– Захар Андреевич, не надо заниматься популистской политикой и демагогией. Я задал вам простой вопрос. Ответ прост. Все ваши опыты по плавному выходу из виртуального мира закончились ничем, и среди них также было множество трагических, если не связанных с обрывом жизни напрямую, то в психбольнице умерли многие. Следовательно, назвать плавный выход гуманным и безопасным также нельзя. А положительные примеры по резкому выходу привести можно. Значит, мы идём в верном направлении, возможно, немного его форсируем. Наши товарищи добровольцы-испытатели гибнут, и это вас угнетает, но поверьте, придёт время, и мы будем гордиться, что делали своё дело. Хотя это очень тяжёлое дело.

– И всё же хотелось бы снизить риск.

– Антон Николаевич, можно всю жизнь изучать космос в телескоп, а можно полететь к далёким галактикам. Сколько моряков не вернулось домой, пока они искали новые земли, шагая в неизвестность? Сколько испытателей не вернулось на землю, пока человек не освоился в небе? Сколько космонавтов погибло, открывая новые миры и горизонты для человечества? Вы знаете эти цифры? Вы знаете их имена? – Монро сделал паузу, взглянул на лица. – Я тоже их не знаю. Отдельных, успешных, знаменитых, но не всех, далеко не всех. Они своими жизнями прокладывали дорогу человечеству. Сегодня мы отправляем наших добровольцев исследовать мозг. Он до сих пор остаётся не меньшей загадкой для человечества, чем космос. Мы пытаемся приблизить эту неизвестность к нам, понять её. И плоды, положительные плоды этой работы уже есть. И это самое важное, чтобы продолжать её.

Монро откинулся на спинку стула.

– Тогда давайте обсудим, как мы будем отдыхать. У меня есть несколько предложений.

– Верочка, вы всех опустили на землю. Для вас наука и шашлыки равноценны.

– Конечно, Антон Николаевич, мне еще можно равноценно заниматься наукой и шашлыками, а вам только наукой, – колко ответила Вера на едкую реплику.

– Почему это ещё?

– Потому что ещё чуть-чуть и из-за вашего пуза в лаборатории не протолкнёшься.

Раздался лёгкий смех. Антон Николаевич возмущенно свёл брови и приподнялся со стула.

– Ну, знаете, милочка.

– Прошу вас. Антон Николаевич. Давайте не будем заходить слишком далеко. Спишем всё на не дипломатичность молодости, – снисходительно улыбаясь, Монро одновременно указательным пальцем пресёк попытку Веры возмутиться. – Вера, дорогая наша, у вас было несколько предложений. Давайте их обсудим.

– Хорошо. – Вера встала со своего места и раскрыла папку.

________

Вечер. Рябинин идёт по аллее, освещённой слабым светом фонарей, растворяющихся в сумерках. Сзади раздаются торопливые шаги.

– Захар Андреевич, постойте.

Рябинин обернулся. К нему, замедляя шаг, подошёл Кудахин.

– Что вам надо, молодой человек? – устало спросил Захар.

– Мне надо с вами поговорить.

– Мне, кажется, мы обо всём поговорили.

– А мне, кажется. Нет, я уверен, что вы что-то хотели от меня. Хотели мне что-то предложить, очень важное, но не смогли.

– Что за глупости?

– Это не глупости, Захар Андреевич. Вы забываете, кем я работаю. Вы провели со мной вдвое больше времени, чем с двумя предыдущими добровольцами. Вы приняли меня последним.

– Что из того? Как Вера завела, так и принял.

– Нет. Вы дали указание Вере, чтобы меня приняли последним. Это факт. Длительность разговора – это косвенный факт. Но интерес ко мне вы потеряли в тот момент, когда узнали, что я однофамилец начальника космопорта.

– Это чушь. Всё это чушь! Вы напридумывали себе всякого! Шли бы вы домой.

– Не надо так кричать, профессор. Это только дополнительно выдаёт вашу защитную реакцию. В жизни вы человек спокойный, даже кроткий. Поэтому при надуманности моих заключений, вы бы просто снисходительно посмеялись. Я специалист высокого класса. Я хочу вам помочь, потому что вы нуждаетесь в помощи. А ещё потому, что во всём этом есть огромная тайна, которую очень тщательно скрывают от всех. Уровень её я не знаю, но я готов на многое, чтобы её узнать.

– Какая ещё тайна, Кудахин? Простите, не помню вашего имени.

– Андрей. Меня зовут Андрей. Тайна без сомнения есть. Я за свою работу, почти ни разу не сталкивался с людьми, пережившими пятый уровень угрозы. Именно такой уровень был объявлен в космопорту год назад. Именно после этого инцидента, Алексей Алексеевич Кудахин скончался в больнице через несколько дней. Именно этот вопрос вас занимает, когда вы общаетесь со мной, и вы хотите видеть меня своим помощником или союзником. Поэтому предлагаю присесть на лавочку и всё обсудить.

– Может быть, мне просто принять вашу анкету и запихать в капсулу. Вы же доброволец. Приходите завтра, Вера вас устроит.

– Не юродствуйте, Захар Андреевич. Давайте лучше присядем. Вон отличная лавочка.

Рябинин как-то обречённо пожал плечами.

________

Рябинин и Кудахин на лавочке.

– Допустим, Андрей, мы примем с вами вашу версию. Что вы от меня хотите?

– Захар Андреевич, без допустим. Я прав. И вы знаете, что я прав.

– Допустим.

– Хорошо, пусть будет допустим.

– Тогда, что вы хотите от меня услышать?

– Я хочу, чтобы вы рассказали мне, чем вы реально занимаетесь. Как всё это связано с тем, случаем в космопорту, и как вы хотели меня использовать.

– Скажите, а зачем вы пришли к нам? Только оставим науку и прочую шелуху.

– Во-первых, это не шелуха. Я действительно пришёл к вам ради науки. Во-вторых, вы хотите узнать не объективную причину, субъективную. Объективно я действительно хочу помочь и поучаствовать в интересном проекте. Вы же были молоды, Захар Андреевич, тоже ведь готовы были рисковать. Разве не так?

– Скорее не так, но я понимаю. А субъективно?

– Субъективно, мне надоела моя работа. В ней есть смысл, есть потребность у общества, но рутина меня затягивает, я хочу из неё выбраться. Ко мне постоянно приводят переживших аварии на станциях, особенно тяжёлые случаи с потерей людей. Люди сложно восстанавливаются, иногда не восстанавливаются вовсе. Но знаете, в чём ирония? Точнее, в чём разница: заниматься реабилитацией космического волка или водителя после автокатастрофы здесь у нас, на асфальте?

– Просветите.

– Разницы нет никакой. Люди теряют друг друга, умирают, расходятся. Дети уезжают и улетают от своих родителей. Всё это потери, но всё это, одно и тоже. Наши методы далеко несовершенны, они требуют новых подходов, но никто не знает каких. Мне почти тридцать, возраст не преклонный, есть возможность что-то поменять. И тут появляется ваше объявление. Конечно, я решил всё бросить. Но как только попал к вам в кабинет, понял, что меня ожидает что-то совсем иное, чем я мог предполагать. И это иное исходит от вас. Вы удовлетворены?

– Почти.

– Тогда ваша очередь.

– Я хочу задать вам пару вопросов.

– Давайте.

– Вы точно не состоите в родстве с Алексеем Кудахиным?

– Точнее некуда. Совпадение. Если бы вы не напомнили про тот случай, я бы сам вас с этим делом не связал никогда.

– Я мог бы предложить вам нечто очень интересное. Конечно, существует риск. Но вы рискнули

бы стать чем-то вроде сверхчеловека? Обладать новыми способностями, которыми до сих пор никто из людей не обладал?

– Вы не шутите профессор?

– Естественно, нет.

– Тогда мой ответ положительный. Только хотелось бы знать, какие сверхспособности я получу. Буду летать или читать мысли?

– В этом вся и заковыка. Никто точно не знает. Когда мы вскрываем капсулы с испытуемыми…

– Что вскрываете?

– Капсулы. Я совсем забыл, что вы совершенно не в теме. Вы слышали что-нибудь о виртуалах?

– Нет, не доводилось.

– Если коротко, то это люди, которых мы погружаем в виртуальный мир. Он формируется их мозгом, как не знаю. Мы можем только частично создавать образы, которые могут трансформироваться в подсознании. Эти люди, погружённые в капсулы, проживают сотни и тысячи лет в своих мирах, а при выходе могут не только поделиться новыми открытиями, но и измениться сами.

– Захар Андреевич, я готов в капсулу хоть сейчас.

– В этом то и проблема. При медленном выходе из капсулы, результаты почти на уровне нуля. При быстром выходе есть ряд случаев с невероятными результатами. Но из нескольких сотен виртуалов, только несколько положительных случаев. Остальные покойники или клиенты психбольниц.

– Что же вы хотите предложить мне.

– Я считаю, что есть один способ, но это моя личная идея. Она не проверена, и никто не гарантирует, что вы не будете после этого пускать слюнявые пузыри.

– Её можно обсудить.

– Можно, но не сейчас. Есть ещё одна проблема. Вы можете стать таким человеком, который будет опасен для окружающих. Полностью бесконтрольным.

– Опасен плохо. Бесконтрольный, но что тут плохого? Я вполне адекватен и не собираюсь применять ничего против общества. Зачем меня контролировать?

– А если вы захотите кого-то убить?

– Убить? Это что-то невероятное. Как я могу захотеть? Я не могу, я даже представить себе не могу, как убить человека и что он должен такое сделать мне, чтобы я захотел его убить.

Рябинин насмешливо посмотрел на Андрея.

– Наверное, мы договоримся, но позже. Давайте созвонимся завтра.

– Постойте, а как всё это связано с космопортом?

Рябинин встал.

– Спокойной ночи, Кудахин. Всему своё время.

________

На большой поляне у реки отдыхают сотрудники лаборатории, вместе с Монро. Шашлыки, мяч, гитара.

– Поль Иванович, расскажите, а кем вы были в своём виртуальном мире? Что делали?

– Вера, вы отдыхаете или нет?

– Поль Иванович, но на работе мы об этом не поговорим, а здесь можно.

– Тем более, – добавил Семён. – Это очень интересно. Вдруг кому-то из нас придётся лечь в капсулу.

– Согласен с молодёжью, – добавил Антон Николаевич. – А Путееву, пока он с нами это может вдвойне пригодиться. Хотя бы что-нибудь необычное, не надо всю вашу биографию за десять тысяч лет.

– Ну, хорошо, если только необычное, – Поль присел у разложенной на земле скатерти.

Вокруг собрались остальные, кого-то окликнули и когда все устроились, пошутили, потолкались и успокоились, Монро начал.

– Самое главное, с чего нужно начать, так это с того, что я до сих пор не до конца адаптировался здесь. Мне сняться сны из моего мира. Я просыпаюсь по ночам то царём, то советником президента, то вдруг снова режу врагов. Да-да, вы не ослышались. В моём мире я перешагнул черту убийства человека. Моё сознание было загружено в период формирования государственности. Можно сравнить с началом средних веков у нас, хотя всё очень неравномерно. В те времена убийство человека было самым обычны делом.

– Скажите, а сейчас, здесь в нашем времени. Вы смогли бы убить человека?

Поль прикрыл глаза, подавляя нахлынувший гнев. Потом медленно произнёс.

– Конечно. Но надеюсь таких проблем в нашем мире не возникнет. И попрошу не муссировать этот вопрос.

– Поль Иванович, а необычное?

– Пожалуй, самое необычное было в том, что я столкнулся с самим собой.

– Двойник?

– Нет. Я, моё «Я», было в другом образе. Даже близко не было у меня там сомнений, что я это я, т.е. никакого воспоминания, что у меня другое тело.

– И какой вы там были?

– Сильный, высокий, красивый.

– Банально, Поль Иванович.

– Хорошо, Семён. Когда ты будешь погружаться в капсулу, выберешь себе что-то своё.

– Я хочу остаться собой.

– Возможно, ты прав. Но сила, в определённые времена, простая физическая сила, была залогом уважения. Поэтому планируя работу с людьми, надо это учитывать.

– А как прошла встреча с самим собой?

– Довольно поверхностно. Самое главное, что тот второй, раскрыл, что я это не я. У него была версия, что я пришелец из другого мира или Бог. К тому моменту я сам давно забыл, кто я на самом деле, возможно, это и привело к побочному эффекту. Появился я реальный, который искал мою сущность. Сам себя я не узнал, хотя лицо показалось мне знакомым. Когда я вернулся в наш мир, то для меня моё лицо стало открытием. Я с трудом пережил этот момент.

– Вы же выходили резко, без адаптации?

– Да, Антон Николаевич. Это было случайное отключение, которое позволило сохранить мне ряд воспоминаний и знаний.

– Это безумно интересно, но я никогда не соглашусь пойти в капсулу. Я не такая смелая.

– Вера, никто никого туда насильно не гонит.

– Может быть, и я вам что-то интересное расскажу, когда вернусь, – пробасил Путеев.

Все посмотрели на него, и весёлые улыбки слетали с лиц.

– Ну не надо грустить, товарищи! Я понимаю и отдаю себе отчёт. Мы вместе с вами делаем одно важное дело, но я в пехоте, а вы генералы. Точнее штаб, который отдаёт приказы. Правильно, товарищ Монро?

– Верно, Путеев, верно.

– Видите, я всё запомнил. Вернулся же ваш начальник, может быть, и я вернусь.

– И то верно, ребята. Что же мы грустить будем? Дайте-ка мне гитару, – воскликнул все время молчавший Рябинин.

– Захар, а ты на гитаре играешь?

– А то, Поль. Ты просто забыл, – Захар перебирал струны.

– Ох, ты, даже не вериться, что это наш Захар Андреевич.

– Вера, когда начнём работать, я снова буду строгим!

– Ладно вы, Захар Андреевич, я к вам в доверие втираться буду. Глазками моргать.

– Это она умеет.

– Семён, как тебе не стыдно выдавать мои тайны?

– Знаете древнейшую песню человечества про космонавтов и космос?

Рябинин ударил по струнам:

Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе

Земля в иллюминаторе видна…

Как сын грустит о матери, как сын грустит о матери

Грустим мы о земле – она одна

А звезды тем не менее, а звезды тем не менее

Чуть ближе, но все также холодны

И, как в часы затмения, и, как в часы затмения

Ждем света и земные видим сны

И сразу несколько человек подхватило припев:

И снится нам не рокот космодрома

Не эта ледяная синева

А снится нам трава, трава у дома

Зеленая, зеленая трава

Монро смотрел на своих сотрудников, весело подпевающих Захару и рассеяно улыбался. Ему вспоминались зелёные луга на месте будущего Царьграда. Неслух, привязавшийся к нему как сын, которого он и любил как сына, который был ему дороже всех на свете, и потеря его осталась для него самым большим рубцом. Старейшина поселения, смотревший на него как на бога. Там он был Олексой. И это имя было ему ближе, чем Поль Иванович Монро. Там он был защитником своего народа, царём и Богом, там у него было всё. Осознание, что всё это нереально, вымышлено, оставалось только осознанием, но подсознание не воспринимало действительность. Монро не помнил ни своих родных, ни своих друзей, он не помнил даже себя. Он был Олексой и, реальность того мира была ближе, чем этого.

Монро не заметил, как кончилась песня, как наступила тишина, как все взоры были обращены на него.

– Что такое?

– Вы плачете, Поль Иванович.

– Правда. Это случайная слеза, – Поль провёл ладонью под глазом. – Не обращайте внимания, ребята.

– Вы что-то вспомнили грустное?

– Скорее безвозвратное.

– Скажите, а вы бы хотели снова вернуться в капсулу?

– Временами, да, но проблема в том, что я хотел бы вернуться на зелёные холмы Царьграда. Великой столицы моего царства, чтобы скакать там навстречу ветру со своими дружинниками. Со своим сыном. А в капсуле нет гарантий возврата в тот мир, есть гарантия ухода из этого. Чувствуете разницу?

________

Кабинет Монро. Рябинин в кресле, крутит в руках ручку. Поль, заложив руки за спину, ходит вдоль окон.

– Прости, уже спрашивал тебя, кажется. Не очень понял твой ответ, – начал Рябинин.

– Говори, Захар, – Монро остановился напротив кресла.

– Мне не понятно, зачем ты решил продолжить именно эти исследования. Ты мог бы сделать массу полезного для общества, с твоим багажом знаний. Ты ведь единственный человек, проживший мозгом несколько тысяч лет. Неужели тебе нечего дать человечеству? Может быть новое устройство общества, технические открытия? – Рябинин положил ручку на журнальный столик и посмотрел на Поля, который немного поджав нижнюю губу, кивал в такт его вопросов.

– Ты всё? – спросил Монро, немного помолчав.

– Всё.

– Тогда слушай, – Поль продолжал стоять, раскачиваясь с носка на пятку. – Человечество достигло определённых положительных результатов в своём развитии. Результаты неплохие, а на самом деле потрясающие. Мы наконец-то научились жить без войны, убийство человека человеком может носить исключительно случайный характер. Есть масса недочётов, но в целом общество развивается ровно, уверенно и грамотно. Что-то менять, тем более кардинально, я не вижу смысла. То есть это возможно, но это не важно, не имеет принципиальной необходимости, когда все сыты, обуты, одеты и в безопасности.

Монро повернулся и пошёл вдоль окон, продолжая говорить.

– Что касается технических предложений, которые я мог бы сделать, это возможно. Но это тоже не принципиально по времени, на досуге что-нибудь набросаю в интернет для студентов, они быстро мысль разовьют. Но!

Поль остановился снова против кресла с Рябининым.

– Я столкнулся с тем, что является действительно важнейшим и интереснейшим. Я хотел бы назвать это биологическим прогрессом человечества. Новый рывок, в новую реальность. Новые люди и новые возможности, не в переносном, а в буквальном смысле новые люди и новые возможности. Это самое захватывающее дело, у истоков которого мне доводилось стоять последние сотни лет. Его нельзя и не нужно отодвигать. Такого прогресса, такого развития у людей ещё не было.

– По-моему, весь прогресс заключается в одном единственном лице. Не маловато? А если это не прогресс, а исключение из правил. Цепь случайностей, которая не повториться ещё миллиарды лет?

– Да, Захар, ты прав. Всё возможно. И моя, – Монро усилил голос. – Наша задача, решить этот вопрос так, чтобы случайность повторилась, чтобы у нас появились десятки и сотни Монро или кто-то лучше Монро. Её надо решать и я очень рад, что занимаюсь именно этим и считаю это важнейшим направлением человечества.

– Почему ты тогда не поехал в лабораторию на Луну?

– Захар Андреевич, ну что за глупый вопрос? На Луне вы бы сделали из меня подопытного кролика. Максимум, что позволил бы вам страх – это не убить меня, а держать из любопытства в клетке. Здесь я творец, я сам ученый, я ставлю опыты и делаю выводы. И делаю это не хуже, а намного лучше твоих коллег на Луне. И ты должен быть рад, что работаешь в моей команде.

– Я рад. Я рад. Просто хотел понять тебя Поль, или лучше называть тебя Олекса?

Монро вздрогнул.

– Прошу тебя, больше так не делать.

________

Мартова за столом у себя в кабинете просматривает какие-то бумаги. Раздаётся зуммер звонка.

– Слушаю.

– Здравствуй Оля. Это Екатерина Дмитриевна.

– Слушаю вас.

– Как там устроилась на моём месте? Слышала, неплохо сработалась со всеми?

– Екатерина Дмитриевна, вы звоните по закрытому каналу связи, чтобы узнать как у меня дела в вашем кресле?

– Да, Ольга, ты права. Мне нужна твоя помощь.

– Всем, чем смогу.