Добро пожаловать в преисподнюю. Мы – Спящие, и мы приветствуем вас.
Если выразиться точнее, мы – Спящие Ангелы, они же – Падшие.
Мы спим людей.
Вашему глазу странно такое читать, вашему уху – слышать. Вы привыкли считать глагол «спать» непереходным, тогда как сами же позволяете себе выражения вроде «спать день», «спать ночь», «спать сутки». Мы открываем вам, что спать можно не только что-то, но и кого-то, равно как и проспать. Именно этим занимаются Спящие Ангелы.
Вас не спасти, и откровенность – наша награда, ибо другой мы не имеем.
Книга Жизни, прообраз книг человеческих, написана буквами, слагаемыми в слова; слова же разделены пробелами. Иначе их трудно прочесть, вы знаете сами. Поставить пробел – такая же работа, как набить букву; на эту работу поставили нас, Падших Ангелов. Наш издатель жаден и за пробелы не платит, поскольку считает, что они ничего не стоят.
Говоря откровенно, так оно и есть. Вы ничего не стоите. Вы – скрепляющее вещество, соединительная ткань. Совершенно не важно, чем вы занимались при жизни. Вас проспали. Почему отобрали именно вас, мы не имеем понятия; вас назначили на просып. Может быть, методом тыка. Кто-то из вас жил долго, кто-то коротко; одни добились впечатляющих по вашим меркам успехов, другие не достигли ничего. Все это не имеет никакого значения, потому что вы заведомые пробелы.
Мы спали вас. И вот проспали. Не ваше ли выражение – «проспать всё на свете»? А вы – далеко не всё, так что нечему удивляться.
Ваши соседи жили не хуже, хотя и не лучше, но они были либо буквами, либо знаками препинания. Нищие духом означали восклицания, а земные цари – апострофы. Впрочем, среди вас есть и те, и другие, потому что пробелом могут назначить кого угодно.
Книга есть книга, текст остается текстом; сообща вы играете важную роль, но каждый в отдельности не имеете смысла. Вы одинаковы и называетесь легионом.
А мы, как нам велено, стучим по длинной клавише.
Вот и все. Мы высказались и этим удовлетворены.
Впрочем, ваша участь еще не самая неприятная. Трудно поверить, но бывает хуже. Например, когда вставляют картинку – сейчас, кстати, именно этим и займутся наши коллеги. Но вам сии сведения ни к чему, этого не понять даже буквам, а вам и подавно.
Полковник Безопасности отмечал юбилей.
Сослуживцы приготовили сюрприз: большой художественный торт в виде пакета с секретными бумагами, который приходится есть перед лицом наступающего врага. На торте так и было написано: «Секреты».
В кондитерской игриво шутили:
– Это чей же секрет? Это для кого же секрет?
– Это ни для кого ни секрет, – буркнули заказчики.
Майор поднял тост:
– Выпьем за нашего юбиляра! Выпьем за его вечную пионерскую молодость, которой свойственно есть пакеты!
Полковник смущенно раскланивался и сыпал шутками:
– Попробуйте! Возьмите ложечкой. Ах, постойте! у вас же нет допуска к таким секретам!…
Его следственные замашки, однако, не дремали:
– И кто это догадался?
– Это все товарищ генерал, – добродушно пробасил майор. – Он у нас выдумщик.
Генерал обиделся:
– Я? Я ничего не выдумывал. Это не моя идея.
Гости переглянулись.
– Но как же? От вас пришла бумага…
– Я не писал никакую бумагу!
– Да вот же она!..
Майор сунул руку за пазуху и вынул конверт. Развернул, высыпался пепел. Воцарилась тишина.
– И кто же заказал этот торт? – зловеще спросил генерал.
Полковник покрывался смертельной испариной.
– Там было что-то твердое. Секрет. И я его раскусил.
– Все понятно. Тревога! – гаркнул генерал. – Мои соболезнования, полковник. Что это за секрет – скоро покажет время. Хотя, скорее, пищеварение.
Не двигайтесь, очень просим. Замрите.
Вам нельзя шевелиться.
Вы часто говорили, что на вас держится небо. Что вы отвечаете за все. Что ваше дыхание аукается катаклизмами. А если не говорили прямо, то думали так. Это было написано у вас на лице. Вы излучали такую уверенность, были настолько убедительны, что вам верили.
Вам нравилось думать, что мы не винтики. Что судьба мироздания в наших руках. Особенно – в ваших. Вот и дождались. Наступил момент, когда малейшее ваше движение отзовется катастрофическими последствиями. Вы шли к этому всю свою жизнь. Двигались. Теперь стойте тихо. Вам запрещается моргать, вам запрещается дышать.
Если вы дернетесь, то в эфире, атмосфере и прочем вакууме распространятся тонкие колебания, которые чуть искривят пространство и время. Этого не заметит ни один телескоп. И даже микроскоп. Но этого хватит, чтобы начался неприятный и необратимый процесс. Солнце погаснет, Земля остановится, звезды взорвутся, и случится много чего еще, хотя нам до этого уже не будет никакого дела.
Так что двигаться незачем.
Вас даже к черту опасно послать – вдруг вы пойдете?
Не огорчайтесь, просто стойте на месте. Вам это к лицу. В вашем случае статика ничем не хуже динамики. Вам должно быть приятно узнать, что вздор, который вы несли, оказался правдой. Судьба мира зависит от вашего чиха – вы так считали, правильно? Оказывается, вы угадали.
Вот и стойте.
Вы опасная фигура.
Утешает то обстоятельство, что вы монумент. Мы посетили вас, высказались и двинулись дальше, потому что нам пока можно. Хотя вы придерживались иного мнения.
Так что мы спокойны. Замри, умри, а третьего, что там дальше, мы не допустим.
Лучше бы вас вообще не было, конечно.
Старуха угомонилась к утру, а старик так и маялся бессонницей. Он ворочался на печи, вздыхал, сползал выпить капель, вскарабкивался обратно и снова ворочался, страдая от бабкиного храпа. Уже светало, когда он, в сотый раз отвернувшись от стены и старухи, обнаружил в горнице незнакомую бабу средних лет. Баба сосредоточенно рассматривала на свет стакан, в котором плавали его вставные челюсти.
– Что за черт, – бормотала баба, не замечая старика.
Тот кашлянул, гостья вздрогнула.
– Ты кто? – прошамкал дед.
– Зубная фея, – рассеянно отозвалась баба. – Что это такое, дедушка?
– Это протезы, – ответил хозяин.
– Как же я оплошала? – расстроилась фея. – Очень похожи на настоящие. Я впервые попадаю в такое идиотское положение.
Старик приподнялся на локте.
– Оставь подарок и ступай, – предложил он. – Я никому не скажу.
– Какой же подарок? – вспылила фея. – Это же искусственные зубы. Мне нужны натуральные.
– Странное дело, – не сдавался старик. – Зубы нужны натуральные. А подарки твои – резиновые. Вот, например, мячик. Помнишь, как ты подарила мне мячик, когда я был маленьким?
– И что? – возразила фея. Но видно было, что она колеблется.
– Ты не имеешь права уйти без подарка, – дед поднажал и понял, что попал в точку.
– Это верно, – признала фея. – Но за искусственные зубы я не смогу подарить тебе искусственный мячик. Только естественный.
– Валяй, – согласился дед. – Пусть будет естественный мячик.
– Ты пожалеешь, – предупредила фея.
– Это мы посмотрим, – успокоил ее тот.
– Хорошо, – гостья поставила стакан на стол. – Закрой глаза и спи. Подарок появится, когда ты проснешься. Таковы правила.
– Естественный мячик?
– Естественный мячик.
Старик послушно закрыл глаза и через минуту заснул.
Когда он проснулся, естественный мячик уже вовсю катался по комнате, а старуха всплескивала руками и умиленно кудахтала, приговаривая, что боженька сжалился и послал им на старости лет утешение.
Колобок ухмылялся, но до поры помалкивал и только посматривал на дверь.
Мне хотелось развлечься, и я завернул в кафе.
Там я немного выпил и подсел к нарядно одетой барышне. Она откровенно скучала.
– Коньячку? По случаю знакомства? – предложил я.
– Но мы не знакомы, – возразила барышня.
– Сейчас познакомимся. Меня зовут Петр Иванович. А вас?
– Анна Петровна, – улыбнулась она.
– Да вы мне в дочки годитесь. Ваше здоровье!
Мы чокнулись.
– Чем вообще занимаетесь? – осведомился я, разваливаясь посвободнее. Барышня была ничего себе, довольно изящная. Слишком накрашенная, но это необходимое и достаточное условие.
– Я работаю ночью, – она потупилась. Меня покоробил ее неуклюжий эвфемизм.
– А где же ужас, летящий на крыльях ночи? – я оглянулся в поисках сутенера.
Она жеманно рассмеялась.
– Думаю, мы поладим, – обнадежил ее я. – Договоримся. Как насчет Госпожи?
– Пока не доверяют, – вздохнула она.
– Жаль. Ну, не беда. И сколько денег это стоит?
– Тысячу рублей. Заходите.
– Что-то дешево, – отозвался я деловито. – За анал, конечно, доплата?
– Нет же, – она вскинула брови. – Я работаю ночью. Я играю Ночь в Театре Юного Зрителя.
Я встал. На мое плечо легла большая рука и усадила обратно. Я покосился: надо мной нависал огромный бугай – кавалер барышни, ненадолго отлучившийся.
– А вот и Ужас, – сообщила барышня. – Он играет Ужас.
– Очень убедительно, – голос мой дрогнул.
И я не ошибся в оценке.
Тема: призраки
Грех
Призрак, поселившийся в дальнем углу комнаты, мне не сильно мешал. Он никому не мешал, потому что ничего не делал, кроме как проступал на фотографиях уродливым пятном.
Я заметил его случайно; в дальнейшем не однажды фотографировал с разных точек, под углами косыми, прямыми и тупыми. Проверял объектив – нет ли пятнышка, не закрываю ли пальцем; ощупывал пустоту, на глаз остававшуюся пустотой, угол и угол, в нем ничего не было. Но снимки показывали, что это не так, что-то есть. Я накрывал призрака кастрюлей, пинал, поливал водой, ставил блюдечко с молоком, изводил расспросами, ругал, хвалил, выдавливал мебелью, но он никуда не девался и продолжал маячить.
– Что с ним делать? – спросил я у приятеля.
– Это неупокоенная душа, – ответил тот. – Я думаю, это душа какой-то вещи. Поэтому она ни хрена не делает и молчит. Что у тебя здесь стояло?
Я пожал плечами.
– Пианино. Давным-давно.
– А что с ним стало?
– Выбросил. Оно сгнило насквозь.
– Что ж – вполне может быть! – воскликнул приятель. – Очевидно, его что-то мучает. Наверное, совесть.
Я посмотрел на него недоверчиво:
– Совесть? У пианино? Скорее, его мучает то, что я свез его на помойку.
– Нет, это будет мучить тебя, когда призраком станешь ты… А сейчас мучается пианино. Что-то оно тебе сделало нехорошее.
Мне пришлось напрячь память.
О проекте
О подписке