Астапов долго крутил телеграмму в руках. Смотрел и так, и эдак. Он отказывался верить в то, что было в ней написано. Этого в принципе не должно было быть. Игорь не мог оказаться на переднем крае. Он не мог быть убитым. Ведь он развернул отделение в Моздоке! А ведь Моздок так далеко от войны!
До обеда Вадим Иванович носил телеграмму в кармане, не зная как показать её Светлане. Он перебрал в голове массу разных слов, но все равно не смог найти нужных. Ничего не получалось сложить на словах, но и столько тянуть уже было нельзя.
После обеда он, наконец, набрался решимости, и вошел в хирургическое отделение. Света сидела за столом, и что-то писала.
Вадим Иванович присел на край стула, и сам того не ожидая, спросил:
– Светлана Юрьевна, у вас еще много работы на сегодня?
Света подняла на начальника глаза.
– Закончить отчет за январь надо, обойти больных, а что?
Астапов не смог посмотреть ей в глаза, и теперь рассматривал плакаты на стене. Он ответил не сразу.
– Пришла телеграмма.
Света непонимающе посмотрела на него, и переспросила:
– Какая телеграмма?
– Вот эта, – Астапов выложил на стол телеграмму, и тут же добавил: – Но это еще не точно, может быть ошибка какая-нибудь?
Света развернула телеграмму, ощущая в ней уже что-то плохое, и вдруг буквы поплыли у неё перед глазами. Света не сразу поняла смысла прочитанного, а, поняв, вдруг почувствовала, как ей становится плохо.
– Игорька моего убили… – глухо сказала она, и встала со стула.
Астапов поспешил посадить ее обратно, и тут же побежал к рукомойнику, набрать воды.
Света еще раз перечитала телеграмму, и несколько минут совершенно с виду спокойно, смотрела на суетящегося возле нее начальника.
– Может это ошибка? – снова повторил Астапов, подсовывая Свете стакан с водой.
Она машинально взяла стакан, поднесла ко рту, но тут же стакан вырвался из руки и упал на пол, разбившись на мелкие осколки, разлив воду по плиточному полу.
– Игоря убили… – вдруг громко завыла Света, и уткнула лицо в ладони. – Как же так? Как же так?
– Это ошибка, Светлана Юрьевна, вот увидите – придет еще другая телеграмма, опровержение… – Астапов сам не верил, что говорил. Просто он не знал, что нужно было сейчас говорить.
Он встал, и начал искать что-нибудь сердечное, всерьез опасаясь за возможный приступ от таких известий.
Света надрывно всхлипывала и выла. Она залила слезами уже не имевший для нее никакого значения журнал с отчетом за прошедший месяц, и потом совсем уронила голову на стол.
– Игорь… Игорь… – только и повторяла она сквозь всхлипы и слезы.
Вадим Иванович встал сзади, и положил свою ладонь на плечо Светы. В этот момент он вдруг почувствовал, что сам частично виноват в гибели Игоря. Вспомнил, как неделю назад так некрасиво обошелся со Светой на плацу, когда она подошла к нему просить, чтобы Игоря в Чечню не отправляли…
– Света, прости… – прошептал он, – прости…
Света просидела за столом час. Когда уже слёз не оставалось, она подошла к рукомойнику и умыла лицо. Все это время Вадим Иванович находился рядом, и старался хоть как-то морально поддержать ее…
– Когда его привезут? – холодным голосом спросила она.
– Пока не сказали, – с готовностью отозвался Астапов.
– Его нужно хоронить на его родине. Его нужно везти туда, – так же холодно продолжила Света.
– Да, да, конечно, – согласился Вадим Иванович.
– Мне нужны деньги, чтобы ехать на родину Игоря.
– Разумеется. Я сейчас схожу в финотдел…
Света оделась и вышла из отделения. Астапов не стал ее останавливать и спрашивать, куда она пошла.
Света вышла из госпиталя и медленно пошла в сторону общежития. Она смотрела вниз, боясь поднять глаза, полные слез. Мысли не покидали её. Все казалось не реальным, казалось, что все, что происходит с ней сейчас – это сон.
Так не должно было быть! Игорь ведь говорил, что будет сидеть в госпитале и не высовываться! Ведь он совсем не похож на головорезов из бригады спецназа, большинство из которых просто рвутся в бой, и не представляют свою жизнь без острых ощущений! Игорь ведь простой гражданский человек, хоть и военный врач. Как такое могло быть?
Света не заметила, как вошла в забегаловку.
– Налей мне водки, – попросила она официантку.
Света присела за столик, и украдкой вытирала слезы. Когда официантка принесла водки, Света выпила сразу одну за другой три рюмки и закусила лимоном. Одиноко и отрешенно она смотрела, как официантка обслуживает заходящих время от времени посетителей. Хорошо ей – бегай, да деньги считай…
В забегаловку, смеясь, вошли Лунин и молодой переводчик.
– Привет медицине! – громко сказал Дима, и подсел к Свете. – Как дела? О чем скучаешь?
– У меня Игоря убили, – глухо сказала Света, и опустила глаза.
Лунин сидел с натянутой улыбкой, и подумал на мгновение, что Света пошутила.
– Как убили? – наконец дошло до него.
– Убили… – Света разревелась и, вытащив платок, начала вытирать им слезы.
– Что такое? – весело подсел Нартов, не слышавший начало разговора.
– Игоря убили, – сообщил Дима.
Боясь в такую минуту наговорить лишнего, Олег счел нужным просто промолчать. Тем более, что Игоря он лично не знал.
Свету проводили домой, и когда она осталась одна, то повалилась на койку и уже без слез просто смотрела в потолок.
Никогда больше Игорь не обнимет её, и не согреет своим теплом… никогда она не сможет иметь от него прекрасных ребятишек… никогда она не услышит от него слова любви…
Никогда!
Не хотелось есть, и не хотелось вообще что-то делать. Света со злостью выключила трещавшее о чем-то радио.
– Господи! За что? За что ты забрал его у меня? Ну что он сделал такого плохого?
Света уткнулась в подушку. Слез не было. Время от времени на неё нападала волна безысходности, бессмысленности дальнейшего своего существования.
В час ночи Света встала с койки и прошла к шкафу, в котором хранилась кухонная утварь. Через мгновение она уже держала в руках хлебный нож. Нож был с лазерной заточкой и без труда, лишь легким нажатием, разрезал буханку хлеба. Света посмотрела на лезвие. Одним взмахом можно перерезать сонную артерию и яремную вену, после чего останется жить не больше одной – двух минут. Зачем жить без любимого человека? Зачем теперь нужна эта никчемная жизнь? Зачем эта комната? Зачем этот госпиталь? Зачем это звездное небо? Зачем это все? Для кого? Нет больше любимого человека, и все это теперь совсем не нужно…
Ничего теперь не может радовать. Ничего теперь не может придать сил, и поддержать в трудную минуту.
Света холодно посмотрела на нож, и спустя мгновение примерила сталь к своей шее. Но что-то остановило ее от опрометчивого поступка.
Света отбросила нож.
– Прости, – прошептала она, – Игорь, если ты меня слышишь, прости…
В пять утра она уснула, но проспала не долго. В семь часов она поднялась и пошла в госпиталь. В госпитале она обошла больных, стараясь держаться как можно спокойней, но её красные глаза и резкость в движениях выдавали нервное потрясение. В госпитале уже все знали про её беду и старались даже лишним жестом не напоминать ей о горе.
Перед обедом пришла еще одна телеграмма, в которой сообщалось, что труп Игоря повезут на его родину – на Урал. Света пошла в отдел кадров, оформлять документы на отъезд на похороны.
В Чечню Олег поехал только через полтора месяца, когда была готова к отправке на войну еще одна рота. Место основного базирования отряда к этому времени перенесли из Моздока в горы Чечни, в район между населенными пунктами Махкеты и Сельментаузен, где уже находился штаб сто восьмого парашютно-десантного полка и отряд сорок пятого разведывательного полка воздушно-десантных войск. В самом Махкеты стоял сто четвертый парашютно-десантный полк. Роты десантников к этому времени почти все сидели в горах от Элистанжи до Улус-Керта – блокировали передвижения остатков бандгрупп после недавнего прорыва боевиков на веденское направление. Пару недель назад второй батальон сто четвертого полка встал на пути продвижения основной массы боевиков, принял тяжелый бой, в котором понес тяжелые потери. В полку погибло более девяносто человек, в том числе, практически полностью – шестая рота, и поэтому штабом группировки войск было принято решение перебросить в горы на усиление десантников отряд специального назначения ГРУ. Выбор пал на отдельный отряд подполковника Романова.
В течение нескольких дней отряд перебазировали из Моздока в эти горы. Еще неделя ушла на обживание нового места и проведение нескольких разведвыходов для ознакомления с местностью. Начало боевой работы совпало с прилетом роты капитана Иванова.
Прибывшая рота начала ставить палатки, а офицеры собрались в палатке ПХД, где развернулась масштабная пьянка, приуроченная к прибытию роты.
Водки было много. Заместитель командира отряда по работе с личным составом майор Шевченко назвал водку главным оружием чеченских боевиков, и добавил, что это оружие нужно уничтожать. После чего поднял налитый до краев стакан:
– За нашу победу!
Все кто был в палатке, встали, и дружно опрокинули содержимое кружек и стаканов в свои простуженные глотки.
Олег Нартов почувствовал, как к желудку потекла огненная река, и поморщился.
– Не кривись! – кто-то хлопнул Олега по спине, кто-то захохотал…
– Порядок, – промямлил Олег, доставая вилкой тушенку из банки.
Дима Лунин налил Олегу еще полкружки, и Олег поморщился снова. Первая кружка была выпита им с трудом, а развитие событий вполне ясно давало понять, что это только небольшая прелюдия к основной попойке.
Отказываться не хотелось просто из уважения к находящемуся здесь коллективу. Отказаться, значит плюнуть на общество, которое было строго щепетильно в этом вопросе. Попробуй не выпить с капитаном Самойловым за его друзей, погибших пять лет назад во время первого штурма Грозного!
Олег налег, было на тушенку, но Лунин его остановил:
– Эй, военный! Не превращай закуску в еду!
За Луниным в проходе стоял ящик тушенки, но то была тушенка на завтра, послезавтра…
Олег положил вилку на стол.
– Закусывать по команде! – съязвил Шевченко, услышав реплику Лунина.
Майор Шевченко в тесном кругу офицеров сейчас был выше всех по должности, а потому как бы являлся руководителем «мероприятия». Если бы его сейчас в палатке не было, все это можно было бы смело назвать банальной попойкой, а на утро построить весь офицерский «кворум», и устроить длительное промывание мозгов с показательным наказанием командиров, особо отличившихся в употреблении спиртного. Но так как Шевченко все же присутствовал, и как бы представлял в своем лице руководящий состав отряда, то и «пьянкой» это назвать уже никак было нельзя. «Мероприятие» – и точка. Со всеми вытекающими отсюда выводами и последствиями.
После второй кружки Олег понял, что ему уже достаточно. Обглодав корку хлеба, он скромно взял на кончик ножа маленький кусочек тушенки. Взгляд уже не фиксировался на одном месте, «плавал». Начались позывы к рвоте. Этого еще не хватало…
Олег повернулся назад, ища место для возможной рвоты. Сзади него была только остывающая печка, и куча дров. Разве что на дрова…
Офицеры, разомлевшие от выпитого, начали оживленно переговариваться. Командир второй роты отряда, которая уже провоевала здесь полтора месяца, капитан Самойлов, рассказывал об особенностях штурма Грозного во время первой кампании. Несколько человек слушали его, вытянув шеи.
– Город горит, рота морпехов окружена, вызволять надо, а нас всего двадцать, что делать? «Махра», слава Богу, во время подоспела. Как дали чеченам!
Лунин рассказывал, как провел несколько последних дней перед отправкой, с девочками:
– …а я ей говорю: поворачивайся на живот…
Командир только что прибывшей первой роты капитан Глеб Иванов сидел молча, и как-то грустно смотрел на Олега. Нартов заметил его взгляд и спросил:
– Почему вы на меня так смотрите?
– Жалко мне тебя, парень… – как-то действительно сожалеюще, сказал Глеб.
– А чего меня жалеть? – спросил Олег.
– Ты – гражданский человек, – тихо сказал Глеб, – На войне тебе делать нечего.
Олег хотел спросить, почему он так думает, но тут поднялся Шевченко:
– Товарищи офицеры, третий!
Все зашевелились, начали подниматься. Олег последовал примеру и, толкаясь, встал. С ужасом посмотрел на свои полкружки водки и подумал, что его точно будут выносить.
Шевченко, больше ни слова не говоря, выпил. Олег знал, что сейчас надо выпить так, чтобы ничего в кружке не осталось. Традиция.
Водка не лезла в горло. Организм противился, но Олег, собрав волю в кулак, выпил до дна. Сев на ящик от снарядов, служивший стулом, понял, что уже сам встать не сможет.
Иванов подмигнул:
– Это только начало…
– А что будет еще? – спросил Олег, чувствуя, как заплетается язык.
– Кроме водки еще будет война.
– Война уже есть, – возразил Олег.
Ему показалось странным, что Глеб говорит о войне, как о чем-то еще не начавшемся. Ведь война началась в августе, а сейчас уже март…
– Война есть для тех, кто воюет. А я, ты и вся моя рота еще не воевали. Для нас войны пока нет. Она только ждет нас. Ждет наши души. Ждет наши тела. Ждет наши жизни…
Олег знал, что Иванов воевал в ту, первую, войну, был ранен и уж точно он знал, что есть война. Олег хотел что-то спросить, но почему-то задал совсем глупый вопрос:
– Товарищ капитан, а на войне страшно?
Сидевший рядом с Олегом Лунин на миг повернулся, посмотрел на Олега глазами полными презрения и снова отвернулся. Олег уже как-то задавал Лунину этот вопрос.
– Сейчас тебе страшно? – спросил Глеб.
Олег прислушался к себе.
– Нет.
– В бою тоже не страшно. Если инициатива за тобой. Если охотник – ты.
– А на войне?
Глеб не ответил на вопрос и продолжил свой монолог:
– Сейчас тебе не страшно потому, что ты выпил водки. Если ты не будешь пить здесь водку, то от страха сойдешь с ума. А еще ты сойдешь с ума оттого, что здесь увидишь. Ты не человек войны. Тебе это не надо видеть. Но придется.
– Например? – спросил Олег.
Глеб не ответил. Он начал пережевывать тушенку, а потом опять долго молчал. Олег дотянулся до банки с кашей и подцепил немного на вилку. Проглотил, не чувствуя вкуса. Посмотрел на Иванова. Глеб спросил:
– Зачем ты согласился ехать сюда?
– У меня есть подруга, на которой я хочу жениться, – сказал Олег. – У нас было все хорошо, но потом я застал ее с парнем. Будто мир перевернулся. Она мне сказала, что я тряпка, не могу постоять за себя, а все потому, что я не служил в армии.
– И ты решил ей что-то доказать?
– Да. Я пошел в военкомат, и сказал, что хочу служить.
– И тебя, выпускника МГИМО взяли в армию?
– Военком тоже удивился. Еще больше он удивился, когда мой папа приехал к нему…
– А кто у нас папа?
– Советник министра иностранных дел.
– Кто??? – Иванов чуть не поперхнулся.
– Советник министра.
– Олег, ты дурак.
– Дурак и тряпка, – кивнул Нартов. – Поэтому к военкому приехал папа, и согласившись с моим решением отсулжить в армии, попросил военкома заслать меня подальше от Чечни – на Дальний Восток. Оказалось, что Чечня нашла меня и там.
– А что же папа?
– Я родителям ничего не стал говорить.
– А что подруга? Она же знает, что ты в армии.
– Говорит, что зауважала меня за мой выбор и ждет меня.
Иванов хмыкнул, но не стал комментировать ответ Нартова.
– Да и ненадолго мы здесь, – рассуждая, сказал Олег. – На каких-то три месяца…
– Эти три месяца могут показаться тебе вечностью.
Олег повертел головой, не соглашаясь с Глебом:
– Нет. Три месяца, это три месяца. Когда-нибудь они все равно закончатся. К тому же уже прошло три дня, как мы прилетели. Проходит все, пройдет и это.
Глеб покачал головой:
– Но ты все же гражданский человек, и знать что такое война, тебе вряд ли надо.
– Не знаю. Мне кажется, что в жизни надо посмотреть все.
– Да, но кроме кошмаров войны. Война – это слишком плохое зрелище, чтобы хотеть на него посмотреть…
Вдруг Олег почувствовал, как к горлу подкатился приступ рвоты. Он, толкнув чуть Лунина, повернулся назад, и его вырвало прямо на аккуратно сложенные дрова у печки – «буржуйки». Прокашлялся.
– Это кто там? – спросил Шевченко, услышав знакомый звук. – Не вижу…
– Переводчик наш… – отозвался Иванов. – Пить еще не умеет…
– Выведите его на свежий воздух. Пусть немного проветрится…
Иванов выбрался из-за стола и, подхватив Олега, пошел к выходу.
Снаружи было довольно прохладно. Небо было звездное и чистое.
– Освежись, – сказал Иванов.
– Мне уже лучше, – сказал Олег, вдохнув свежего воздуха.
Иванов посмотрел на горы и вдруг указал на вершины, хорошо видимые на фоне неба:
– За горами Улус-Керт. Три недели назад там, в горах, почти полностью погибла рота второго батальона сто четвертого полка. Капитан вдруг повернулся к Олегу и, глядя в глаза, прямо спросил: – А ты готов вот прямо здесь и сейчас умереть?
Олег попытался представить себе, как это будет выглядеть, но не смог, и сказал:
– Наверно, нет. Я не знаю…
– Парни там тоже не хотели умирать. Они были окружены. Почти сутки они бились в полном окружении. Когда духи перебили почти всех, оставшиеся в живых вызвали на себя огонь полковой артиллерии. Снаряды смешали там всех с землей. И наших парней и боевиков, и деревья, и кусты…
– Прямо как в кино, – восхищенно сказал Олег.
О проекте
О подписке