Джереми Бентам (1748–1832). Его мысли стали примером при анализе представлений о государстве, праве, обществе. Его положения, построения, взгляды [на понятие «право», его происхождение, предназначение, структуру (особенно в отношении права и правопонимания); на понятие «государство» и т. п.] использовали многие авторы. Он – автор учения о двух сущностях: реальных (real entities) и фиктивных (fictitious entities) [210, 211, 212]. Но, зафиксировав факт наличия двух сущностей, Бентам предлагает оригинальный метод перевода вымышленных сущностей в реальные методом «парафразы». Бентам предлагает считать правом только позитивное право, т. е. онтологически явление «право» (во всех своих ипостасях) тождественно понятию «законодательство». Гносеологически право познаваемо и доступно для человеческого разума. Бентам определяет право как продукт человеческого опыта, результат человеческой деятельности, а само явление «право» – фиктивной сущностью, Бентам предлагает узнавать объективный смысл права, изучая исключительно законодательство: «Чтобы знать, что такое право вообще, мы должны знать, что такое закон, а если мы знаем, что такое закон, волей-неволей мы узнаем, что такое право вообще…» [210]. «…Право – это друг каждого человека: именно праву, благодаря Господу, он обязан всем тем, что ему дорого. От права он получает все то, чем наслаждается, получает какую бы то ни было защиту своего спокойствия, своей личности, своей чести.» – цитировал Д. Баумгардт его последнее произведение [209]. Бентам писал: «.Как бы ни было плохо право, как бы ни было оно плохо сделано, это всегда узы, связывающие общество. Если бы оно было даже в десять раз хуже, чем это возможно, такое право все равно было бы лучше, чем полное его отсутствие.» [212]. Таким образом, рассматривая право с онтологической, гносеологической и аксиологической точек зрения, Бентам создал интегративную модель права [87]. Главная и совершенно определённая цель права – обеспечение наибольшего счастья наибольшего числа людей. По сути дела, речь идёт о распространённой концепции общего блага.

Вильгельм фон Гумбольдт – третий (после И. Канта и Г. В. Ф. Гегеля) немецкий философ, поднявший тему автономии общества от государства, тему публичного про странства как про странства социального, независимого от власти. В отношении государства Гумбольдт категоричен: государство наносит вред обществу во всех случаях, кроме защиты безопасности граждан.

Рудольф Иеринг, основатель формально-догматического подхода к праву [67], стремился дать современным ему праву и государству социологическое обоснование. Он утверждал, что частная собственность вытекает из природы человека; что право развивалось в кровавой борьбе классов и сословий, добивающихся закрепления в праве через законодательство своих интересов. Но эту борьбу можно охарактеризовать теперь как защиту существующего права от нарушений (равенства всех перед законом, свободы собственности, промыслов, совести и др.), а для охраны интересов общества необходимо государство.

Леон Дюги – один из основоположников теории солидаризма. В современном обществе неизбежно разделение труда, и классовая структура общества обусловлена и тождественна этому разделению: классы должны совместно и солидарно трудиться в системе общественного производства. Л. Дюги – сторонник свободы предпринимательства и частной инициативы.

Адемар Эсмен – представитель юридического позитивизма, отвергающего всё, что находится за пределами действующего законодательства. Догма права имеет первостепенное значение и освобождает юридическое мышление и юриспруденцию от «иных влияний» («мыслей»): идеологии, этики, философии и т. д., которые вносят в практику реализации права «метаюридические» начала. Государство отождествлялось с правопорядком и системой государственно-правовых норм.

Морис Ориу – яркий представитель институционализма (социологическая юриспруденция), который выдвинул теорию институтов, соединяющих единство политической и правовой теории: «…Именно институты порождают нормы права, но не нормы права порождают институты.» [89]. В методологии предложил следовать методу от объективного к субъективному: «.и будем объяснять, возможно, больший круг вопросов объективной организацией (а не волей субъективной личности). и оставим за субъективным элементом только то, что действительно нельзя будет свести к объективному объяснению.» [89]. Ориу допускал два способа образования правовых норм: вертикальный (институционализация властных императивов) и горизонтальный, когда норма медленно устанавливается и становится обычаем (институционализация фактических отношений). В праве, указывал М. Ориу, необходимо различать форму (образуют юридические нормы и акты) и материю, коей является содержание норм, «…которое по существу сводится к свободе человека, обусловленной социальным порядком и справедливостью.» [89].

Герберт Лайонел Адольфус Харт считается самым выдающимся философом и теоретиком права середины и конца ХХ века, основателем аналитического неопозитивистского направления в правопонимании [221]. Он переориентировал юриспруденцию так, что основные свойства аналитиче ской и особенно лингвистической философии (строгость рациональной аргументации, понятность и ясность изложения, внимание к тонким концептуальным различиям, чувствительность к языку и его логике и т. д.) стали применимы к решению правовых проблем, что позволило с новых позиций актуализировать и модифицировать эти проблемы и по-новому интерпретировать феномен права.

И здесь, изучая точки зрения западных правоведов и разбирая оригинальные отличия в их теориях о переходе права сильного в право одинаковое для всех, переходу явления «режим» в явление «правовой режим» и др., необходимо ещё раз заметить, что построение любого права, любого правового режима и любой системы права в обществе обязательно должны опираться на помощь государства, власти и самого общества. Значит право, правовой режим и система права тесно связаны с политическим и государственным режимами. Хотя вопрос «триединства режимов» авторами ранее не исследовался и сейчас он не является задачей изучения в нашей монографии, но с этим вопросом напрямую связаны вопросы изучения политических и государственных режимов, политических систем, которые рассматриваются в работах Дж. Бюрдо, М. Дюверже [213, 217], Г. Лассуэлла, А. Каплан [224], Д. Истона, Г. Алмонд, Г. Пауэлла [208], П. Морриса [225], а из современных западных правоведов, увязывающих право, власть, государство, общество, отдельно надо отметить Дэнниса Ллойда [216] и Колино Сандра Марго [214].

Думается, что всех этих примеров вполне до статочно для историографии и предварительного анализа взаимосвязи явлений «режим», «правовой режим», «государственный режим», «политический режим», «власть», «общество» и др.

Таким образом, мы видим, что явления «режим» и «правовой режим» выросли и получили первоначальное понимание в результате развития государствоведения и лишь потом правовой режим стал самостоятельными объектом изучения, т. е. явлением не производного характера, а явлением, которое имеет самостоятельный объективный смысл существования и изучения.

Смысл предыдущего абзаца подтверждается и концептуальным осмыслением категории «правовой режим» в Х1Х-ХХ вв. в отечественном праве. Например, проблемой того, каким образом можно эффективно управлять (в том числе регулировать отношения) обществом, различным образом его мотивируя (мотивации составляют цель – «идеологический аспект» любого правового режима), напрямую занимались классики отечественного права, ученые-правоведы: Е. В. Васьковский, П. Г. Виноградов, Б. А. Кистяковский, Н. М. Коркунов [73], С. А. Муромцев [85, 86], Л. И. Петражицкий [91], Ф. В. Тарановский, E. H. Трубецкой, Г. Ф. Шершеневич [104], а затем в середине 20-го века Н. Г. Александров, С. Г. Березовская, И. С. Самощенко, рассматривающие правовые режимы в конкретных аспектах, например, как характеристику социалистической законности либо как характеристику правопорядка [мы тоже отмечаем прямую связь явлений «право», «режим», «правовой режим», «порядок», «правовой порядок» (правопорядок), но отметим, что явление «право» понимается нами шире, чем только быть характеристикой «правового порядка»].

Однако в середине 70-х начале 80-х гг. ХХ века отечественное право в оценке сущности правовых режимов начинает несколько отходить от теоретических изысканий Запада. Если изучать официальную научную литературу по этому вопросу, то складывается ощущение, что отечественная теоретическая и практическая школа изучения и применения правовых режимов фактически начинает переходить на новое осмысление категории «правовой режим», достаточно серьёзно расходясь в некоторых его оценках с западным восприятием.

Заинтересованные лица в современной отечественной теории изучения права и государства, теории правовых режимов и практики применения отходят от самостоятельной сущности правового режима, а его восприятие идёт уже с помощью сущности явления «правовое регулирование».^[12],^[13]. Смысл явления «правовой режим» становится производным понятием от смысла явления «правовое регулирование», и сейчас такое положение правового режима служит основой построения всех положений в отечественной теории правовых режимов.

Другими словами, в конце 80-х годов ХХ века в отечественной теории права и государства в работах авторов, посвящённых теме правового регулирования, появляется и получает мощное развитие новое восприятие (прочтение, толкование, интерпретация и т. д.) смысла понятия «правовой режим», когда правовой режим связывается со смыслом правового регулирования и прочитывается в контексте с типами правового регулирования. Основателями такого восприятия были авторы (отцы-основатели) современной отечественной теории правовых режимов Н. Г. Александров, С. С. Алексеев [50–55], О. С. Иоффе, В. Б. Исаков [68], Д. Н. Бахрах [56] и др., изучающие правовое регулирование. Все авторы первоначально искали специальные механизмы, способные помочь правовому регулированию обеспечить в рамках законодательства возможность стабилизировать социальные, экономические и иные процессы и отношения, найти решение иных возникающих проблем правового характера, ограничить влияние негативных факторов. С этой целью в качестве специального механизма и был предложен «правовой режим регулирования» (С. С. Алексеев).

Но затем авторы, как мы выяснили, игнорировали слово «регулирование» и не «правовой режим регулирования» (как у С. С. Алексеева), а именно правовой режим (во всех последующих работах) начал восприниматься отечественными авторами как «особый порядок правового регулирования», «механизм правового регулирования – его особый порядок». Таким образом, мы установили, что история появления отечественного восприятия явления «правовой режим» в его современной трактовке своими корнями уходит в 80-е годы ХХ века, когда заинтересованные лица искали тот правовой механизм, который возьмёт на себя попытку помочь правовому регулированию урегулировать (как считается, в особом порядке) те или иные отношения экономического, политического, идеологического и иного плана (для их стабильности) между членами общества, между государством и членами общества.