– Слушай мою команду! – негромко произнес Нестор. – Разбиваемся на две группы. Фадеев, Сурьянов и Ферапонтов – идете осматривать двор. Мы с Примаковым действуем в доме. Встречаемся с докладом через полчаса у калитки. Все ясно?

– Товарищ сержант, а может, вы лучше Фадея с собой возьмете? – обратился Сур, корча насмешливую гримасу.

– Ну, ты и козел, Сурьянов! – сквозь зубы произнес Антон, озлобленно сжимая кулаки.

– Че ты там вякнул про козла? – рявкнул на него Сур и, набычившись, попер на него. Леха вовремя ухватил его за локоть, оттащил назад.

– Сурьянов, отставить! – пригрозил ему Нестор. – Ладно, Фадей, идешь с нами, – тяжело выдохнув, согласился командир. Сур и Леха прошли через хлипкую калитку вдоль дороги, ведущей к крыльцу, обогнули дом.

– Фад, – осторожно обратился к нему Прима, – если бы не эти твои штучки, все было у вас с Суром нормально.

– Да пошел он! – злобно бросил Фадей, сплюнув в сторону калитки. – Строит из себя невесть кого! А сам ни хера из себя не представляет!

– Зато, я вижу, ты себя отлично представляешь! – вмешался Нестор, схватив Фадеева за плечо и грубо развернув к себе. – Твои фокусы всем уже порядком поднадоели! Угомонись! Иначе я сам тебя угомоню!

Фадей сжал губы, исподлобья посмотрев на сержанта, ничего не сказал, вошел в калитку и спешно зашагал к крыльцу.

Нестор и Прима провожали его сдержанными, но все же снисходительными взглядами.

– За ним! – скомандовал Нестор, увидев, что Фадей уверенно снимает с плеча автомат, достает из подсумка обойму, сажает ее под ствол ППШ.

– Твою мать! – воскликнул Прима, побежав вдогонку за сержантом.

– ЧТО?! – послышались отдаленные голоса Сура и Лехи, которые в этот момент находились где-то возле сарая на заднем дворе.

– Сюда, бегом!!! – кричал Нестор. – Быстро!!!

***

На террасе включился свет. Послышались неторопливые шаркающие шаги. Фадей настороженно направил ствол ППШ в сторону закрытой двери, с тревогой, глядя на входную дверь, ручка которой то и дело дергалась.

– Буду стрелять, если что! – предупредил Фадей.

– Дом-то чей? Твой, что ли?! – послышался скрипучий старческий голос. – Тоже мне, угроженец нашелся! – в дверях показался сгорбленный седовласый старец в старом овчинном тулупе и валенках поверх серых ватных штанов. – Ружьишко-то опусти, малец! А то ведь все может случиться, коли нервный такой!

– Вы здесь что, живете?! – удивленно спросил Фадей, медленно опуская ствол автомата. – Так ведь…

– Ты в дом давай, заходи, а то стоишь, как стрелец неприкаянный. Голоден, небось? – спросил дед.

– Так я же не один здесь, – признался Фадей, кивнув в сторону входной двери, заметив, что там все как-то очень резко притихло. Может, бросить его решили здесь?

– Давай, давай, проходи. Там и горячее, и холодное, и стул свободный как раз имеется! – призывал его дед, скрываясь в плохо освещенном коридоре.

– Я даже не знаю…

– Я что ли за тебя знать-то должен? Давай, проходи! – велел хозяин. – Меня, кстати, Михайло Петровичем зови, если что.

Фадей откинул мокрый капюшон, закинул ремень с ППШ через плечо, вошел в коридор. Внутри пахло сыростью и старым деревом, вкусным варевом. Свет с левой стороны горел чуть ярче, чем в коридоре, в то время как остальная часть дома оставалась темной и неприветливой.

– Пить что будешь?

– А что есть?

– Есть все! Сам-то чего желаешь?

– Ну… водички бы просто попить.

– Воля твоя. А то у меня есть то, чего вам, простым солдатам, явно не достает! – хвастался дед.

Фадей переступил через невысокий порожек, наблюдая, как Михаил Петрович энергично мешает ложкой внутри дымящейся кастрюли. Его привлекла массивная каменная печь, идущая от самого порога до видового окна. На столе его ждала большая порция картофельного пюре, рядом стояло блюдо с малосольными огурцами и маринованными помидорами, стеклянный графин с водкой.

– Садись, давай! – велел Михаил Петрович, кивая на свободный стул, позади которого Фадей видел старинную икону. – Автомат-то свой положи куда-нить, чай не пропадет!

Фадей поставил ППШ возле порожка, скинул с себя мокрый плащ, скомкав его, бросил рядом с автоматом, сам же, тихо вздохнув, сел за стол: он чувствовал себя перед хозяином дико неудобно и неуютно.

– Ты это, ешь давай! А то я знаю, как вас, солдат, в армии кормят. Перловкой одной сыт не будешь! Сам-то откуда?

– Из Рязани я, – признался Фадей, забирая с блюда малосольный огурец, – зовут Антоном.

Михаил Петрович присел напротив и, радушно улыбаясь, взялся за горлышко графина.

– Воду, говоришь, тебе налить?

– Да, простую.

– А вода простой по природе своей не бывает. То горькая попадается, то сладкая, если повезет! – сказал он, подливая из графина сначала себе, потом Фадею.

– Так это же не вода? – поднес стакан к носу и поморщился Фадей. – Я же не пью, – и отставил стакан. – Меня там, на улице, ждут…

– А я вот через окно смотрю, – загадочно улыбаясь, произнес Михаил Петрович, отодвигая старенький прибитый гвоздями тюль, – и ничегошеньки не вижу. Авось, ушли друзья-то твои? А может, ты один был? А то ведь всякие чудеса в наших краях случаются. Думает, значит, человек, что не один пришел, а оказывается – никого с ним рядом и нет. А бывает, что знает, что один по дорогам ходит, но ощущение такое, будто и не один… – Фадей перевел взгляд на порог, где оставил скомканный плащ и заряженный ППШ.

– Кто бы что ни говорил, а наш брат везде жив-здоров останется! – сказал Михаил Петрович, поднимая над столом наполненный водкой стакан, и кивнул Фадею, чтобы тот поднял свою порцию.

Тот послушался.

– И все же мне надо будет скоро идти. У нас там грузовик в колее застрял, своими силами, боюсь, не вытащим. Веревка нужна или что покрепче. Лучше, конечно, трактором, но…

– Никакой техники у нас здесь нет! Была кобыла и то издохла! А канат-то у меня найдется, будь покоен! Ну! Будем! – сказав это, Михаил Петрович опрокинул стакан.

Фадей последовал его примеру, горечь заел картошкой и огурцом. Тело наполнялось приятной истомой, появилось какое-то совсем не водочное ощущение, расслабляющее и приятное.

– Идти мне надо, Михаил Петрович, мои переживать будут!

– Твои?! – криво улыбнулся дед. – Я тебя одного только видел! Твоих-то, небось, сам придумал!

– Ничего я не придумал! – воскликнул Фадей, вставая со стула и чувствуя, как голова начинает тяжелеть, тело – ломить и противно покалывать. – Машину из колеи надо вытащить.

– Ишь, встрепенулся-то как! Угомонись, Антон! Присядь, – сказал Михаил Петрович, надавив на плечо и усадив его обратно.

Посидев немного, Фадей уперся ладонями о стол и, поднявшись, побрел к порогу, хватая мокрый плащ и ППШ.

– Нет там на улице никого, не выдумывай! – окликнул его дед.

– Есть! – не оборачиваясь, отвечал ему Антон и вышел на террасу. Снова раздался гром, свернула молния, на этот раз еще ярче, чем прежде. Деревня, виднеющаяся за хлипким забором, казалась скопищем угрюмых деревянных тюрем без бдительной охраны, но под тяжелым покровом мрака можно было разглядеть нечто выглядывающее из чернеющих окон.

– Товарищ сержант! Прима! Сур! Лехаааа!!! Где вы?!! – накинув плащ, Фадей побежал по неглубоким лужам, встал у забора и настороженно огляделся. За плотной стеной дождя чернела тьма, и лишь в новой вспышке молнии он увидел пустую размытую дождем дорогу, услышал, как за спиной, где-то неподалеку кто-то прошелся, хлюпая по лужам. Фадей резко развернулся, но не увидел ничего, кроме очертания массивного сарая на заднем дворе.

– Вернись в дом, бестолочь! – с террасы послышался зычный окрик деда Михаила. – Слышь, что говорю?!

– Мешается земля мокрая… вылезти только дай! – голос, будто придавленный, утробный и жуткий, слышался где-то в стенах сарая.

– Вернись, тебе говорят! – окрикнул дед, заколотил в окно, да так сильно, что вот-вот разобьется.

– Душно…

Фадей не секунды не мешкая рванул к крыльцу. Пока бежал, чувствовал, что за спиной что-то происходит, будто что-то просыпается.

Преодолев ступени, вбежал на террасу. Там ему Михаил Петрович подзатыльник и отвесил.

– Говорю, в дом беги, а он, бестолочь, не слышит! Давай, живо в дом!

– А ч-то эт-о т-там? – робко спросил Фадей.

– Кому говорят? В дом давай! – не мешкая, схватил Фадея за локоть и потащил через коридор.

– Что это б-было? Я слышал голос, не знаю, чей, из сарая… Что это? Т-там…

Михаил Петрович ответил не сразу: возился где-то неподалеку. Вскоре Фадей услышал чирканье спичек и увидел мягкий приятный свет, идущий от масляной лампы, что стояла на журнальном столике, аккурат между двух старых плетеных кресел.

На улице послышался чей-то зычный ор, жуткий и пронизывающий. Фадей весь сжался, ему хотелось прибиться куда-нибудь в угол, чтобы не дождь, ни то, что пробудилось в сарае, ни мрак этой чуждой деревни не настигли его.

– Присаживайся, – Михаил Петрович, оставался спокойным. В его глубоко впавших серо-голубых глазах Фадей не видел ни страха, ни тревоги, только глубокую усталость и смирение. Дед подвинул лампу ближе к себе. – Я тоже его слышу.

– К-кого его? – Фадей сильнее прижал к груди автомат, будто только через боль он мог хотя бы на секунду придавить панику.

– Верлиоку. Это он там бродит под дождем, – пояснил Михаил, – высматривает чужаков…

– Верлиоку? – робко переспросил Антон, с тревогой вслушиваясь в тяжелые хлюпающие шаги, будто от босых ног, топающих по неглубоким лужам.

– Не великан из детской сказки, которую тебе когда-то читала твоя мамка. Надзиратель!

– Над к-кем? – Фадей затаил дыхание, нервно сглотнув подкативший к горлу ком.

– Над нами, Антон, – строго произнес Михаил Петрович, поднося руку к мерно потрескивающему пламени.

Антон вжался в кресло, придавив ладонью рот, чтобы не закричать. Рука деда ссохлась, пожелтела, и полупрозрачная кожа обтягивала его тонкую скелетную кисть.

– Как ты в дом мой попал, так и пропал… – пояснил мертвец, расслабленно откинувшись на спинке плетеного кресла.

Антон смотрел на него и не верил: обтянутый пожелтевшей кожей скелет с пушистыми седыми волосами и бородой пялился на давно почерневшую от времени икону святого Иоанна Крестителя, висевшую на стене.

***

Все осмотрели, товарищ сержант, нигде Фадеева нет! – доложил Прима, подбежав к Нестору, что беседовал с Суром.

– В доме смотрели? – спросил Нестеренко, повернувшись к Приме. Но тот лишь пожал плечами. – С Лехой неоднократно пытались пробиться – безрезультатно. А стекла в доме побьешь, да как назло маленькие они, не подступишься, не пролезешь.

– Звать пытались? – сдержанно спросил Сур.

– И звать пытались, и все делали! Я же говорю, без толку!

– СЮДА!!! – послышался приглушенный голос Лехи. – Кажется, внутри сарая…

– Неужто канат нашелся? – обрадовался Сур.

– БЫСТРЕЕ!!! – это был уже не зов, а громкий надрывный крик, как от испуга.

Нестор, Прима и Сур подбежали к приоткрытым дверям. Нестор вошел первым, подсветил прожектором фонаря широкую спину Алексея.

– Т-там… он… т-там… – сдавленным и дрожащим голосом произнес Леха, указывая пальцем в темный подвал. То, что его напугало, находилось именно там. Нестор осторожно прошел вперед, почти к самому краю. Сур, Прима и Леха наблюдали за направляющим лучом фонаря. Нестор присел на корточки, чтобы получше разглядеть то, что так напугало их шофера. Желтеющий луч прожектора коснулся грязных босых ног с кривыми загнутыми назад ногтями, медленно, почти дрожаще пополз дальше, вверх, вдоль массивного живота, остановился на лице. Нестор с нескрываемым ужасом видел, как из-под длинных косматых и спутавшихся волос выглядывает злая перекошенная улыбка.

– Товарищ с-сержант… – осторожно обратился к нему Сур, – что там?

– Новые заключенные? Это в радость! — прохрипел утробный вибрирующий голос.

– Чего стоите?! – возопил Нестор, испуганно отползая назад. Две мощные волосатые пятерни выползли из черного погреба, и раздались лихорадочный шум автоматных очередей, крики и хриплые вопли солдат. Было слышно, как кто-то осторожно прикрыл дверь в сарай, повернул ключ в старой замочной скважине и почти бесшумно пошел по лужам к крыльцу старого заброшенного терема.