Родственники

Проснувшись с утра от ощущения на себе приятной тяжести – Ия сидела на мне, в накинутой на голые плечи моей рубашке с погонами, не застегнутой ни на одну пуговицу. Ткань спереди, оттопыренная естественными формами, которые и не собирались за ней прятаться, а выглядывали оканчиваясь маленькими розоватыми бугорками, выгодно обрамляла притягивающую взгляд грудь, я почувствовал верх блаженства, бесконечные восторг и благодарность этой лесной фее просто за то, что она есть! В руках она держала маленький, наверное, серебряный подносик, с двумя малюсенькими чашечками кофе и только прикуренной, взятой у папы, сигаретой:

– Ты что куришь, радость моя?! Даже не смей, хочешь я брошу? Наверное не приятно целоваться с курилкой… – Она замотала головой, разметая светлые локоны по груди и рубашке, давая понять что все устраивает и ничего делать не нужно. Продолжая держать поднос и посылая воздушный поцелуй, чуть шевеля губами, тихо проронила:

– Как с тобой хорошоооооо.

Я уже не мог сдерживаться, взял у нее поднос и держа его в одной руке, поднялся чувствуя даже через простынь теплоту ее лона, обнимая свободной рукой за талию, несколько раз поцеловал, и сам для себя неожиданно спросил:

– Будешь мне женой?… – Блеснув глазами со слезинкой и поелозив на мне, освобождаясь от разделявшей нас ткани, Ия скинула рубашку и нагнулась ко мне…, ее грудь коснулась моей и я ощутил долгий, нежный и глубокий поцелуй, заставивший от наслаждения закрыть глаза и совсем откинуться назад. Почти не отнимая своих губ, она прошептала:

– Я всегда хочу быть с тобой, и мы обязательно повенчаемся. Знаешь, в тебе есть что то, что никогда не отпустит – мы всегда будем вместе и всегда будем счастливы…, пока живы. Мама так сказала, а она никогда не ошибается… – Ее поцелуи, соленые от слез, упавших на губы, прожигали не только тело, но и душу насквозь…, и казалось оставляли ощутимые приятные метки в местах прикосновения, но эти слезы были потоком радости.

Хотелось остановить время, застопорив эти мгновения своей жизнью навсегда. Но навсегда они остались только воспоминаниями, впрочем далеко не единичными и часто повторяющимися… поцелуи, возвращающие силы, поглощающие любые невзгоды, отводящие любые мысли, кроме тех, что дарили восторг…

…Вернувшиеся родители, высыпали провожать меня вместе с ней в прихожую. Мама, обнимая на прощание, пыталась вручить несколько рублей на такси, а отец, крепко пожимая руку, протянул блок «Герцеговина Флор» – роскошные папиросы, не понятно от куда у него взявшиеся, при его предпочтении к фильтрованным крепким, не нашего производства, сигаретам. Я выбрал курево, а у будущей тещи с извинением поцеловал руку, но на деньгах она продолжала настаивать:

– Алексей, Алешенька, ты теперь дорогой для нас человек, и мы…, кстати, уже говорили с твоими родителями – удивительная и очень прозорливая у тебя мама. Пойми правильно, я не жизнь тебе облегчаю, а хочу избавить от некоторых… ну, поезжай пожалуйста на такси… – Удивительно, но тут они все вместе насели на меня с этой просьбой. Я пообещал не только выполнить их желание, но и вернуть деньги, конечно цветами, за что получил с двух сторон одновременный поцелуй и маленькую фразу шепотом:

– Я тебя очень люблю!

…Машины не останавливались, ни с шашечками на крыше, ни частников видно не было, до училища пешком минут 30–40, а если поднапрячься, то и того меньше. Рисковать не хотелось, а времени в обрез. Поблагодарив судьбу за то, что отказался от предложения Ильича проводить меня: «В самом деле не ребенок», – посмотрел еще раз на окна, где кажется увидел личико возлюбленной, помахал рукой, сделал жест сожаления плавно переходящий в обещание позвонить и потопал пешечком, прибавляя ходу, направляясь в сторону набережной, ведущей к казармам у Театральной площади.

После бессонной ночи тело приятно поднывало и напоминало о том, чего в моей жизни еще ни разу не случалось. Я был влюблен, это чувство заполоняло все пространство моего мозга вместе с воображением, чему были подчинены и все имеющиеся в моем расположении органы чувств. Даже не удосужившись проанализировать или хотя бы заподозрить в поведении новых ожидаемых родственников очевидное необычное, какового было масса от этой настойчивости с такси, до звонков моим родственникам – я даже не обратил внимание отмеченную Ниной Ярославной прозорливость моей матери.

Все эти мысли нагрянут одновременно через час с небольшим, после событий, о которых я не только, в отличие от тещи, не мог подозревать, но и не думал, что вообще способен на подобное, хотя кто из нас человеков, может быть в чем-то уверен в отношении себя, не сейчас, когда об этом думаешь и готов, а…

…Минутная стрелка часов подгоняла, ускорявшийся и без того шаг, но нервничать причин не было. Великолепное настроение говорило не о закончившихся выходных, а о скоро вновь грядущих, а еще больше о том, сколько их вообще впереди!

Уверенность в необычности и избранности наших чувств, присущее всем влюбленным, делало меня убежденным избранником судьбы и баловало мою гордость. Молодость напевала гимн счастью и безоблачности предстоящей жизни, пока сквозь эти мелодии не начала пробиваться какая-то сторонняя какофония звуков, которая никоим образом не вписывалась в мою симфонию…

Крики молодой женщины заставили обернуться на другую сторону набережной, чуть назад – странно, когда я проходил мимо, то никого не замети. Да, кажется я вообще шел, ничего не замечая. Зачем-то посмотрел растерянно на часы, в голове промелькнуло: Опоздаю…, да что же я…?!!!

До мостов бежать было одинаково в любую сторону и я рванул по набережной вниз – так легче. На бегу снимая ремень и совсем не отдавая себе отчета в том, что различил троих, с уже полураздетой девушкой. Впрыснутый адреналин даже не давал появиться и тени сомнения в правильности совершаемого, сначала думал: «Убью!». Но подбегая, увидел одного мужчину, удаляющегося на большой скорости, и не снижая своей, перепрыгивая подставленную подножку и наотмашь разгоняя, в сторону посмевшего это сделать, свободный конец ремня на конце с бликующей латунной пряжкой, обо что-то мягко ударившей! Послышалось:

– Сумочка!.. – По всей видимости чей-то хват ослабился и дама смогла дать понять, что ее волнует больше всего. Ушитая по всем щегольским правилам шинель неудобно стягивала, мешала и трещала по швам, понимая, что это усложнит единоборство, за пару метров до беглеца я попытался оторвать хлястик, но он оторвется сам с мясом сукна чуть позже. Грохнувшись своими, пока еще восьмьюдесятью килограммами, на подсеченного громилу и удачно захватив одну из рук, как раз сжимавшую сумочку, притянул ее к себе и упершись по жестче для равновесия, не обращая внимания на суету соперника, повернулся всем корпусом в обратную сторону, относительно анатомическому сгибанию локтевого сустава. Понимание природы раздавшегося звука была неприятным – сломанная рука выпустила сумку, а рот покалеченного издал крик, мощнее и продолжительнее, которого мог быть только призыв слонихи ищущей свое чадо.

Подхватив расстегнувшуюся чужую собственность, я уже несся охваченный первой победой к деморализованным оставшимся противникам, один из которых улепетывал, держась за затылок, видимо именно туда попала бляха от ремня – не будет подличать. Третий шел навстречу, кажется что-то держа в руке. Не добегая несколько шагов я швырнул снизу, без замаха, ему в лицо забранную только что сумку, чего он явно не ожидал, но отворачивая голову все же полоснул чем-то по шинели. Что-то посыпалось уже на сбитого с ног, чертыхающегося, тяжело дышащего, здоровяка – падая, как оказалось, он слегка поранил себе кисть и сломал палец, но похоже не успел этого понять, а попытался ударить калеченой рукой и ведь почти попал, слегка зацепив щеку, но ножа уже не было, а потому сразу получил два удара локтем и успокоился.

Внезапно раздавшийся крик девушки заставил испугаться и отпрыгнуть в сторону, и очень кстати – опустившаяся на мною освободившееся место доска, добила еще мычавшего парня, и уже совсем расстроила пытавшегося ударить ей еще раз, молодого человека. Видимо мой распотрошенный вид и «включенная сирена» завывания обессиленной и упавшей на колени дамы, подсказала ему единственное верное направление движения, чем он и не преминул воспользоваться.

Хозяин сломанной руки, по всей видимости улизнул раньше – хорошо, что я забрал сумочку. Уже подходя к всхлипывающему и трясущему созданию, совсем без юбки и в разодранных колготках, заметил, что меня тоже начинает трясти. А всплывающие в памяти моменты: нож, оказывается распоротая им шинель, в глубину до самого нагрудного кармана, да и дубина, так удачно миновавшая мою голову, просто начали подбрасывать. Адреналин иссяк, зато остались бешенный пульс, подбадриваемый зашкаливающим давлением, или наоборот, и наконец начинающаяся ощущаться бешеная усталость.

Что делать дальше в таких случая я понятия не имел, девушка – воробушек с растрепанными длинными, до «того самого»… волосами, и глазами, больше и ярче светящих в удалении уличных фонарей, похоже тоже была без сил. В накинутой моей шинели, прижавшись и кажется уже начиная осваиваться со своим положением, она щебетала что-то о деньгах из кассы взаимопомощи, о своем молодом человеке, предстоящей свадьбе и еще о чем-то…

…Я уже опоздал куда только можно, и понимая что все произошедшее потребует объяснения и не только в училище, где наверняка на мне, как на опоздавшем из увольнения, уже поставили крест, вместе, как минимум с двумя… нет, с пятью нарядами вне очереди, думал что же предпринять.