Глава 3

Я подошел и посмотрел на шов. Не совсем ровный, и это, естественно, будет использовано для приведения самомнения графа к более правильным показателям. Да что тянуть, прямо сейчас и начнем.

– Тренироваться надо, господин Моровский, – тихо сказал я ассистенту. – На курином яйце. А то скоро скорняжным швом начнете зашивать, как в патанатомии. У вас первый шов перетянут, еще один – неровный. И это на жалком одном вершке.

Интересно, как тут обстоят дела с протезированием зубов? А то мой старший врач скоро эмаль сотрет, такой скрип издавая.

– Благодарю за помощь, Вацлав Адамович! – громко сказал я, теперь уже для собравшихся. – Надеюсь, вас не затруднит взять на себя подготовку статьи о сегодняшнем событии?

– Почту за честь, – натянуто улыбаясь, ответил граф.

Ну и все, а я – к гостям. Бобров представил меня Склифосовскому. Николай Васильевич руку мою потряс, выразил признательность.

– А я-то ехать не хотел, когда меня Александр Алексеевич позвал. Вчера лекцию студентам читал, – огласил он причину своего приезда. – И тут неожиданно такая встреча приключилась.

Ну и дальше про операцию, измерение давления. Мол, штука новая и полезная. А особенно отметил маски и зеленку. Ну да, кому еще за асептику ратовать, как не первому внедрившему ее. Теперь буду ждать, что и в Петербурге новшество быстрее пойдет.

– А все же первая операция, где вся бригада в масках была, в нашей клинике случилась, – заметил Бобров. – Но тоже с подачи господина Баталова… Кстати, у нас на завтра намечена холецистэктомия. Не сможете продемонстрировать свою методу? Я бы с удовольствием ассистировал, чтобы поближе посмотреть.

– Лучше бригаду из трех хирургов. Мы сегодня вдвоем исключительно по скудости ресурсов оперировали. А так первый ассистент – на расширении раны, для помощи при манипуляциях, перевязке сосудов и желчного протока. Второй держит печеночными зеркалами печень, удаляет лишнюю кровь, желчь из раны. Тем более с таким напряженным пузырем уже риск. Надо было пунктировать, но я уже в ходе операции понял, что можно и без этого…

– А давайте я тоже в бригаду войду, – вдруг сказал Склифосовский. – Учиться никогда не поздно.

– Буду признателен. Но два профессора ассистентами у приват-доцента? – засомневался я.

– Да будь вы даже простым лекарем, я бы в том урона чести не увидел, – успокоил меня Склифосовский.

– Ну тогда пойдемте в мой кабинет, обсудим подробности.

* * *

Вот кто меня радовал постоянно, так это Федор Ильич. Директор навел порядок быстро и незаметно, закупки проводил вовремя и при этом торговался за каждую копейку. Надо обязательно узнать адрес наследников этого самого купца Лапина, послать им письмо с благодарностью за ценного специалиста.

Чириков терпеливо дождался, когда я провожу гостей, и только после этого зашел.

– Вот, Евгений Александрович, посмотрите. – Он разложил передо мной листовки с объявлениями. – Подумал, вас заинтересует.

Динамо-машины… Ведь один раз я при нем обмолвился, что хорошо, если бы у нас электричество было. А он, получается, запомнил, да к тому же искать начал.

– Цена какая? – спросил я о главном.

А в голове уже картинка с бестеневой лампой в операционной, а не этим вот керосиновым убожеством, как сейчас, когда в глубине раны сосуды чуть не на ощупь искать приходится.

– Торговый дом «Сименс и Гальске» на Маросейке, в доме Ерачевых, – показал листовку Чириков, – четыре тысячи триста рублей. А вот у Старовского на Мясницкой, в доме Музея, у них четыре семьсот, доставка из Дрездена, но для нас они могут сделать рассрочку платежа на три месяца. Это за все, включая динамо-машину, локомобиль, проводку, приборы и соединительные элементы, а также лампочки и работу по установке.

Опять деньги! Когда уже я стану настолько обеспечен, что смогу без головной боли подписывать такие счета? Но ведь бестеневая лампа…

– Вот здесь дешевле. – Директор принял мое молчание за сомнение. – Можно заказать динамо, работающее от велосипеда.

– А педали, Федор Ильич, мы с вами крутить будем? – улыбнулся я. – Или проштрафившиеся сотрудники? Ладно, я подумаю. Может, в рассрочку и возьмем. Только надо будет предусмотреть обучение нашего человека.

– Старовский дает маленькое динамо в подарок, что подойдет для велосипеда-тандема. А кому крутить, я найду, – вдруг улыбнулся Чириков.

* * *

Я трясся в раскачивающихся дрожках и в сотый раз жалел о своем глупейшем согласии участвовать в дуэли. Тридцать рублей, конечно, деньги, но не такие уж большие. Для установки освещения в дом мне придется побывать в качестве врача на ста пятидесяти мероприятиях. Учитывая частоту, проще дождаться запуска второй московской электростанции, которая состоится года через два, а до этого просто подкопить денег.

Как хорошо накануне было… Мы провели холецистэктомию у Боброва в клинике, и нам рукоплескали десятка четыре собравшихся там медицинских светил разной величины. Студенты на галерке подсчету не подлежали. Понятно, что приветствовали больше моих ассистентов, но меня со счетов ведь тоже сбрасывать нельзя.

И стрептоцид… Склифосовский при мне звонил Келеру насчет масштабных закупок препарата для своей клиники. Вот деньги, от опта, а не эта оперетка.

Про дуэли я читал у разных авторов. У Пушкина, Лермонтова, Куприна, Чехова, Толстого. Или последний про такое не писал? Не важно. Короче, все представления у меня сводились к картине, где раненый Пушкин лежит в сугробе и целится в Дантеса.

– Вот, барин, как и сказали, Живодерная слобода за Калужской заставой. А вон овраг, – ткнул он в сторону грязным кривым пальцем.

– Здесь нас жди, – бросил Радулов, спрыгивая на землю. Из-за этого голос, которым он отдавал приказ, получился не очень командным.

– Может, теперь уже вы расскажете, в чем дело? – спросил я, когда мы отошли от дрожек.

– Дуэлируют офицер третьей роты первого лейб-гренадерского Екатеринославского императора Александра III полка поручик Неверов и лейб-гвардейской Конно-артиллерийской бригады штабс-капитан граф Шувалов, состоящий при его императорском высочестве великом князе Сергее Александровиче адъютантом, – официальным тоном произнес поручик. – Первый написал пособие по английскому боксу, по примеру барона Кистера. Он знаток, в Лондон ездил, там практиковался. Граф прочитал и предложил сойтись в поединке по британским правилам… В итоге Трифон Александрович проиграл. После чего обвинил графа в грубом нарушении условий, мол, тот вел себя не как джентльмен. И вот мы здесь. Хотя, – намного тише продолжил поручик, – вроде бы на самом деле размолвка произошла чуть раньше. Говорят, Шувалов свел дружбу с кем-то из своих однополчан-преображенцев, а с Неверовым разошелся.

Ну понятно, крепкая мужская дружба – штука серьезная, тут бывают драмы, от которых сценаристы бразильских сериалов рыдают от зависти.

На месте предстоящей дуэли мы оказались не первыми. Поручик Неверов уже прохаживался, о чем-то переговариваясь со своими секундантами. Все трое в форме того самого полка с длиннющим названием, которое я, естественно, не запомнил. И зачем мне сведения, что форма повседневная, потому что без аксельбантов? Я, извините, от армии далек. Но к гренадерам подошел, представился.

Доктор тут – лицо нейтральное, ни к одной из сторон симпатии не испытывающий. Ни к этим расфуфыренным индюкам, ни к тем, что подходят по той же тропинке, что и мы пятью минутами ранее.

Из всей толпы вояк один Радулов выделяется: слегка небрежен в одежде и прическе. Остальные же – типичные метросексуалы. Которые, согласно определению, не геи, просто тщательно за собой ухаживают. Не удивлюсь, если сюда вся компания прибыла непосредственно из парикмахерской. Усики подстрижены, волосики чем-то смазаны и блестят…

Секунданты сошлись, переговорили о чем-то. Если память не изменяет, предлагают решить дело миром. Ага, боксеры-любители отказались. Ну вот, пошло дело. Процедуру вел распорядитель в черном, который, кстати, самым последним приехал. Замерили дистанцию, двадцать шагов, воткнули сабли в землю. Или это как их, палаши? Еще бы знать, чем одна железяка от другой отличается. Спроси меня, какая разница между зажимом Кохера и зажимом Холстеда – в любом состоянии не задумываясь отвечу, а это… не мое.

Так, метросексуалы выбрали пистолеты из деревянного футляра. Показушники. Разделись до белых сорочек, разошлись. А как стоят! Красавцы! Жаль, фотографа нет. Мое место чуть сзади, но я на всякий случай отошел еще и в сторону, а то мало ли куда полетит пуля-дура. Ну все, распорядитель дал команду сходиться, и я на всякий случай пододвинул ногой к себе свой саквояж со всем необходимым для военно-полевой хирургии на минималках.

Подошли. Выстрелили почти одновременно, но первым успел граф. Ну тут как в кино: вытянул руку, прицелился, пальнул. Не, молодец, спору нет, такую дуру на вытянутой руке держать, да еще и пытаться попасть куда-то из древнего гладкоствола… Физические кондиции налицо. Хотя чем им в армии еще заниматься? Не Шопенгауэра же читать.

Ого, мой выход! После рассеивания неслабого облака вонючего дыма оказалось, что Шувалов попал. И Неверов лежит на земле, издавая вопли и корчась. Не до стрельбы парню, не повторит подвиг Пушкина, который с пробитым животом стрелял по Дантесу.

Я бросился к раненому одновременно с криками секундантов «Врача!!!». Зачем орать, если я уже здесь? Тайна сия великая есть. Что имеем? Огнестрельный перелом верхней трети левой большеберцовой кости имеем с повреждением ветви передней большеберцовой артерии, о чем нам говорит характер кровотечения. Однозначно, мазурку ему в ближайшие лет пятьдесят танцевать будет трудно.

Пока я всю эту фигню думаю, достаю цивильный жгут и начинаю накладывать его строго по науке: первый тур, второй впритык, но не сверху… Потом обезболю, разрежу к едреней матери козырный в прошлом сапог со столь же безнадежно испорченными черными штанцами. Модники хреновы.

– Что копаешься, штафирка? – почти истерично закричал мне над ухом, судя по всему, граф Шувалов. – Быстрее! Трифон! Друг мой! Прости! – запричитал он, пытаясь обнять раненного им же дружбана. Или бойфренда, кто их разберет.

– Отойдите, мешаете! – прикрикнул я на графа, отодвигая его локтем. Потому что все эти картинные обнимашки происходили слишком близко от места оказания помощи и элементарно мешали работать.

Меня эти вопли с попытками оскорбить давно не трогают. Наш народ, он такой, особенно в состоянии подпития, и обращать на это внимание – только время терять. Но графу, видать, надо было срочно куда-то выпустить пар после стрельбы из антикварного пистоля. Ничем иным я не могу объяснить тот факт, что меня с руганью подняли за шиворот. Тут уже я не выдержал, просто на рефлексе провел бросок через бедро. Подальше от Неверова. Шувалов как мячик подскочил, бросился снова. Тут подоспели секунданты, буяна оттащили, и я продолжил то, за чем приехал, – оказывать догоспитальную помощь.

Пока я колол морфий, резал и бинтовал, возле меня присел Радулов.

– Вы же дворянин, господин Баталов? – тихо спросил он.

– Ага, – ответил я, накладывая очередной тур бинта на многострадальную голень Неверова.

– Надо вызывать, – констатировал поручик. – Я готов быть вашим секундантом. За шкирку, как простолюдина… Такое не прощают.

У меня прямо закипел мозг. Радулов – секундант Неверова. Это он так решил отомстить графу за «боксера»? Я мысленно взвыл. На кой хрен я здесь? Влез в этот блудняк? Что я плохого сделал, за что мне такое?

– Отказаться, я так понял, нельзя?

– Только если граф принесет вам извинения.

Что же, делай, что должен, и свершится, чему суждено. Я поднялся и подошел к Шувалову, которого все еще держали под руки его секунданты. Конечно, держите меня семеро.