– Ездили мы, человек десять разнесенских работяг, в начале девяностых на митинги в Москву, – предался бравый ветеран пассионарным воспоминаниям. – Стоим как-то рядом с ампиловцами под красными знаменами у Кремля, на Васильевском спуске. А на противоположной стороне площади, за полицейской цепью, толпятся демократы с триколорами, мы им кричим: «Спекулянты! Жулики! Сникерсы!» И они нас поливают: «Совки! Коммуняки! Красно-коричневые!» И один ампиловец, молодой парень, повернулся ко мне, вздохнул этак горько и говорит: «Смотри, нас, левых, здесь не больше тысячи человек. Да и откуда народу набраться? Из всего нашего цеха на митинги и демонстрации только я один и хожу. А все работяги надо мной смеются: мол, кончай, Степка, ерундой заниматься! Лучше пойдем с нами пивка выпьем после работы… – опять вздохнул, покачал головой и указал рукой на противоположную сторону площади: – Нас едва тысяча наберется, но ведь этих “сникерсов” еще меньше! А ведь они ребята пронырливые, неглупые, должны понимать: если мы победим – дальше воровать им не позволим! Работать придется, как всем. А наворованное заставим вернуть обратно государству. Они это прекрасно знают и все равно сидят дома, лень на улицу выйти. Даже поорать за собственные шкурные интересы никак не раскачаются!» Обменялись мы с этим Степаном своими печальными размышлениями, повздыхали, а там видим – идут колонной казаки, и не поймешь, к кому они хотят присоединиться: то ли к дерьмократам, то ли к нам. А их колонна остановилась в стороне – и ни туда и ни сюда. Я к ним подошел и спрашиваю: «Казаки, вы с кем, со “сникерсами” или с нами?» А мне из колонны отвечают: «Мы за свою землю боремся. А вы за свои фабрики и заводы сами боритесь». Так-то… Одни ходили сами по себе, другие дули пиво и чего покрепче да смотрели по телевизору футбол, пока дерьмократы лезли на наши шеи. Вот и влезли. Сели и ноги свесили. А завод наш все хирел и хирел. Началось сокращение персонала. Мужики из цеха обращались ко мне по старой памяти как к многолетнему члену профкома, хоть профсоюз наш уже развалился: «Палыч, попроси директора, чтобы меня не увольняли. Жена больная, дети малые…» Ходил, просил. Директор меня понимал, просьбы по мере возможности уваживал. Но все равно – работало на заводе пять тысяч человек, а к тысяча девятьсот девяносто шестому году осталось человек двести. А тут как раз президентские выборы. Ну, думаю, уж теперь-то алкодирижер эти выборы продует вчистую. Иду на следующий день с работы, смотрю, наши работяги в скверике сидят: «Палыч, друг дорогой, садись с нами, выпьем по маленькой, запьем пивком, отметим прошедшие выборы». Меня уважают, и я к людям с уважением. Присел с ними, не отказался от маленькой и стаканчик пивка взял, чтобы запить. А по ходу беседы спрашиваю: «Мужики, вы за кого голосовали?» У них рожи расплылись от удовольствия, так и сияют – беленькая и пивко их изнутри румянцем раскрашивают. «Конечно, – отвечают, – за Ельцина голосовали. За кого же еще?» Тут я выплюнул их пиво, хотел было два пальца засунуть в рот, чтобы и водку их иудину вытошнить, но потом передумал и только им и сказал: «Ко мне больше не подходите и не обращайтесь. Ни за кого директора просить не буду». Повернулся и ушел… Впрочем, и просить скоро стало не за кого. Завод обанкротили. Всех уволили, уникальные станки растащили на металлолом. А директор учредил фирму по торговле цветным металлом.
Ветеран труда Палыч закончил свое печальное повествование, в последний раз тяжело вздохнул, подпер рукой щеку и застыл в скорбной позе – хоть картину с него пиши: «На руинах родного завода».
Чтобы отвлечь печальника промышленной собственности общенародной от горестных размышлений, Глеб задал ему необязательный вопрос:
– А как называется фирма, которую учредил ваш директор?
– ООО «Цветметаллэкспорт», – пояснил Палыч.
– И у него, конечно, тоже здесь особняк?
– Разумеется. Вон там, за железным забором, – Палыч указал рукой в конец бывшего совхозного поля.
– А я думал, что ваш бывший директор построился за кирпичным забором, на месте вырубленной рощи.
– Нет, пригородная роща была ему не по карману. Там особняк более богатого и авторитетного бизнесмена Табунова. Только наши местные братки называют его не по имени-отчеству-фамилии, а просто ДДТ. Это у Табунова кличка такая, точнее, кликуха. И кликуха очень точная. Он как запрещенный ядовитый порошок с тем же названием: от соприкосновения с ним все живое тоже либо дохнет, либо мутирует в криминальные формы.
– Что, Табунов – бывший уголовник?
– А вы не знаете, что есть профессии, где бывших не бывает? – с ехидной усмешкой переспросил Палыч. – Табунов не бывший, а потомственный уголовник. И прадед, и дед, и отец его сидели. И он пошел по их дорожке еще с малолетки. А в девяностых стал главарем разнесенской ОПГ. Рэкетировали, грабили, похищали, пытали, убивали, подгребали весь бизнес под себя – наворовали громаднейшие деньги. Да что я вам рассказываю?! По всей стране творилось то же самое. Потом всю банду арестовали. Следователи все их преступления размотали, только в каких иностранных банках спрятаны наворованные капиталы, так узнать и не удалось. Когда ДДТ вышел на волю, он часть денежек из заграничной кубышки вынул и построил себе особняк.
– Ну вот, а вы возводите на полицейских напраслину, будто они избивают граждан. Неужели вы считаете, что если бы к ДДТ и его подельникам применялись запрещенные законом методы следствия, они не выложили бы все наворованное до последнего доллара?
– Может, следователи не стали нарушать закон, потому что ДДТ с ними поделился наворованным, – упорствовал Палыч. – Или с кем повыше, и следователям запретили нарушать закон. А вообще-то я и не говорил, что полицейские избивают бандитов. Бандиты на митинги, демонстрации и пикеты не ходят и улицы не перекрывают.
Ну вот как с таким, с одной стороны, сознательным и активным, а с другой стороны – несознательным гражданином разговаривать? Глеб мысленно махнул рукой на баранье упрямство собеседника и решил не тратить время на споры, а лучше получить с него еще информации клок.
– А этот ДДТ наркотиками не занимается?
– Про ДДТ ничего не знаю, а вот Додик, его то ли сын, то ли родственник, наркотиками точно торгует. К нему наркоманы приезжают со всего района, и из Малинской в том числе, куда вы тогда направлялись. И ведь совсем сопливые мальчишки, а уже подсели на наркотики.
«Ох уж эти трудные подростки! А ведь похищенного Дэна Никандрова, судя по тому, что о нем рассказывали, тоже нельзя назвать очень легким мальчиком, – подумал Глеб. – Если и он баловался наркотиками, у кого-то он их покупал? И на что еще Дэн мог потратить хотя бы ту же украденную у стража ворот Сергея Кузьмича зарплату? Ведь Нелли Григорьевна по первой его просьбе покупала любимому сыночку Денисочке все-все, что он ни пожелает, и в любых количествах, кроме, разумеется, водки и наркотиков! Если Дэн связался с наркодилерами, вот она, ниточка, за которую стоит потянуть, чтобы выйти на похитителей!»
Глеб вытащил из кармана фотографию Дэна и протянул ее нежданному информатору:
– Вы среди покупателей наркотиков такого подростка не заметили? Он как раз из Малинской.
Палыч долго рассматривал фотографию, поворачивал ее и так, и этак… Потом вернул ее Глебу:
– Нет, этого мальца я ни возле Додика, ни вообще никогда не видел. Я ведь почему клиентов Додика запоминаю? Еду из Москвы – они садятся в Малинской или на какой другой станции. Я их еще там, на станции, и потом в электричке хорошо рассмотрю. И потом, когда они шастают возле машины Додика, издали узнаю по одежде. Додик обычно подъезжает в-о-он туда, на пустырь, там и торгует.
С досады, что ниточка оборвалась, Глеб не сдержался:
– Что же вы, видели, как торгуют наркотиками чуть ли не в открытую, и не сообщили в полицию?!
– Да вы что?! – вытаращился на него ветеран и поднял руку, явно намереваясь то ли повертеть пальцем у виска, то ли постучать его костяшкой себе по лбу. – Разве можно торговать наркотиками у всех на виду без ведома полиции?! Не ожидал от вас такого лицемерия! А я-то с вами разоткровенничался!
Смущенно извинившись за проявленную бестактность, Глеб поблагодарил все еще обиженно качающего головой Палыча за помощь следствию и пожелал ему на прощание, чтобы в дальнейшем он получал от своей политически активной деятельности не только синяки и шишки, но в связи с продолжающимся ростом цены на нефть социально озабоченное государство дарило ему еще и пироги и пышки.
О проекте
О подписке