2

В Стокгольме поначалу все пошло так, как Сорен и предполагал. Пресс-релизы и снимки подлодки, посланные в газеты и на телевидение еще с борта «Ориона», сделали свое дело. Никто не упомянул о фальшивой стрелке на стене старой церкви. Солидные дневные газеты сдержанно изложили историю успешной экспедиции «известного исследователя и соратника Андерса Франзена» по поиску возле Эланда советской подлодки, о которой ему стало известно благодаря «обширным контактам в России и индикациям местных рыбаков». Как водится, статьи сопровождались комментариями историков и отставных военных, напоминавших читателям о попытках советских подводных лодок в годы последней войны остановить перевозки железной руды из Швеции в Германию. Вечерние таблоиды дали мало текста и много иллюстраций. Содержательная часть была построена с перевесом на современность, причем использовалась та же «колода экспертов», что и в случае с дневными изданиями. Тут комментаторы сосредоточились на послевоенных вторжениях советских подводных лодок в территориальные воды Швеции, что выглядело не слишком логично, но было правильно с точки зрения возбуждения интереса широкой публики, которую больше волнует сегодняшний день, чем дремучая история.

Казалось, все сошло благополучно. Удар был нанесен тогда, когда Сорен уже записал Эландскую экспедицию себе в плюс. Через две недели после возвращения в Стокгольм его пригласили на телевидение поучаствовать в круглом столе о проблемах морской археологии на Балтике. Сначала все катилось как по рельсам, дело ограничивалось общей дискуссией, в которой молодая беременная ведущая, ранее специализировавшаяся на развлекательных реалити-шоу, изо всех сил пыталась утвердиться в новой для себя роли серьезного журналиста. «Давай, девочка, старайся! Ведь тебе еще не скоро снова по пальмам в “Робинзоне” лазить», – поощрительно думал Сорен, вполуха слушая унылое токование «кабинетного дайвера» Вильгельма Торнквиста, только что получившего профессорскую кафедру в Седернторской высшей школе. Его интересовало, что делает в студии третий участник программы, коммендор Леннарт Линдблад, скромно перелистывавший последнюю монографию Торнквиста об особенностях конструкции североевропейских каравелл конца XVI века, которую тот притащил на телевидение с тщеславным намерением сдвинуть продажи своего занудства с мертвой точки.

Присутствие представителя ВМС объяснилось, когда ведущая перешла к проблеме «частного спонсорства в исследовательской работе, заставляющего уважаемых ученых любой ценой стремиться к яркому успеху».

– Ваша организация финансируется главным образом за счет пожертвований компаний и отдельных лиц, причем доля частных спонсоров постоянно растет, – наставила ведущая свои имиджевые очки (ранее ни в «Робинзоне», ни в «Гладиаторах» Сорен ее в очках не видел) на главу Фонда Балтийского наследия. – Непрофессионалы, дающие деньги, зачастую не могут правильно оценить научную ценность той или иной работы. Они лишь пожмут плечами, взяв в руки, к примеру, этот неброский с виду, но основательный и во многом революционный труд, – ведущая, потянувшись, приняла из рук военмора «Сравнительный анализ конструкций голландских и североевропейских каравелл XVI века» и показала его в камеру, – и охотно раскроют кошельки, если им пообещают найти, к примеру, «Юпитер», набитый золотом и скелетами. Не кажется ли вам, что исследователи, которые ищут всеобщего признания, вольно или невольно обедняют науку, делая из нее своего рода шоу для широких масс?

– Если руководствоваться вашей логикой, то все великие открытия совершили шоумены, будь то Белл со своим телефоном или братья Райт с аэропланом, поскольку они когда-то восхитили миллионы людей, – принялся терпеливо объяснять начавший раздражаться Сорен. Он старался не смотреть на ухмыляющегося «кабинетного червяка» Торнквиста, который явно заранее набил пустую голову спортсменки своими соображениями по поводу «настоящих ученых» и «авантюристов, выдающих себя за таковых». – Если взять морскую археологию, то Андерс Франзен, не имея специального образования, сделал для науки больше, найдя «Вазу», чем десятки так называемых профессионалов, которые годами могут анализировать один-единственный шпангоут, принесенный им в кабинет в чистой упаковке с розовой ленточкой.

Торнквиста едва заметно передернуло. Обломок шпангоута в подарочной упаковке он лет десять назад получил в день рождения именно от Сорена Мореля, который тогда покровительствовал молодому кабинетному ученому и пытался пробудить его к «настоящей жизни». С того момента Торнквист и возненавидел «паяца, не имеющего даже высшего образования».

– Что же касается «Юпитера», – продолжал Морель, – он может стать балтийской «Троей». Это был самый большой, самый красивый корабль на Балтике в XVI веке. Возможно, даже самый большой в мире. Только подумать, что это чудо создали в эпоху, когда еще не знали чертежей! Все делалось на глазок, мастер полагался лишь на опыт и интуицию. Модель корабля – это все, что имелось в его распоряжении. «Юпитер» был трехпалубным и при этом обладал прекрасными мореходными качествами, а ведь даже сто лет спустя трехпалубные корабли были редкостью. Вот тот же корабль начала XVII века, «Вазу», перестроили с двухпалубного в трехпалубный, и он перевернулся. Представляете, какую пищу для работы ученым самых разных направлений может дать «Юпитер»? – Сорен, как всегда, когда заговаривал о корабле своей мечты, вдохновлялся, невольно повышал голос, начинал жестикулировать. «Токовал», как шутливо характеризовала его состояние супруга Сара.

– Хорошо, хорошо, сдаюсь и готова тут же раскошелиться, присоединившись к числу ваших спонсоров, – подняла руки ведущая. – Вы умеете убеждать, и «Юпитер» действительно поражает воображение даже непосвященных людей. Прекрасный объект поисков для организации, финансирующейся на частные средства. Хотя, возможно, эти деньги могли бы пригодиться в более скромных, но не менее важных областях исследований. Не кажется ли вам, что одержимость «синей птицей» плюс желание удовлетворить наивных жертвователей может вскружить голову даже такому уважаемому исследователю, каким являетесь вы, лишив его возможности трезво оценивать ситуацию?

С этими словами ведущая извлекла из лежавшей перед ней папки газету «Барометр».

– Здесь у меня две статьи из местной эландской газеты, – интригующе проворковала она в камеру. – В первой говорится о находке учеников местной школы. Почти под самым шпилем реставрируемой церкви они якобы обнаружили выбитую на камне стрелу. По некоторым историческим источникам, она указывает на место гибели «Юпитера». А вот это – другая заметка из той же газеты, появившаяся десять дней спустя. Это опровержение предыдущей информации. Стрела – розыгрыш ребятишек, жертвой которого стал наш сегодняшний гость Сорен Морель. Газета приносит ему извинения за то, что невольно стала причиной его бесполезной экспедиции к берегам Эланда.

– Любому специалисту, в какой бы сфере он ни работал, приходится иногда вставать на дорогу, которая заканчивается тупиком, – терпеливо объяснил Сорен, который, хотя и не ожидал такого поворота разговора после своей удачи с подлодкой, в принципе был готов к нему. – Тем не менее я должен подчеркнуть, что не стал бы тратить средства многочисленных друзей нашего фонда, отправившись в дорогостоящую экспедицию лишь ради того, чтобы проверить очередную версию, связанную с «Юпитером». Не хотелось бы, чтобы после разговора в этой студии у аудитории сложилось превратное впечатление, будто здесь сидит седой мальчишка, одержимый одним-единственным кораблем. Вам, вероятно, известно, что мы нашли советскую подводную лодку. Ее обнаружение и являлось приоритетной задачей, которую мы выполнили.

В этот момент сидевший с отсутствующим видом коммендор подал признаки жизни, повернулся к ведущей и откашлялся.

– Еще минутку, Леннарт, – мягко остановила его ведущая и, заглянув в лежащую перед ней шпаргалку, продолжила разговор. – История с этой подлодкой, собственно, является еще одной иллюстрацией моей мысли о том, что научный поиск, рассчитанный на массовое признание и, соответственно, на получение обширного частного финансирования, выходит за допустимые этические рамки. Выбор субмарины в качестве объекта поисков сам по себе вызывает сомнения, учитывая, что этот тип кораблей привлекает в Швеции особенное внимание как СМИ, так и общественности. Не секрет, что наша страна страдает «субмариновой болезнью» из-за многочисленных инцидентов, подводных вторжений в наши территориальные воды. Исследователь, сосредоточивший свои усилия на подводной лодке, напоминает мне врача, который, выйдя в коридор, выискивает среди пациентов знаменитость и принимает ее вне очереди, пренебрегая остальными страждущими. Однако гонка за славой и деньгами, в которой сегодня, к сожалению, участвуют многие ученые, занимающиеся затонувшими кораблями, направляет их на путь сенсационности. Еще вчера было бы достаточно просто подводной лодки. Но их находят и другие. Нужна, что называется, изюминка. И вот газеты печатают – ведущая показала в камеру пару вечерних газет с крупными фотографиями обозначений «С» и «28» – снимки, доказывающие, что наш сегодняшний гость Сорен Морель опять обошел соперников на повороте. Его субмарина – необычная. Ведь в период войны советские подлодки не имели обозначений. Здесь я предоставляю слово нашему эксперту, коммендору Леннарту Линдбладу из штаба ВМС Швеции.

– Берусь утверждать, что в данном случае речь идет о фальсификации, – мягко, в новом стиле «открытости и гуманизма», который в последние годы активно использовало в общении с гражданским обществом военное ведомство, заметил комендор. Он с укоризненной улыбкой, точно добрый учитель на нашалившего ученика, взглянул поверх очков на Сорена Мореля. – Вот у меня здесь копия приказа по ВМС Советского Союза о закрашивании всей внешней маркировки подводных лодок. А вот – иллюстративный материал. Это подлодки советского Балтийского флота на базах в Лиепае и в Кронштадте. Все сделаны в конце 1940 года, как свидетельствуют подписи. Видите, обозначения белой краской на рубках. Вот здесь – две лодки серии «С», средние. На рубках – буква «С» и номер. Здесь – субмарины серии «Щ». На рубках – буквы «Щ» и номера. А эти снимки сделаны осенью 1941 года в Кронштадте и на Неве, в Ленинграде. На рубках – никаких обозначений. Очевидно, на найденной подлодке не могло быть даже выполненных краской надписей. Трудно представить, что кто-то нарушил бы приказ Сталина! Однако в данном случае кое-кто пошел еще дальше, доказывая, что лодка несла обозначения, вырезанные из латуни. Ярко с точки зрения привлечения внимания СМИ, но довольно дилетантски, если подвергнуть находку даже поверхностному историческому анализу.

– Я не стану вступать в дискуссию по поводу сталинского приказа. Я сам читал о распоряжении закрасить все обозначения, – угрюмо заметил Сорен. – Но что есть, то есть. У корпуса лодки я обнаружил латунные знаки. Вероятно, они были приклепаны и отвалились со временем. Я поднял с разрешения кальмарского губернского антиквара цифру «8» и собираюсь в ближайшие дни отправить ее в лабораторию для проведения анализа металла. Возможно, удастся по его составу приблизительно установить, на каком заводе в Советском Союзе и в какой период был отлит этот сплав. Тогда исчезнут подозрения, что я сам выточил их в гараже, чтобы поразить газеты.

– Или что те же ребятишки, которые «поймали» вас на стрелу, якобы указывающую на «Юпитер», разыграли всех еще раз, опустив возле подлодки металлические наживки, – покровительственно рассмеялась ведущая, призывая аудиторию снисходительно отнестись к опростоволосившемуся исследователю.

– Мы проверили, кем работают родители подшутивших над вами школьников. У одного из них, Стефана Холла, отец рыбак. Вы ведь рассказывали в интервью, что в поисках лодки руководствовались указаниями рыбаков, у которых за что-то цеплялся трал в этом квадрате. Может быть, именно отец Стефана подсказал вам, где искать советскую подлодку? Может быть, он и сам сумел определить, какой подводный объект рвет его сети? Глубина там небольшая, а у рыбаков сегодня тоже есть сонары.

Сорен Морель был повержен. Он еще пытался защищаться, но при этом понимал, что доводы оппонентов выглядят куда убедительнее его собственных. Любой, откровенно говоря, поверил бы скорее ведущей и ее советнику в форме, чем человеку, бубнящему, что столкнулся на дне с фактом, который он и сам объяснить не может.

Репутацию мог спасти лишь лабораторный анализ состава металла, из которого была изготовлена «восьмерка», однако когда Сорен вернулся домой, его ждал еще один удар. Сара встретила его у калитки, чего с ней в горячие майские дни садовых работ обычно не случалось (Сорен периодически брюзжал, что весной он чаще видит попу жены, склонившейся над грядкой, чем ее лицо), и, протянув ему две черные таблетки неврола и пластиковый стаканчик с водой, безапелляционным тоном приказала:

– Немедленно выпей.

– Из твоих рук – хоть цикуту, – пробормотал Сорен и послушно проглотил горькую жидкость. – Действительно, сердце что-то зашевелилось. Видела, как меня там полоскали? Ну ничего, я отправлю нашу восьмерку в лабораторию Института сплавов в Германию, и эта бывшая девчонка-тарзанка еще успеет извиниться, прежде чем уйдет в декрет.

– Сорен, – медленно произнесла жена, обняв его за плечи. – Лаборатории – только ты не волнуйся – не будет. Кто-то забрался в гараж и украл знак. Думаю, это произошло, когда я смотрела передачу. Тоби залаял и стал царапать дверь, хотел выскочить наружу, но я его заперла в ванной, чтобы не мешал. Подумала, его опять беспокоят барсуки, устроившие нору под домом.

– Ты сообщила в полицию? – машинально спросил Сорен, все еще отказываясь осознать факт пропажи.

– Конечно. Дежурный сказал, что сейчас вышлют. Я обрадовалась, спросила: неужели наряд с собакой? Он ответил, что не с собакой, а с почтой, и не наряд, а бланк заявления об ограблении. Сказал, что это дело для страховой компании, а не для них. Я и в страховую компанию позвонила, но нам ничего не светит. Собственный риск – полторы тысячи крон, а знак они оценивают по весу металла и его биржевой стоимости.

– Сара, прекрати этот дурацкий отчет! – взмолился Сорен. – Я знаю, когда ты нервничаешь, в тебе пробуждается твоя немецкая пунктуальность, но лучше бы еще раз перемыла тарелки, чтобы успокоиться. Придется снова нырнуть на лодку и взять пробу металла с другого знака. Я не могу позволить, чтобы об меня так просто вытерли ноги на глазах всей Швеции.

Сара, подняв голову, пристально посмотрела в глаза мужу и произнесла тусклым голосом:

– Нырнуть не получится. Ты забыл свой мобильник дома. Звонил твой приятель Лейф Шьостранд из Кальмарского губернского управления, сказал, что принято решение запретить погружения на эту подлодку под предлогом того, что там могут находиться взрывоопасные предметы. Они так торопились, что даже не дождались его возвращения из отпуска. Он сам не понимает, что за вожжа им под хвост попала. На территории губернии полно затонувших судов, в том числе военных, но на них запрет не распространяется.