Глава 8

Уже сутки братья Волковы не разговаривали. Упрямство нашло упрямство, глупость тоже нашла себе близнеца-сестрицу, в общем, они поссорились. В штабном кабинете, где их содержали, нужные люди с горем пополам навели после разгрома порядок, однако атмосфера неразберихи и неопределенности, не смотря на это, стойко повисла в этом душном, прокуренном помещении…

Анжелика отсутствовала в штабе со вчерашнего вечера. Она съездила домой, приняла ванну, выспалась и появилась на работе в строго назначенный накануне Иваном Сергеевичем час. Господин Ловчиц правильно рассудил, за это время в стенах Службы никто даже и не вспомнил об ее отсутствии.

С утра братья Волковы были молчаливыми, хмурыми и злыми. Охрана, проинструктированная на их счет, к тому же считая их птицами глупыми и безынтересными, раз они не имеют ни пояса, ни дана, ни квалифицированного подхода к боевым единоборствам, с ними не общалась. В тот момент, когда Анжела вошла в штаб, как раз происходила смена «караула». Уставшие от безделья медведевские витязи, что-то невнятно бормотали вновь заступающим на смену, а те только кивали в ответ, располагаясь поудобнее для томительного несения нелегкой службы.

Помятое после сна лицо подполковника Ходько в отличие от охраняемых братьев заметно прибавило в свежести и жизненной энергии, едва его взгляд отметил появление в кабинете капитана Романович А.И. Кушетка, на которой он спал, стояла в углу и была не убрана. На ней валялся теплый армейский бушлат, подушка и плед.

– Чему это вы, Федор Михайлович, так рады, – спросила Анжелика?

– А, ― отмахнулся Ходько, тут же выдавая фальшивую версию собственного оживления, ― должен сказать, что соскучился по таким вот военно-полевым условиям, да и семейной жизни это полезно. Знаете, ведь жена начнет ревновать. Заинтересуется, что это у меня за такие ночные служебные обязанности появились? Обычно я хотя бы ночевать приходил. Какая никакая, а новизна чувств, нужное дело…

Анжелика озадачилась. Один не шуточный вопрос тут же больно кольнул ее в сердце, красноречивым взглядом Волкова старшего.

– А как наша охрана? – начала она издалека. – Смена по восемь часов, да, ребята?

Отвлекаясь от чтения свежей прессы, медведевские парни угрюмо кивнули.

– А сон? – наигранно сочувствуя, спросила Анжелика.

Ответить молчанием такой женщине бойцы просто не могли.

– Там, у «наркологов», ― забубнил самый расторопный и, судя по всему старший, из них, ― есть три кушетки. Мы на них спим по очереди, кому охота.

– Мг, ― кивнула Романович А.И., подходя к окну, ― я догадываюсь, кому сейчас больше всех охота.

– А нечего им, ― сорвался один из бойцов и тут же запнулся, перехватив взгляд старшего.

– На счет их, ― продолжил вместо него командир, ― распоряжений не было. А я только за своими бойцами должен смотреть, лишние хлопоты мне не к чему.

– Ну, конечно, ― согласилась Анжелика, чувствуя и свою вину в бедственном положении братьев. Их, несчастных, в довесок ко всему наверняка еще до сих пор и не кормили. Даже графин, сиротливо стоявший на уцелевшем штабном столе был пуст. Ни поесть, ни попить….

– Вы не думайте, ― продолжал старший из Медведевцев, обратив внимание красавицы к пустой посуде, ― мы их в туалет выводим, там пьют. С графином могут чего-нибудь натворить, не подпускаем.

Это Анжелике уже было не интересно.

– А где Ловчиц? ― спросила она у Ходько.

– Где-то носится с утра пораньше. Прибежал, ухо заклеил, собрал все папки и побежал дальше. Говорил, что после каких-то дел пойдет к генералу, на доклад. А что там сейчас за дела, кто знает?..

И все же перед самым уходом Ловчица к генералу, Анжелика смогла-таки отловить Ивана Сергеевича и обрисовать ему в ярких красках скотское отношение к плененным братьям.

– На войне, как на войне, ― погруженный в свои мысли, попробовал отшутиться Ловчиц, но упрямая брюнетка продолжала атаку до тех пор, пока Иван Сергеевич по мобильному телефону не связался с Медведевым и не сделал соответствующие распоряжения.

Когда в четвертом часу дня Ловчиц и Председатель срочно уехали в какую-то больницу, Романович А.И. одновременно с этим тихо отпраздновала победу. Волковым принесли сухпайки и две кушетки из соседнего кабинета.

Братья преспокойно откушали. И как ни опасались за то бойцы Медведева, ничего страшного ни с пластмассовыми вилками, ни с ножами, они не делали.

В половине пятого явился Лукьянов без привычного лабораторного халата и в приподнятом настроении. Встречаться с ним, а тем более разговаривать у Анжелики не было никакого желания, и она решила выйти в коридор.

– Экая лялька! – оживившись, недвусмысленно пропел Андрей Волков, глядя на то, как закрылась за ней дверь кабинета.

– У-у-у, сука, …убить мало, ― продолжил его мысль Алексей.

– Я, ― в ответ на это разоткровенничался Лукьянов, ― какое-то время назад на ней просто помешался. Серьезно, Волк, ― обратился он старым армейским прозвищем к Алексею. – Во сне и наяву, как зомби! Все мысли были только о ней. Клеился я клеился – отклеила. Умеет это делать, видно часто приходится. Уж, какие погоны и лампасы к ней не пристраивались, а она так, поиграется немного и тю-тю. Отшивает, словно всю жизнь этим только и занималась.

– А может и вправду занималась? – спросил Волков младший, облизывая пластмассовую ложку и отваливаясь на спинку стула от консервированной, армейской перловки с мясом. – По всему видать, вниманием не обделяли. Знает, сучка, что красивая и от того наглеет. Что б не она…

– Что б не ты, ― вдруг вспылил, перебивая брата, Алексей, – я бы отсюда уже выбрался! Да что там, даже не попал бы в эту дыру. Какого хрена ты лезешь, куда тебя не просят? Заладил, как дебил: «я с ними хочу, поеду…». Слышь, Лукомор, какой Рембо нашелся!

– Тс-с-с, ― зашипел Лукьянов, заметив пристальное внимание к их разговору Ходько и охраны.

– А плевать мне, ― не унимался Волков старший. ― Охренел ты, малой, понимаешь? Крыша течет – звездная болезнь! «Я – известная личность, мне все можно! Это так, прогулочка, нервы пощекотать…»

Алексей замолчал. Недосып на него всегда действовал плохо. Когда что-то «заводило» под недосып, он даже сам себя начинал бояться, а «заводило» буквально все.

– Ладно, Волк, ― успокаивал друга большой и добрый Лукьянов, – у него свои бзики, у тебя свои. И у меня тоже бывает. Я, кстати, тоже не въеду, на кой хрен он туда рвется? Зачем, а, Андрюха?

Не в пример своему старшему брату в этот утренний час Андрей Волков был спокоен и рассудителен:

– Как тебе сказать, ― ответил он, ― надо мне это, Леша, понимаешь? Я пою его песни. Кто-то их хвалит, кто-то ругает, а мне… Как мне прочувствовать то, что чувствовали там вы?

– «Чувствовать», ― кривляясь, стал укладываться на кушетку насытившийся до отвалу его старший брат. – После такой поездки, малой, ты вообще уже можешь больше ничего не чувствовать, это-то тебе понятно? Запаяют в цинковую баночку, и это в лучшем случае, а в худшем, пойдешь на корм шакалам – деликатес со звездным привкусом, они такого отродясь не ели…

– Волк прав, Андрюха, ― развел могучими руками Лукьянов, ― твое дело петь…

– Леша, твое дело тоже в институте, или где ты там работаешь, штаны просиживать, а ты…

– Андрей, Андрей, с укоризной заметил завлаб, ― я и твой брат, в отличие от тебя, там, в горах уже побывали. Ты, Волк, – Лукьянов положил широкую ладонь на плечо армейского друга, – помолчи, поспи лучше. Я поговорю с Андрюхой, а то ты ревешь, как бугай, разве ж так убеждают?

Знаешь, Андрей, ― после некоторой паузы продолжил Лукьянов, ― я тебе как медик скажу, все, кто хоть маленько когда-либо нюхнул пороху – люди психически нездоровые…

В этот момент бойцы Медведева заинтересованно посмотрели на завлаба, но до поры решили не встревать не в свои дела. Конечно, ранее произнесенное «сука» в адрес Анжелики, и сказанное сейчас в другом месте принесло бы этим троим большие неприятности, но Медведев приказал думать, а это значит в первую очередь, как сказал уже Ловчиц: «…не поддаваться импульсам».

– Да-да, ― тем временем продолжал завлаб, ― точно тебе говорю…

Волков старший странно улыбнулся, но спорить не стал, а только растянулся, как сытый удав на всю длину обтянутой черным дерматином жесткой кушетки.

Дверь тихо открылась и в штаб вошла Анжелика, которой в этот момент просто было некуда деваться. Ну не возвращаться же к себе в «Интерпол»? Она устроилась на стуле рядом с Ходько, взяла со стола вчерашнюю газету и погрузилась в чтение.

Лукьянов, сопроводив ее передвижения задумчивым взглядом, подвинулся ближе к «звезде» и продолжил:

– Можешь мне не верить, Андрей, но это так. Некоторые из нас могут держать себя в руках, но, если копнуть, скажем, напоить такого «вояку», сразу все проявится. Как ни крути, а даже во сне, сколько бы лет не прошло, снятся эти локализации. Смешно, но и те, кто даже был тогда где-то рядом с этими конфликтами, только слышали о них, но не участвовали, а просто очень этого хотели, все равно грезят этой бедой.

Знаешь, есть такая армейская поговорка: «Две вещи на свете, словно одно: во-первых – женщины, во-вторых – вино. Но слаще женщин, вкуснее вина, есть для мужчины – война». Страшные по своей правдивости слова.

Когда-то, это я тебе хочу рассказать одну персидскую историю, в слугах самого Сатаны числилась демоница страха Аза. Помнишь у Булгакова в книге «Мастер и Маргарита» ― Абадонна? Вот. Кто заглянет в лицо этому богу войны – все, пропащий человек. В тебе, если уж угодил в эту гадость, словно «черная дыра» открывается. Как тебе объяснить? Она в тебе, но тебя же самого в нее и тянет, понимаешь?

Волков младший пожал плечами, бросая вопросительный взгляд на брата, но тот уже безмятежно спал богатырским сном.

Анжелика же в это время, как ни старалась, не могла переключить свое внимание на манящий ее целомудрием кроссворд. Беседа Лукьянова и младшего из братьев Волковых привлекала ее.

– Да уж, ― продолжал Алексей Владиимирович, как называли его в лаборатории, совсем тихо, так, что почти ничего не было слышно. – Ты и сам в петлю лезешь, и брата подставляешь…

Если и «выгорит» у них это дело, потянут нас туда, а у них есть способы любого заставить сделать все, что угодно, Лехе придется тебя там «пасти». В той заварухе за собой бы уследить, а тут еще ты. В таких делах, каждый должен быть на своем месте, понимаешь? Лишних не берут…

– Как? – возразил Андрей, ― вон «журналистка-то», небось, полетит?

Анжелика бросила красноречивый взгляд на Андрея.

– Она переводчик, ― сдержанно ответил Лукьянов, ― да и обучена, видать, кой чему, иначе не позвали бы ее сюда…

Не лезь ты в это дело, ― сказал завлаб уже шепотом. – Ты тогда и брату, и мне, и этой ляльке…, каждому бойцу страховкой будешь, хотя, наверное, не долго. Ведь если с нами что-нибудь случится, ты же сможешь… Так что подумай и сделай, как я тебе говорю…

Нужно отдать должное Лукьянову, внушать трезвые мысли он все-таки умел. Через час Волков младший уже твердо заверял, что хочет домой, принять душ и отоспаться. Этот факт заронил искру уважения в сердце темноволосой красавицы, отвергшей некогда любовь упомянутого выше Алексея Владиимировича. Сейчас она смогла по достоинству оценить его психологическую устойчивость, образованность и ум, впрочем, все же ничуть не сожалея по поводу потери этого поклонника.

Анжелику странным образом тронули слова о войне, а последующая беседа Лукьянова с Андреем Волковым вовсе перевернула ее мысли вверх дном. Ведь она сама до сих пор совершенно не задумывалась о том, в какую «дыру» определил ее случай. А звучащий сейчас монолог Лукьянова о спецслужбах? Он вообще способен поднять революцию в сознании любого человека.

Завлаб никого и ничего не боялся, раз смог озвучить подобное. Бойцы Медведева, которым теперь было приказано обдумывать свои действия, выглядели растерянными и задумчивыми, а Ходько, глядя в форточку, нахмурившись, курил уже третью сигарету подряд.

И бойцы, и начштаба – бывшие военные, а не пропитанные Службой цепные псы, безвольно выполняющие приказы. Семья и быт все же делают из вояк людей. Служба, где все построено на хитрости, угодничестве и лжи, не способна так глубоко источить им души, как, скажем, смогла бы она это сделать человеку, сразу попавшему в ее лапы.

Сама же Анжелика угодила сюда по знакомству. Папочка помог, угождая прихотям мамочки. После окончания с отличием гражданского ВУЗа, родители, попросту говоря, отправили ее в Службу за женихом. Наверное, это самое точное определение политики ее предков в тот момент. «Сила Службы в наше время не сопоставима ни с чем, так что тут плохого, если в ней работает ваш зять, ну, или хотя бы жених и дочь?» ― так рассуждали родители.

Анжелика с первых шагов в госбезопасности поняла, какие тут женихи. Это страшное слово «Служба» высасывало из этих людей все и уже через полгода все эти «погоны в штатском» не вызывали никакого интереса в мятежном сердце гордой красавицы. Назло мамочке и папочке, на зло, всем, кто целился в ее сердце своей значимостью, образованностью или эрудированностью она была холодной и неприступной скалой.

Папа и мама оказывали легкое давление, знакомили, случалось, даже приводили в дом, якобы случайно встреченных где-то коллег дочери, как будто эти коллеги всегда ходят в цивильных костюмах и с цветами. Родители уходили в кино, а поклонник, или новый знакомый, через десять минут вылетал на лестницу вместе с букетом….

– Прав этот Лукьянов, – думала Анжелика, ― да, он прав, ― думали все присутствующие в штабе спецоперации «Аркан», слушающие его сногсшибательные речи, все, за исключением только одного человека. Этот человек не поддерживал мнение окружающих. К слову сказать, он почти никогда не поддерживал мнения большинства, потому, что всегда имел собственное, а сейчас…, сейчас он просто спал.

В 22:35 генерал Янушкевич лишь на минуту заехав в Комитет, поговорил с заместителем, передал ему новый увесистый пакет со свежими распоряжениями и уехал на какую-то важную встречу. Иван Сергеевич проводил Шефа и поднялся в свой кабинет.

Информации по «Аркану» было слишком много и, не смотря на то, что от прочей служебной нагрузки Ловчиц был освобожден, в данное время все так или иначе пропускали через призму этой операции, потосу что она была определена как «Задача № 1!».

Мысли звали назад. Где-то там потерялось что-то важное. Где? Может быть, еще в районном управлении внутренних дел, где шла работа с Бакуновичем? К слову сказать, тот довольно долго держался молодцом. По всему видать, его неплохо готовили психологически к подобному. Зацепиться за что-либо было сложно, но непрофессионализм арестованного все же себя выдавал.

В начале допроса Ловчица удивлял он, а потом начальник управления, полковник Найдин, пригласивший для работы с Бакуновичем не прожженных «волкодавов», а оперативного дежурного, выдернутого откуда-то из дежурной части близлежащих микрорайонов, некого Бородова Романа Романовича. Оперативники управления и ребята из Прокуратуры на удивление легко приняли это, как должное. Найдин, немного погодя, все прояснил, рассказав, что только какой-то неприятный случай в недавнее время, переместил вышеуказанного сотрудника с должности старшего оперуполномоченного на должность оперативного дежурного.

Для достижения означенных целей все средства были хороши, и Иван Сергеевич не прогадал, соглашаясь с начальником управления. Бородов за полтора часа «выпотрошил» из Бакуновича все, начиная с детства до настоящих дней, продемонстрировав ювелирное, психологически-волевое умение работать с людьми…

Сейчас, вечером сумасшедшего дня, труд капитана Бородова, помещенный на бумагу в кипе с остальной документацией, отдавал свинцовой тяжестью в руках, и височной болью в голове невыспавшегося накануне Ловчица.

Нужно было ждать возвращения генерала. Он приказал «заморозить «Аркан»» и «сидеть на чемоданах». В любой момент эту лавину неизвестности могло сорвать, и повисшее в данный момент где-то между мирами время понесется и закружится, сметая все на своем пути.

Задействованные в операции люди частично находились здесь в Комитете или на тренировочной базе. Ловчицу оставалось только одно важное и безотлагательное дело на этот момент. Он с трудом отыскал в толстой, бесформенной папке листок с наглыми и «завернутыми» требованиями Волкова старшего, густо исписанный поправками Председателя.