4. Заметка

Оформление новенького заняло недолгое время. Шурик был при документах, Кольберг, которая попутно являлась и олицетворением отдела кадров в небольшом газетном коллективе, тут же зачислила его в ряды доблестных сотрудников редакции. Сначала хотела взять стажером, но Кулик по телефону четко указал, что все нужные испытания человек уже прошел. Потому пусть числится полноправным корреспондентом.

– Тонов? – с удивлением переспросила Кольберг, услышав фамилию новичка.

– Вот так вот просто, – отвечал Шурик, вновь повторив любимую присказку. – Я из простых, не из породистых…

– И это хорошо, – согласилась с ним Кольберг. – Лет пять назад у нас работали я и мой муж, а еще пишущий редактор Вирхольм и журналистка Эрикссон.

– А что такого?

– Да ничего, просто, когда на День Победы Кольберги, Эрикссон и Вирхольм выходили на демонстрацию, неся плакат «Слава нашим воинам!» это выглядело двусмысленно… А потом еще и Плашкина водили в своем ряду Кольбергов, как военнопленного. Как смеялись наши конкуренты!

– А кто наш конкурент? – живо спросил Шурик.

– «Вестник событий», будь он неладен, – ответил вместо Кольберг Плашкин. – Кулик сказал выделить тебе отдельный рабочий кабинет.

– А у нас только… четвертый свободен, – тихо сказала Кольберг. Они с Плашкиным долго смотрели друг на друга. Потом Кольберг выдохнула.

– С другой стороны, не вечно же ему пустовать.

– А что там такого, в четвертом кабинете? – спросил Шурик, заметивший некоторое смущение в поведении своих новых коллег.

– Там раньше Вирхольм работал, – ответил ему Плашкин. – Слышал про такого? Ну раньше известное дело было.

– Неа, я вообще за городскими событиями особо не следил, – ответил Шурик.

– Его там, в четвертом кабинете какой-то сумасшедший из обреза застрелил. В период весеннего обострения. Вы не боитесь такой истории рабочего места?

– Соболезную, – сказал на всякий случай Шурик. – Что до боязни, так нет ее. Если там уже все отмыли и труп убрали, то все в порядке, готов приступать.

Кольберг печально вздохнула, мол, какая нынче циничная молодежь пошла, после чего протянула ключ от кабинета Шурику.

– Держи, обживайся пока. Ленточки там сняли, все отмыли на сто раз. Пока в помещении только телефон. Мебель и компьютер мы тебе чуть попозже поставим.

***

Александр Тонов, новый сотрудник редакции «Городской жизни» с интересом осмотрел новый кабинет. Тут не было совершенно ничего лишнего. Только глухое пластиковое окно. А! Еще – старинный красный телефон с дисковым набором на подоконнике. Его Кирилл заметил, когда тот внезапно встрепенулся и зазвенел.

– Вау, да я уже востребован! – обрадовался новичок, поднимая трубку.

– Але, бля! Это газета? – хозяйски нагло спросила трубка хриплым мужским голосом.

– Это газета! – радостно ответил Тонов, изготовившись выслушать какую-нибудь интересную житейскую историю. Или жалобу. Но вместо историй и жалоб, трубка гневно завизжала:

– Какого хрена вы не освещаете преступления Сталина, суки?! Это потому что у вас там Кольберги сидят и прочие масоны! Ты! Бегом к редактору, пусть ставит статью про…

– Пошел на хуй, – просто ответил Тонов. Трубка на миг поперхнулась. – Чтоооо?! Да я…!

– Головка от хуя! Что, дебил, глухота заманала, гандон тупой? – грозно спросил в ответ Тонов. – Хочешь, чтобы я тебе обеспечил незабываемую ночь волшебных пиздюлей? Так давай адресок, прикачу после работы! А, сыкуешь, так вали на хуй! Как? Спроси меня, как?

– Как? – ошеломленно крякнула трубка.

– Суешь трубку Сталина себе в зад, возжигаешь «Герцеговину флор», и херачишь, дымя, на хуй, пароходиком прямо по курсу!

В этот момент в кабинет вошел Плашкин.

– Прямо, никуда не сворачивая! – уже тише добавил по телефону Шурик, заметив начальство.

– Ого, уже кто-то беспокоит? – удивился редактор.

– Читатель звонит, – пояснил взволнованным шепотом Тонов, прикрыв динамик ладонью. – Спрашивает, как пройти на проспект Ленина. Говорю, что с остановки ТЭЦ идти прямо.

– Ты… как ты… ведь вы же газета, почему вы материтесь? – внезапно сбавила обороты трубка, перейдя на более спокойный тон с плаксивыми нотками. – Я на вас буду жаловаться начальству! Дайте мне редактора! Редактора!

Последнее слово неизвестный уже выкрикивал, вновь переходя на визг. Так, что его услышал даже Плашкин.

– Редактора? – прошипел, возмущенный настырностью читателя Шурик. Плашкин взял у него трубку, не дав ничего пояснить за жизнь звонившему, и радостно заворковал:

– Здравствуйте, я редактор газеты. Я слышал ваш разговор и могу сказать, что все так и есть – идите прямой дорогой на… Але? Алее! Трубку бросили. Ни спасибо, ни до свидания.

– Грубоватый какой-то мужичок, – согласился со вздохом Тонов.

Плашкин махнул рукой, мол, да и черт с ним. Он осмотрел помещение, словно впервые его видел. Спросил:

– Обжился? Привидений не видал? Хха. Хороший был мужик Вирхольм, жаль его. Так глупо помереть…

– Так он из-за простого сумасшедшего помер? – спросил Шурик, глядя в окно. – Я-то думал журналистов мафиози там разные стреляют, когда они их делишки на свет выставляют. Ну или власти по тому же поводу. А так помирать действительно скучно.

Плашкин тоже перевел взгляд в окно, скрестив руки на груди.

– К счастью, быть убитым из-за острых расследований в нашей редакции сейчас нереально. Вирхольм еще писал, а мы уже не пишем.

– Боитесь?

– Как бы тебе пояснить… – замялся Плашкин. – Вообще, жанр расследовательской журналистики является вершиной мастерства в нашей профессии. Он очень трудоемок, сопряжен с рисками, в первую очередь – риском судебных преследований. Что до безопасности расследователя – так Вирхольма убил сумасшедший, а не обозленные его расследованиями люди. И сам он под конец разочаровался в своих детективных работах.

– Почему? Это же так круто – выводить на чистую воду всяких чинуш!

– Да потому что всем плевать, – печально сказал Плашкин. – Бьется Вирхольм за правду, вытаскивает факты, кует аргументы, открывает преступные схемы и коррупционные связи, весь его труд в несколько месяцев кристаллизуется в отменную статью. Она публикуется, не смотря на протесты Кулика… и молчание. Ее прочитали люди, прочитали прокуроры, прочитали сами герои расследования. Затем завернули в газету рыбу и забыли.

Оба некоторое время молчали, задумчиво глядя в окно. Потом Плашкин прервал тишину, вернувшись к делу:

– Поскольку ты еще не имеешь опыта, начнем с малой формы. Это короткая информашка или заметка. Набьешь руку на заметках, дальше пойдем. Ага?

– Так точно.

– Дело простое. Знаешь, такая игра для интеллектуалов есть, «Что? Где? Когда?» называется. А мы ответим наоборот, на вопросы «Когда», «Где» и «Что случилось». Добьем же вопросами «Каким образом это произошло», а также «И что нам с этого будет»? Вот вся схема.

Тонов смотрел на редактора совершенно непонимающими глазами. Плашкин перешел к практическому занятию.

– Простой пример. Произошло какое-то событие, о котором ты коротко сообщает публике. Возьми любое.

– Тебя вчера со стенки снял.

– Допустим. Итак, когда это было?

– Вчера. 23 мая. Утром.

– Где?

– На стене дома по улице Ленина, 3.

– Вот тебе и начало информашки. Когда и где? Вчера утром 23 мая на стене дома по улице Ленина, 3 – что произошло? Промышленный альпинист спас редактора от падения с третьего этажа. Каким образом это случилось? Замечтавшийся редактор поскользнулся на крыше, куда залез сфотографировать утренние виды города. В последний момент он ухватился за висящий кабель и держался за него до тех пор, пока случайным образом на него не наткнулся работавший там промышленный альпинист.

Тонов ухмыльнулся, ухватив смысл примера, продолжил уже сам.

– Что дальше было? Благодарный редактор устроил промышленного альпиниста на работу в свою редакцию. Все?

– Все. «Что с этого будет»: Планируется, что, освоив профессию журналиста, промышленный альпинист станет первоклассным корреспондентом, который не раз еще нас порадует отличными статьями и репортажами.

– И чего сложного! – радостно прокомментировал Шурик.

– Но ведь начинают именно с простого. Давай, потренируйся: приготовь мне парочку своих информашек. Пока можешь даже просто выдумать.

– А эта, ну которую мы сейчас с тобой вместе придумали, она не годится?

– Ммм… нет. Кулик сразу влепит «ЧЗХ» при верстке. Он газеты уже в сверстанном виде всегда проверяет. Когда та набрана на компьютере и готова пойти в печать.

– А почему «ЧЗХ»?

– Так у него сложилось издавна. Пишет «ЧЗХ» – текст можно выбрасывать. Пишет «ХМ» – надо переделывать. Пишет «ОК» – ставим.

– Почему же «ЧЗХ», если моя заметка правдивая? Все ж по делу, все было, все правда.

Плашкин на миг задумался. Затем согласно кивнул.

– Тоже верно. Но, может, он поставит «КНТП». Редко такое ставит, но ставит.

– А что это?

– Расшифровывается, как «Кому Нужна Твоя Правда?» В том смысле, что некоторые вещи, может, и правильные, технически подходящие, не пойдут для печати в газете.

– Почему?

– Потому что собственник газеты не хочет заниматься бессмысленным правдорубством и наживать в городе врагов. Он не Вирхольм.

– А зачем вообще газета, если не писать правду?

Плашкин вздохнул, не найдя что сказать. Или просто не посчитал нужным отвечать на столь наивный вопрос.

В дверь без стука заглянул Кулик.

– Плашкин, давай ко мне на ковер, – кивнул он. – Подумаем, как ответ писать Роскомнадзору.

– Вот, кстати, собственник, его и спрашивай, почему «КНТП», – облегченно указал на Кулика Плашкин, намереваясь ретироваться, раз представился удобный случай. Узнав причину интереса, Кулик только рассмеялся.

– Так ты сам мне и ответь – кому нужна твоя правда? А?

– Людям, – просто сказал Шурик. Кулик шумно вздохнул.

– Всегда и везде правда была полезна одной части людей, и не полезна другой. Мы – полезное издание для всех наших читателей. Мы даем им информацию о жизни города, где проходит ярмарка, где дешевле продукты, где лучше лечат и куда сходить с детьми в выходные. Большего нам не нужно.

– А вот если коррупция и…

– Большего нам не нужно, – повторил с нажимом и медленно Кулик. – Ты хочешь назвать вора вором и взяточника взяточником? А кто тебе давал на это право? Ты следователь, судья или прокурор? Вот пусть они этим и занимаются.

– Ну вот Иваныч к примеру, Белибок, вот он точно вор, я по роже вижу, я же на него работал! – оживился Тонов.

– А когда он тебя на суд притащит, судья спросит доказательства, что он вор – ты его рожу в качестве улики покажешь? Или свои смутные подозрения? Ты думаешь, я не хочу правдорубством заниматься, потому что боюсь кого-то? Нет, потому что это абсолютно бессмысленное дело. Тем более, перед кем мне геройствовать, перед этими… людьми? Ты их вообще видел, какие они сюда приходят? За правдой что ли? Да они прибегают, чтобы первыми свою позицию изложить, прежде чем другая сторона прибежит их хаять. А мне не нужна правда ни тех, ни этих. Я тридцать лет в газете работаю, и скажу прямо – идут сюда с жалобами только отменные уроды. Попадаются нормальные люди, но в основном лживые уроды. Вон, Плашкин, расскажи хоть про вчерашнюю старушку.

Плашкин, который уже навострился исчезнуть, застуканный на полпути к выходу просьбой собственника газеты, с неудовольствием поморщился.

– Это было вообще что-то. Пришла бабулечка такая. К ней на той неделе дети привезли внуков малолетних поводиться. Троих. Она их оставила одних в частном доме, а сама к соседке ушла и там заболталась. Внуки спички достали и дом подожгли. Дети же. И выскочить никак – она дверь заперла, а окна не раскрываются. Когда прикатили пожарные, уже бесчувственных вытащили из огня. Угарный газ, он такой…

– Я знаю, какой он, верная смерть, если дозу хватил, – кивнул Шурик Тонов. – Служил военным пожарным. Так чего бабуля в газету приходила?

– Не могли бы вы, говорит, написать, какие пожарные уроды, детей не откачали? Я, говорит, с этой статьей в суд пойду и с них мильен отсужу…

Опять зазвенел телефон. Все трое переглянулись, Кулик, как старший, взял трубку.

– Алло!

– Але! Я уже с вашим журналистом говорил! И с вашим редактором говорил! Все меня посылают! Дайте мне, кто там у вас самый-самый главный!

– Я самый главный, – признался нехотя Кулик.

– Тыыы? – взвыла трубка. – Слышь, главный! Беги быстро, ставь статью про кровавого…

– На хуй пошел, – резко ответил Кулик и бросил трубку. Потом махнул Плашкину. – Погнали писать Роскомнадзору.