоналу командной рубки, про боровшихся за живучесть корабля инженеров тоже не забыли. Внеочередное воинское звание и благодарность, конечно, не сравнить со звездами героев, сыпавшихся на мундиры артиллеристов и пилотов обильным дождем, но к концу кампании против контрабандистов и пиратов во внешнем секторе Серафим дослужился до начальника энергетической службы «Несокрушимого» и чина капитан-лейтенанта, что само по себе чудо. Никогда в истории флота вспомогательный состав корабля не удостаивался звания выше лейтенанта, а тут половина офицеров десантного состава должны были отдавать честь «грязному механику», считая это унижением чести мундира. Космодесантники. Они мнили себя «элитой». Машины для убийства. Безжалостные и тупоголовые. Винт от гайки отличить не могли. «Элита»… Все их технические навыки кончались разборкой, чисткой и сборкой личного оружия. Даже операторы их боевых машин понимали в самих машинах столько же, сколько школьник первоклассник. Остальное ложилось на промасленные плечи техников. Таких же инженеров, как и сам Серафим. Но истинная причина неприязни Березкина к штурмовикам крылась, конечно же, не в этом.

Тогда, он ещё верил в любовь. В преданность и честность, но та, которой он сделал предложение руки и сердца, выбрала огромного громилу десантника. Офицера штурмовой группы приписанной к «Несокрушимому». Блеск воинской славы героя войны перевесил интеллект инженера. Она выбрала его, навсегда похоронив в сердце отчаянного романтика веру в саму возможность чувств под названием Любовь.

Серафим хотел вызвать соперника на дуэль, и даже взял несколько дополнительных курсов по ближнему бою, хотя даже это вряд ли прибавило ему шансов на победу. Противостоять горе мышц и тренированным инстинктам, было скорее – самоубийством.

Хотя, тогда это казалось Серафиму, чуть ли не лучшим выходом. Но благо война закончилась, и с ШДББ сняли приписанный десант. И умереть на дуэли у Березкина не вышло. Рутина службы стёрла остроту переживаний и притупила боль и горечь от исковерканной и поруганной любви. Но шрамы в душе остались на всегда.

– Верить в любовь. Как можно верить в то, что нельзя даже толком объяснить?– Серафим заерзал в кресле, усаживаясь поудобнее.

– Распоясались совсем, так и среди боя начнут умничать, а не команды выполнять. А в бою без единоначалия шанса на выживание нет.

– Чего вы опасаетесь? Вас что-то тревожит, Серафим Бенедиктович? – ИИ корабля инициировал свои протоколы.

– Если честно, я сам не знаю. Сны. Вернее, всего один, но он начал настойчиво повторяться. В моей жизни было много разных сновидений. От кошмарных до эротических, от полетов в образе вампира до божественного света. Были даже пророческие, да, да пророческие! И не один. Были сказочные, были и правдоподобные, были цветные и серые. Но этот… Сначала это была дверь. Старая металлическая дверь в родительской квартире как барьер в мою жизнь, в мой мир, мою реальность. А с той стороны она. Амебообразная коричнево-зеленая сущность. Горе или беда, а может, и то, и другое сразу – называй, как заблагорассудится, – пытающаяся проникнуть сквозь заслон. Сквозь щели в двери, просветы между косяком и стеной, в любую свободную дыру. А их было много, и с каждым разом щелей становилось все больше, и запечатывать их – все сложнее. Раньше достаточно было прикрыть рукой и просвет исчезал, а сейчас она сочится сквозь пальцы, обязательно нужно что-то втиснуть в проем: пакет, рубашку, носок… Потом сущность добралась и до окна в моей комнате. С появлением окна в ход пошли хитрость и притворство: сущность приобретала разные облики, звала и манила, стучалась. Но стоит приоткрыть окно, и она снова устремляется вовнутрь, настойчивая и методичная. Рано или поздно, она снова прорвется…

– А она уже прорывалась?

–Трижды… Первый раз в далеком детстве: тогда умерла моя прапра. Потом смертельно заболел отец…

Энергетик замолчал, сдавшись волне эмоций, захлестнувшей его.

– А третий?

– Сбили пятерку с двойкой…

 * * *

Технологии звездолета-строения со времен Ю. А. Гагарина сделали гигантский скачок. Люди научились пронзать пространство космоса почти мгновенно, используя так называемые «прогибы» пространства. Менялось назначение кораблей и их оснащение. Не менялась лишь сущность самого человечества: война была неотъемлемой частью нашей истории, а оружие – любимой игрушкой.  Человек освоил ближний космос, принеся с собой и войну. А спустя  немного времени боевые действия вышли и в большой космос.

ШДББ 74 – Штурмовой Дредноут Ближнего Боя, прозванный пилотами «носорогом», был тяжелым линкором, предназначенным для прорыва планетарной обороны и нанесения ковровых орбитальных бомбардировок. Их успели построить всего пять штук. Этого количества хватило, чтобы победоносно закончить торговую войну, развязанную корпорациями против контрабандистов и пиратов, длившуюся почти пятьдесят лет. Укрепленные форпосты пиратов и контрабандистов были уничтожены, а торговые пути стали безопасными. Идеальный молот для сокрушения оборонительных укреплений противника. Но концепции ведения межзвездного боя очень лаконичны и строги. Ходовая установка, способная совершать маневрирование в условиях повышенной гравитации, не могла обеспечить должной скорости в открытом космосе, а штурмовые орудия были непригодны для боя на дальней дистанции. И, как результат – в одном из локальных конфликтов по официальным данным:

«Небольшая флотилия легких фрегатов неизвестного происхождения, с дальней дистанции атаковала и уничтожила ШДББ 74-2 и ШДББ 74-5, по необъяснимым обстоятельствам, оставшихся в зоне конфликта без поддержки и прикрытия, с неукомплектованным боекомплектом и острой нехваткой персонала».

Что там произошло на самом деле, хранит гриф особой секретности. Но факт оставался фактом, а факты – вещь неумолимая. Дредноуты, несмотря на всю свою непробиваемость, были повержены. Умопомрачительная сумма, запрошенная корпорациями на модернизацию судна в соответствии с требованиями и стандартами современного космического боя, привела к тому, что этот шедевр инженерной мысли, некогда несокрушимый дредноут, был списан и передан в патрульный департамент внутренних сил внешнего сектора.

Людская алчность и жадность тоже вряд ли когда-нибудь изменятся. Чиновники не договорились о личных бонусах, и два из трех уцелевших кораблей остались на приколе, и, спустя некоторое время, их сняли с баланса и списали в утиль, а сотни проверенных и испытанных в бою офицеров уволили в запас. Экипаж корабля, испокон веков, притирался друг к другу годами. Право стать частью корабля, частью команды надо было заслужить. Флот всегда воспитывал чувство локтя и взаимопомощи. Проиграв битву за живучесть корабля, команда обычно погибала вместе с ним. Тут не сачкануть и не сфилонить. В команде больших кораблей это не так заметно. Но внутри самих служб эти связи все еще крепки и нерушимы. Просто так заставить таких людей покинуть свой экипаж – свою семью могли только полная безнадега и безысходность.

«Нюхавший порох» и «видавший виды» персонал с военных судов всегда высоко ценился, особенно в исследовательском флоте, да и караванщики с торговцами платили немаленькие деньги за их умения и навыки. Первыми увольнялись пилоты и канониры, а за ними потянулся и персонал вспомогательных служб. Последний из могикан – ШДББ 74-4 «Несокрушимый» – сумел сохранить лишь небольшую часть своего экипажа и прибыл к границам внешних колоний для обеспечения свободы торговли и правопорядка с минимальным количеством персонала, необходимого для обеспечения жизнедеятельности корабля. Но это была семья: небольшая, но крепкая. Ветеранов, сохранивших верность дредноутам, также приписали к «Несокрушимому», едва покрыв минимальное штатное расписание. К примеру, во флоте только ремонтная смена, составляла тридцать шесть человек: по три смены за вахту плюс еще двадцать человек на отдыхе. Сейчас на ШДББ 74-4 осталось всего двадцать восемь инженеров. Правда, и «Несокрушимый» практически все время лежал в дрейфе у транспортного портала системы – ворот в цивилизованный мир – как фильтр, абсорбируя в себя всю грязь и мерзость анаптаниумных приисков. Правда, канонирами укомплектовали почти полностью. Зато следователей и оперов прислали почти по количеству возможного десанта, переделав под их нужды почти все свободные помещения и часть летного ангара.

Хотели и мастерскую со складом ремкомплектов раскурочить под СИЗО и хранилище вещдоков, но Серафим отстоял.

Благо при переводе в ведомство патрульно-охранной службы внутренних войск, всем офицерам дредноута присвоили внеочередное воинское звание.

Так нежданно полученный чин капитана третьего ранга (примитивная замануха, предназначенная привлечь бывших военных в патрульную службу с ее мизерным по сравнению с гонорарами наемников окладом) сделал его первым офицером после капитана – со всеми вытекающими отсюда последствиями. Тем более что капитаном на дредноут назначили сынка высокопоставленного чинуши, якобы сосланного в порубежье за гигантские карточные долги и развратное поведение.

Кейдж Уильям Турвольд – обычный избалованный деньгами и властью сопляк, не привыкший получать от жизни ничего, кроме удовольствий и проводящий большую часть времени в психотропном раю наркотического опьянения, предаваясь созерцанию танцев богинь под музыку богов, наслаждаясь плотскими утехами со жрицами любви, практически переехав в роскошные апартаменты Нового Вегаса. А это все требовало средств, гигантских средств.

И, естественно, ему было по фигу все кроме денег и собственных амбиций. На счастье Березкина «Несокрушимый», они не включали. Да и рутиной капитан не интересовался. Зато таможенно-пошлинные вопросы решал сам, а некоторые из них требовали если не силового решения, то давления как минимум. Поэтому он с энтузиазмом отнесся к восстановлению боевой мощи «Несокрушимого». Сам же Серафим к финансовой стороне «таможенных» вопросов касательства не имел, да и не стремился, чем и вызвал расположение со стороны капитана, хапавшего всем, чем можно, все что можно урвать, а потом и вовсе возложившего груз ответственности на Серафима, официально запросив штаб сектора об утверждении его в должности первого помощника. Так к заботам космоинженера прибавилась необходимость сдачи этих чертовых тестов. А сам молодой повеса вернулся к прошлому, проматывая дивиденды в ближайших казино, живя по старой привычке на широкую ногу, утопая в роскоши и блаженстве, сетуя на отсталость сервиса на этой богом забытой окраине владений Альянса.

Вообще порубежье Аттического траверса всегда было местом неспокойным. Внешняя граница систем Альянса имела сеть порталов, соединяющих ее с цивилизованным миром. Два из них располагались в густонаселенных секторах Гаммы Аида и Сигмы Близнецов и надежно перекрывались боевыми станциями и сторожевыми эскадрами Пятого флота Альянса. Здесь же, в системе Ро-Аргуса, все только начиналось. Открытие богатых залежей анаптаниума – руды содержащей нулевой элемент – почти сразу у поверхности в системе Феникса спровоцировало новую золотую лихорадку. Срочно начали терраформинг на двух планетах в системе Гидры и одной в соседней системе Медуза. Сам Феникс планет хоть как-то пригодных для жизни не имел. Космическую базу и топливные и сырьевые склады смонтировали в непосредственной близости с ретранслятором. Тут же и лег в дрейф «Несокрушимый», взяв под контроль, как сам ретранслятор, так и межсистемные прыжковые порталы.

Пока инженерная служба внутренней безопасности патруля возводила опорные пункты и базы непосредственно в системах, главная роль миротворца и примирителя легла на ШДББ 74-4.